Мышеловка для бабочек - Алексей Мальцев

– Какой еще мовбакер? Зачем мы ему сдались?

– Мовбакер – это Васяткин двойник. Или – архивариус, Данила-мастер, как ты его зовёшь. Он уже завладел письмом, значит, скоро и флэшкой завладеет. Кстати, он очень близко. Его нельзя пускать в квартиру. Шевелись, твою мать! Он уже в подъезде! Он и для тебя опасен, старик, ведь ты нарушил договор, насколько я понял… Не удержал Торичео под контролем, встрял не в своё дело.

Паника в голосе невидимки начала постепенно передаваться Брониславу. Шатаясь от головокружения, он кинулся в прихожую, кое-как повернул в нужном направлении, увидел раскрытую входную дверь и Торичео, который копошился в электросчётчике на площадке. Взгляд парня доктору не понравился.

– Данила рядом, – пожаловался тот, сдувая со лба слипшиеся пряди волос. – У меня голова трещит по швам!

– Живо в квартиру! – рявкнул доктор, наблюдая, как движется лифт с нижних этажей. – Иначе всё хреново…

– Контур обесточен, замкнуло сеть, пробки вылетели. Я пытаюсь жучками из медной проволоки соединить. В принципе, шлемы на мази, контур в схеме. Осталось ток пустить.

Лифт остановился, площадка осветилась голубым светом. Сверху посыпались искры.

– Всё, готово, – Торичео захлопнул панель счётчика, тотчас схватился за голову и закатил глаза: – А-а-а! Двигаться не могу!

Доктор схватил парня в охапку, затащил в прихожую, захлопнул дверь и с трудом задвинул два засова. Потом прильнул к глазку и увидел, как из лифта на площадку выскользнуло что-то серебристо-ослепляющее.

Когда оглянулся, вскрикнул. Торичео был уже в шлеме, глаза парня закрывали круглые дымчатые очки-иллюминаторы, напоминавшие приборы ночного видения. Не узнав своего подопечного, доктор едва не упал в обморок. Его спасло лишь то, что в руках оказался точь-в-точь такой же гермошлем и очки.

– Всё в порядке, альфа-контур крутится, – отрапортовал Торичео. – Луч разложен на составляющие так, как надо!

– А головная боль? – поинтересовался Бронислав, надевая свой гермошлем. – Не беспокоит разве?

– Как рукой сняло, шлем экранирует!

– Ну, что ж вы телитесь там, – донеслось из комнаты, – животноводы!

В первую секунду ничего кроме темноты доктор не увидел. Лишь почувствовал, как руки Торичео ловко защёлкнули крепления на его подбородке. В голове прозвучал уже знакомый голос невидимки: «Там кнопка за правым ухом. Найдите её на ощупь, надо нажать, только ничего не бойтесь. У меня всё под контролем! Пока…»

То, что случилось после нажатия той самой потаённой кнопочки, не укладывалось ни в одно из объяснений, которые могла предложить память несостоявшегося учёного. Замкнулась невидимая цепь, померкло всё, что ещё как-то светилось. Доктор провалился в темноту.

Вот так взял и ушёл с первой встречной, с какой-то журналисткой… Как журнал её называется? «Медвежий угол», кажется.

Странный он, этот Васюта. С одной стороны вроде – ботаник-ботаником до мозга костей, совершенно неприспособленный к практической жизни. С другой – в последние дни каким-то совсем другим Тамаре показался. Всё куда-то спешит, на сторону смотрит. Влюблённость испарилась, словно и не шептал ей ещё неделю назад на ухо разные глупости про любовь на всю оставшуюся жизнь и смерть в один день. И по ночам… такое впечатление, что приелось всё ему. Может, подменили Ваську?

Тамара вышла на крыльцо клиники, подруги теребили её, звали – кто в клуб вечером, кто на боулинг, ей же хотелось лишь одного: вцепиться в волосы этой журналистки и «отколошматить» как следует.

Неужели Васька, этот недотёпа, решил её бросить? Хотя именно он был инициатором, чтобы жить отдельно от родителей. Он настоял, чтобы она пару месяцев назад сделала аборт. Правильно, какие могут быть дети на втором курсе? Сейчас нет-нет, да и промелькнёт в его словах сожаление по поводу её поступка.

Но самое интересное было в том, что и она, Тамара, стала другой. Васюта изменил её. Утром по-другому глядится в зеркало, разглядывает всю себя… без исключения. По-другому стала смотреть на многие вещи, в частности, на отношение с родителями Василия.

– Тамарочка, что ж ты мимо проходишь?

Она вздрогнула от неожиданности. Бомж, сидевший на обрывке коробки, неожиданно взглянул на неё, и она едва устояла на ногах. Взгляд Василия, казалось, пробежал разрядом тока по всему телу. Правда, один глаз был затянут бельмом, и это лишь добавляло жути.

– Васюта, ты? – кое-как прохрипела она мгновенно пересохшим горлом. – Ты же недавно с журналисткой куда-то ушёл. И что с твоим глазом? Тебе кислоты плеснули? Вообще, что всё это значит?

– То и значит, что нас много… Точнее – трое. Один к доктору Юрковскому привязан намертво, Торичео кличут его, другой сейчас чуть было не распилил в цирке перед всем честным народом бабу. Юрковского этого, газетчицу Тростянскую. А я вот здесь сижу, на пропитание себе кое-как наскребаю.

– Ничего не понимаю, – Тамара замотала головой. – Вернее, не хочу ничего слышать. Оставьте меня в покое, прошу вас! Пошли вы все.

С этими словами она поспешила прочь, подальше от жуткой личности в обносках, от зелёного бельма на левом глазу. Почти бегом завернула за угол, кинулась к остановке, запрыгнула в отходящий троллейбус.

Одна остановка, вторая, третья.

Ей не показалось, бомж сказал, что их трое. В это сложно поверить, но чувство, что Васюта в последнее время стал другим, и её не покидало несколько дней. Неужели этот уродец прав?

Тамара выскочила возле кинотеатра «Авангард», поспешила затеряться в толпе, которая минут через пять вынесла её к магазину, перед входом в который она вновь разглядела зеленое бельмо.

– Куда же ты убегаешь от меня, любовь моя? – влетело ей в ухо подобно насекомому. – Я ещё не закончил!

– Какая любовь! Оставьте вы меня в покое! – выдохнула она и развернулась, но в этот момент чуть не потеряла равновесие, и бомж с завидной ловкостью ухватил её за руку.

– Может, я несколько отличаюсь от того Васятки, который тебя пылко целовал и клялся в любви, но все же я – это он. Просто из всех троих мне пришлось испытать больше всего. Выпало на мою долю столько, что никому не пожелаешь. Я, например, помню, как ты царапала мне спину во время… этого самого. Родинка у тебя под правой ягодицей есть. И скрипишь ты зубами во сне иногда.

Тамару передёрнуло: бомж говорил правду. Она поняла, что взять и убежать не сможет, что выслушает попрошайку до конца.

– Девушка, он что, пристаёт к вам? – подошедший верзила, поигрывая грудными мышцами сквозь футболку, словно мячами для регби, запустил свою длань в давно нечёсанную шевелюру нищего. – Только мигните, я его быстренько укорочу на полголовы. У-у-у, бычара!

– Нет, что вы, не нужно… Спасибо, – спохватилась Тамара, будто от самочувствия и здоровья этого растрепы зависела её собственная жизнь. – Это мой старый знакомый, не волнуйтесь.