Отдаленные последствия. Том 2 - Александра Маринина

И что у нас получается, господа хорошие? Виктор Вишняков утверждает, что они с Каменской единодушно считают четверых учеников – соавторов Стекловой непричастными. В то же время Анастасия Павловна настоятельно рекомендует заняться именно теми, кто имел доступ к короткому списку, а это как раз и есть те самые Димура, Гиндин, Абросимов и Лазаренко. Ну, еще Очеретин, но на момент убийства Литвиновича у него такое алиби, о котором можно только мечтать. Опять же, если Каменская права в своих подозрениях, следует первым делом выяснить, откуда вообще взялся этот короткий список и кто его составлял. Кто составил – тот и убийца, ясно же.

Ладно, в исполнители эти пятеро не годятся, а в организаторы? Каменская считает, что нет, они ничего не знают об убийствах и не имеют к ним никакого отношения.

Но ведь Каменская может ошибаться. Все могут. Кто-то из пятерых – организатор, идеолог. Или вообще все скопом. Бывшая «наружница» – пособник. И есть еще исполнитель. Но, возможно, «наружница» едина в двух лицах. Как сказал Тоха Сташис, «сами стелим – сами спим».

Или же доступ к спискам имел кто-то еще. Кто? Да та же Инга Гесс, навещавшая Выходцева в последние месяцы перед его кончиной. Но зачем ей все это? Какой смысл в убийствах, в записках? Кто-то из ее близких стал жертвой ДТП, и она теперь мстит всем подряд? А может быть, у нее нет никакого личного интереса, ее просто наняли для исполнения. Мужики – организаторы, инициаторы и идеологи, а женщины исполняют заказы на убийства. Мир перевернулся, господа присяжные!

Фу, какой бред в голову лезет.

Роман сердито закрыл ноутбук и снова отправился к Зарубину.

– Все сходится на массажистке, – сказал он. – Информация Колюбаева и Хомича это подтверждает. Могла иметь доступ к спискам, навыки и физические кондиции соответствуют параметрам. Кузьмич, я вот еще что хотел обсудить…

Зарубин глянул на часы и поморщился.

– Только в двух словах, нас с Пивоваровой и Большаковым наверх вызвали. Очередной заход коллективного изнасилования по блогеру. Да плюс Есаков этот придурочный со своей инициативой… Мало мне головняка, так еще за него теперь отдуваться.

– Ладно, – махнул рукой Дзюба, – я тогда с Антоном пока перетру, чтобы тебя не грузить.

– Рома, – Зарубин помолчал, поскреб пальцами подбородок, – надо заканчивать с этим винегретом.

– С каким? – не понял Дзюба.

– Вот с этим. Я всегда считал, что стрелять надо одновременно во всех направлениях, во все цели, тогда есть хотя бы минимальный шанс, что куда-нибудь попадешь. Но сейчас так не получается.

Роман вспомнил слова следователя Барибана: «Есть у вашего Зарубина такая манера: раскидает личный состав по разным направлениям удить рыбку в мутной воде, а сам на берегу сидит и ждет, смотрит, где клюнет». А ведь и в самом деле… Дзюба не видел в этом ничего плохого, но Барибану такой стиль работы отчего-то не нравился, а теперь вот и сам Кузьмич засомневался.

– Давайте сегодня вечером соберемся и приведем мысли в порядок, – продолжал начальник. – Только мы втроем: я, ты и Тоха. Ты повнимательнее изучи, чего там Пална наваляла, у меня времени нет эту «Войну и мир» читать, я только выводы посмотрел. Соберемся – доложишь. Черт, не могу сосредоточиться на деле, достали уже все с этим блогером, мозги в кашу размолотили. Сейчас еще добавят… Не министерство, блин, а один сплошной блендер для дерьма. Есаков еще этот вылез не по делу, с «гестаповцами» пришлось объясняться. Скорей бы уж нового начальника назначили, пусть он вот это все имеет.

Он покрутил пальцем в воздухе, обозначая то ли лопасти блендера, то ли «вот это все».

Дзюба был согласен с Зарубиным. Хватит уже бегать и тыкаться во все углы подряд. Пора остановиться, сесть и подумать.

К вечеру все оказались в разных местах: Зарубин – на Житной, в министерстве, Ромка на Петровке изучал аналитическую справку, которую составила для них Каменская, а сам Антон встречался со знакомыми сотрудниками полиции, служившими там, где когда-то работал покойный Игорь Выходцев. Пока ничего стоящего не прорисовалось. Те бывшие коллеги Выходцева, с которыми была знакома его жена и к которым она обращалась за помощью в наследственных делах, никак и нигде не озвучивали ни идей Стекловой и компании, ни намерений взять дело справедливости в собственные руки и не проявляли повышенной эмоциональной вовлеченности в проблематику ДТП и их последствий. А навещал больного дома вообще только один из них, да и то всего пару раз.

Ну что ж, эта часть работы выполнена, хоть и без результата. Антон посидел несколько минут в машине, закрыв глаза и составляя план на вечер. Кузьмич предложил собраться, вместе подумать. Вопрос: где? Куда ехать-то?

– Можно ко мне, – неуверенно сказал Сташис. – Правда, у меня там Степка, и Вася сегодня дома.

– И к Ромке нельзя, – ответил Зарубин, – там «однушка» и Дуняша. Ко мне – тоже не вариант, жена с тещей в две дуделки вынесут мозг нафиг и поговорить спокойно не дадут, будут подслушивать и потом всем подружкам разнесут.

– Ну, тогда придется обратно в контору возвращаться. Или в кабак.

– В кабак неохота, там шумно, музыка, люди разговаривают. Если бы днем – еще ничего, а по вечерам шалман. Слушай, давай я Палне звякну, вдруг приютит?

– Неудобно, – засомневался Антон. – Ты и так ее нагрузил, а тут еще мы ввалимся. Она не обязана…

– Кончай стонать, – оборвал его Сергей. – Жди, перезвоню.

Через несколько минут Зарубин сообщил, что Каменская не возражает.

– Ромке скажи, пусть подтягивается. И с тебя бутыль.

– За что? – удивился Сташис.

– За Колюбаева. Я же на него ставил, а ты на Хомича. Ты проиграл.

– Да ладно! – не поверил Антон. – Неужто приходил?

– Ага.

– И на кого лил? На Хомича? Или, может, на кого другого? На меня, например?

– Ни за что не угадаешь, – торжествующе объявил Зарубин. Голос у него был усталый и тусклый, но способность веселиться он еще до конца не утратил. – Дима приходил уверять меня, что Хомич ни за что так не поступил бы, он гарантирует, головой ручается за товарища и очень просит его не подозревать.

– Ни фига себе, – протянул Антон. – Благородненько.

– Да брось, Тоха, ты всегда думаешь о людях лучше, чем они того заслуживают.

– Ну а что тогда?

– Не благородненько, а умненько. Колюбаев недавно перевелся, он новичок, а Хомич – старожил на Юго-Западе, всех знает, во всем разбирается, все информационные ниточки в руках держит. Благорасположение такого человека дорогого стоит. Поддержка, подпитка. Опять же, в долю может взять, если Колюбаев вотрется к нему в доверие.

– Резонно. Но тогда с меня не целая бутылка, а половина.

– Это с чего же?

– Плюс полбутылки – за то, что приходил Колюбаев. А минус полбутылки за то, что он никого не пытался слить, а, наоборот, защищал.