Голоса прошлого - Ната Чернышева

    Но инфосфера – через Ванессу!– заинтересовалась возможностью посмотреть на это чудо вражеской биоинженерии, а значит, пойду с а– мдори абаношем я.

    По привычке попыталась провидеть результат. Будущее оставалось аморфно– неопределённым, без характерных черточек смертельной опасности на горизонте. Предстоящее дело не выглядело сложным. Придти, забрать, вернуться...

    Паранорма спала.

***

Вблизи Лес поражал размахом и величием. Макушки деревьев плыли почти под самыми облаками. До пятисот метров, пришло знание из инфосферы. Они могли достигать размеров до пятисот метров в высоту. Этот Лес был ещё юн, и подобные стати ему пока только снились. Но впечатлял всё равно.

    В памяти шевельнулось неприятное ощущение, будто я уже видела вживую, своими глазами, нечто подобное. Видела, – и?.. А что именно 'и', ускользало от понимания.

    Гигантские корни нависали над рекой безупречными арками мостов. По любому из них можно было свободно пройти и даже проехать. За мостом корни выгибались причудливо переплетённой аркой, а за одной из таких арок сиял алым жемчужным светом гигантский, в рост человека, цветок сложной формы.

    Странное узнавание усилилось. Но где и когда я видела такие цветы? В пространстве Земной Федерации подобного не встретишь. Во всяком случае, не там, где довелось бывать мне.

    Цветок пылал, впечатывая в сетчатку глубокий след. Закрой глаза, и образ пропадёт не сразу.

    – 'Наблюдай', – сухо велела Ванесса.

    Жадное любопытство инфосферы фиксировало каждый штрих этого странного места. Я чувствовала, что забуду происходящее очень не скоро. Чувство дышало повелительной ясностью паранормального знания.

    – Аленький цветочек, – нервно хихикнула Алеська, как бывший телепат, она тоже ощущала густую ментальную атмосферу этого места.

    – Что? – недоумённо переспросила Чисвиропи.

    – Сказка такая, – пояснила Патока.

    А Хмельнёва добавила:

    – Детская. Вернёмся, сыграю в лицах. Я помню все партии, у нас на зимний праздник всегда...

    Вот чтоб её. Вернёмся! Нашла время языком шлёпать.

    – Разговорчики на задании, – прошипела я. – Отставить!

    – Есть.

    Семена лежали в небольших корзинках, хитро сплетённых из отростков всё тех же корней, твёрдые продолговатые, в твёрдой морщинистой скорлупе, каждое размером в половину человеческого роста. А– дмори абанош брал их и очень аккуратно укладывал в рядок на платформу. Восемь штук.

    Цветок сиял. А– дмори абанош какое– то время смотрел на него, как... Обычно у ольров лица не выразительнее пня, но то у военных. Гражданские проще, что ли. Человечнее.

    А– дмори абанош смотрел на сияющий цветок как на беременную женщину, ждущую петли.

    Он не мог его спасти. Никак.

    – Зачем вы пришли к нам? – резко спросила Алеська. – Мы вас трогали? Мы о вас вообще ничего не знали! Я здесь выросла, здесь мой город был, мой. Наш. Зачем вы пришли сюда, в космосе места не хватало, что ли? Зачем?!

    Нашла у кого спрашивать, подумалось мне. Мелкий административный чин, что он знать может? Это надо 'друзей' из лиданареома препарировать, вот уж у кого совести ни на грош, атрофировалась за полной ненадобностью... А какие сказки сочиняют на тему, почему они правы отсюда и до угасания Вселенной, а все прочие – липкая грязь под их сапогами!

    Цветок ронял алый свет на тёмную поверхность воды, стоявшей под корнями. Я подняла голову. Громадные стволы уходили вверх, вверх, к узкой полоске синего неба, и где– то там, на неимоверной высоте, распускались гигантскими зонтиками крон.

    Лан– кайшен, так называли свой Лес его обитатели. Лан– кайшен...

    От слов 'ланелейрош', буквально – малый мир, и 'а– коушенеремау', так называлось одно из направлений в искусстве планетарного ландшафтного дизайна. Города, оформленные в таком стиле, назывались 'лан– кайшен'...

    Нахлынуло. Снизошло, как лавина, прокатило и похоронило под собою сложной смесью эмоций и чувств. Удивление, узнавание, признание, вопрос. Кто ты?

    Вспышкой образ из памяти, похороненной глубоко, в далёком, давно утраченном детстве: почти такое же убежище под корнями другого Дерева и почти такой же цветок, только жёлтый, и – огонь, громадное пламя со всех сторон, и оно не может сожрать нас. Не может, хотя изо всех сил старается пробить тоненькую плёночку защиты, под которой давно уже нет разума, только безумный первобытный ужас...

    Ты – видишь, слышишь, узнаёшь?..

    – Вашу ж мать!– выдохнула я потрясённо. – Они разумны!

    Тёплое солнце инфосферы изумлённо пульсировало в глубине сознания. И для телепатов Федерации осознание очевидного оказалось страшным сюрпризом.

    Спину внезапно ожгло внезапным режущим холодом: опасность! Опасность! Я мгновенно выкинула из головы услышанное и принятое, развернулась, оценивая пространство, выискивая угрозу. Алеська! Ох, и ду– ура– а...

    – Хмельнёва, шлем!– заорала я, прыгая к ней.

    И опоздала.

    Нож– тоугем со стилизованной фигуркой застывшего в прыжке гибкого зверя – идеограмма клана Шокквальми!– на рукояти вырос в алеськиной глазнице, Хмельнёва вскинула руки к лицу и начала падать. Медленно, как при покадровом просмотре. Я ощутила, как тает, растворяясь в стылом воздухе тёплый свет её живой ауры, как уходит её персональное будущее в громадный слепящий свет; безнадёжный случай, паранормальная коррекция исключена.

    Из– за необъятного ствола прилетел заряд и влепился в Патоку, у той сразу же просела защита; второй заряд – в неё же, и всё, осталась только минималка жизнеобеспечения. Время сорвалось с цепи и полетело в бездну, бешено наращивая скорость. Я прикрыла Ирэну психокинетическим полем, и третий заряд протёк мимо, выжег в корнях приличную дыру. В два прыжка – расстояние до проклятого стрелка, успевшего сделать ещё один залп, и снова в Патоку... что у него там при себе, сканер?... И аннигилятор, среднего класса как минимум.

    Пацан, мальчишка, не сказать, чтобы солидного возраста, лет четырнадцати по метрике Федерации, может, меньше. Встрёпанный, глаза бешеные. Я пинком выбила у него из рук оружие, сгребла за шкирку. Он орал и брыкался, но ничего со мной поделать не мог. Голыми руками против полной защиты много не навоюешь.

    Некстати вспомнилось пещеры Шестнадцатого Полигона и то, как я там сама недавно едва вот так же не попала. На душе стало ещё гаже.

    Алеська лежала неподвижно. Я слишком хорошо знала эту неподвижность, живые так не лежат. Безнадёжный случай...

    Патока увидела мальчишку, схватилась за оружие:

    – Сучий потрох!