Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем - Фил Найт

В то лето я тренировался изо всех сил. Вошло в привычку каждый вечер после работы пробегать по шесть миль. Вскоре я вновь был в форме, а вес уменьшился до 160 фунтов (72,6 кг. — Прим. пер.). И когда настало время забега — на секундомере был Вуделл, — я получил от Греля тридцать шесть долларов (на следующей неделе моя победа показалась мне еще слаще, поскольку стало известно, что Грель принял участие в соревнованиях для всех желающих и пробежал ту же дистанцию за 4 минуты и 7 секунд). Когда в тот день я возвращался в машине домой, я ощущал невероятную гордость. Продолжай в том же духе, говорил я себе. Не останавливайся.

Где-то ближе к середине года — 15 июня 1970 года — я вытащил из почтового ящика свой «Спортс иллюстрейтед» и получил шок. На обложке было фото Человека штата Орегон. И не просто какого-то Человека штата Орегон, а возможно, величайшего человека всех времен, более великого, чем Грель. Звали его Стив Префонтейн, и на фотографии он взбегал по склону Олимпа, иными словами, горы Бауэрмана.

В статье Пре (как далее сокращенно называет его фамилию Фил Найт. — Прим. пер.) характеризовался как удивительный феномен, рождающийся раз в поколение. Он уже произвел фурор, учась в средней школе, установив национальный рекорд в беге на две мили (8 мин. 41 сек.), а теперь первокурсником в Орегонском университете, пробежав две мили, он победил Герри Линдгрена, которого ранее считали непобедимым. Он опередил его на 27 секунд. Пре показал результат 8 минут 40 секунд, третье лучшее время в тот год в США. Он также пробежал три мили за 13 минут и 12,8 секунды, что в 1970 году было лучшим результатом во всем мире.

Бауэрман сообщил корреспонденту «Спортс иллюстрейтед», что Пре был самым быстрым бегуном на средние дистанции из всех ныне живущих. Никогда еще мне не доводилось слышать столько необузданного энтузиазма от своего флегматичного тренера. В последующие дни в других статьях, которые я вырезал из прессы, Бауэрман звучал еще экспансивнее, называя Пре «лучшим бегуном, которого я когда-либо тренировал». Помощник Бауэрмана, Билл Деллинджер, сказал, что секретным оружием Пре была его уверенность, которая была настолько же необычна, как и вместимость его легких. «Обычно, — сказал Деллинджер, — у наших ребят уходит до двенадцати лет на то, чтобы обрести в себе уверенность, а тут появляется парень, у которого правильное отношение проявляется естественным образом».

Да, подумал я. Уверенность. Вот что требуется человеку больше, чем собственный капитал, больше, чем ликвидность.

Жаль, что у меня ее не хватало. Жаль, что я не мог занять ее у кого-нибудь. Но уверенность — это наличность. Вам надо ее иметь в каком-то количестве, чтобы приобрести больше. И люди не были склонны делиться ею с вами.

Еще одно откровение прозвучало в то лето на страницах другого журнала. Листая «Форчун», я наткнулся на рассказ о своем бывшем боссе на Гавайях. За годы, прошедшие с тех пор, когда я работал на Берни Корнфелда и его компанию «Инвесторс Оверсиз Сервисиз», он стал еще богаче. Он распрощался с паевыми фондами Дрейфуса и занялся продажей акций через свои собственные фонды взаимных инвестиций, продолжая зарабатывать на золотых приисках, недвижимости и на многом другом. Он построил империю, и, как все империи, в конце концов она стала разваливаться. Я был настолько поражен этой новостью, что ошеломленно перевернул страницу и наткнулся на другую статью — довольно сухой анализ недавно возникшей японской экономической мощи. Через двадцать пять лет после Хиросимы, говорилось в статье, Япония возродилась. Третья крупнейшая экономика в мире предпринимала агрессивные шаги, с тем чтобы стать еще мощнее, консолидировать свое положение и расширить свое влияние. Помимо того, что она обгоняла в мышлении и работоспособности другие страны, Япония приняла на вооружение безжалостную торговую политику. Затем в статье было дано краткое описание основного механизма, с помощью которого проводится такая торговая политика, — японские гиперагрессивные сого сёся.

Универсальные торговые компании.

Трудно точно сказать, чем были эти первые японские торговые компании. Иногда они были импортерами, обшаривающими земной шар и приобретающими сырье для компаний, не имевших для этого собственных средств. В иное время они становились экспортерами, представляя те же компании за рубежом. Иногда они становились частными банками, обеспечивающими всевозможные компании кредитами на льготных условиях. А иногда преображались в длань японского правительства.

Всю эту информацию я подшил в папку. На несколько дней. Когда в очередной раз я пошел в «Первый национальный», когда в очередной раз Уоллес заставил меня чувствовать себя никудышкой, выходя из банка, я увидел вывеску «Банк оф Токио». Разумеется, я видел эту вывеску и раньше, сотни раз, но теперь она звучала по-другому. Огромные фрагменты головоломки встали на свои места. Чувствуя легкое головокружение, я сразу перешел дорогу, вошел в «Банк оф Токио» и представился женщине за стойкой. Сказал, что являюсь владельцем обувной компании, которая импортирует кроссовки из Японии, и что я хотел бы переговорить с кем-нибудь о заключении сделки. Будто хозяйка борделя, женщина мгновенно и незаметно провела меня в дальнюю комнату. И оставила меня в ней.

Спустя две минуты в комнату вошел человек. Он тихо сел у стола. И стал ждать. Ждал и я. Он продолжал ждать. Наконец, я заговорил. «У меня компания», — сказал я. «Да?» — переспросил он. «Обувная компания», — пояснил я. «Да?» — спросил он. Я раскрыл портфель. «Вот моя финансовая отчетность. Я в ужасном затруднении. Мне нужен кредит. Я только что прочитал статью в журнале «Форчун» про японские торговые компании, и в этой статье было сказано, что у таких компаний условия выдачи кредита менее жесткие — ну, так вам известны какие-нибудь подобные компании, которым вы могли бы меня представить?»

Человек улыбнулся. Он тоже читал эту статью. Сказал, что так случилось, что японская шестая по величине торговая компания занимает офис как раз над нашими головами, на верхнем этаже этого здания. У всех крупных японских торговых компаний есть офисы в Портленде, сказал он, но эта — «Ниссо Иваи» — единственная в Портленде, у которой есть свой собственный отдел, занимающийся вопросами, связанными с товарооборотом. «Это компания с капиталом в 100 миллиардов долларов», — сказал банкир, округлив глаза. «О Боже», — произнес я. «Прошу вас, подождите», — сказал он. И покинул комнату.

Через несколько минут он вернулся с представителем «Ниссо Иваи». Звали его Кэм Мураками. Мы пожали друг другу руки и обсудили, чисто гипотетически, возможность кредитования компанией «Ниссо Иваи» моих будущих импортных закупок. Я был заинтригован. Он был тоже порядочно заинтригован. Он с ходу предложил мне сделку и протянул руку, но я не мог ее пожать. Прежде мне надо было прояснить все с «Оницукой».

В тот же день я направил телеграмму Китами, спрашивая, не будет ли он возражать, если я одновременно вступлю в деловые отношения с «Ниссо». Прошли дни. Недели. Имея дело с «Оницукой», молчание что-то значило. Отсутствие новостей было плохой новостью, отсутствие новостей было хорошей новостью, но отсутствие новостей всегда было какой-то новостью.