Пока не пробил час - Ирина Глебова

Входная дверь, так же как и ворота, была еще закрыта. Юлик машинально потянулся к колокольчику, но тут же отдернул руку. Он вдруг испугался: колокольчик звонит громко, звонко, а ведь вокруг – тишина. А ну-ка кто из соседей услышит, запомнит, сопоставит… Нет, такой переполох ни к чему! Лучше тихонько постучать… Но услышат ли стук на втором этаже? Юлик немного подумал и чуть не хлопнул себя по лбу: «Эврика!» Да он постучит прямо в окошко – самый верный способ! Два светящихся окна – это, по-видимому, одна и та же комната. Совсем невысоко: внизу удобный карниз, над ним ажурный балкончик, оттуда до окон рукой подать…

Стоя на карнизе, он дотянулся до нижней части решетки балкона. Подтянулся на сильных руках и улыбнулся, правда, не очень весело, – сколько раз за совсем недолгое время ему пришлось карабкаться в окна вторых этажей, прыгать оттуда, перелезать через стены и заборы! Как будто он и правда романтический авантюрист, искатель приключений! И неизвестно, сколько раз ему еще это предстоит, коль доведется долгое время скрываться, прятаться… Да, воистину человек не знает своей судьбы!

Он уже стоял на балконе. Одно из освещенных окон было совсем рядом – на расстоянии вытянутой руки. Юлик уже протянул руку, чтобы легонько стукнуть в стекло. Но опять остановил себя. Вот уж воистину: обжегшись на молоке, дуешь и на воду! Все происшедшее с ним научило молодого человека осторожности. «Сначала загляну в окошко, это не трудно», – решил он.

Голубая, китайского шелка штора была матово-прозрачной. Юлик сразу увидел исправника и какую-то женщину – по-видимому, его жену. Она сидела на стуле, а Макаров что-то делал, склонившись над ней. У Юлика закружилась голова, холодные иголки мелко-мелко закололи в сердце. «Нет, нет! – испуганно вскрикнул он, мысленно, конечно. – Я просто обознался, эта штора – такая туманная, обманчивая…» Схватившись покрепче, на отлете, левой рукой за перила балкона, он всем телом подался вперед – к тому месту, где две половинки шторы неплотно сходились, оставляя заметную щель.

Женщина была привязана к стулу. Даже отсюда было видно, что веревки стянуты так туго, что она не может пошевелиться. Свободной оставалась лишь голова, но рот казался словно запечатан толстым жгутом материи. Макаров как раз завязывал у нее на затылке концы этого жгута, пропущенного между ее губ, вроде как удила у лошади. Рядом, на столе, – Юлик сразу его заметил, – лежал длинноствольный револьвер с большим барабаном.

Вдруг Макаров заговорил, и Юлик вздрогнул – так показалось ему это неожиданно.

– Ничего не происходит случайно, моя дорогая. Все было предопределено, все вело к тому, чтобы я стал наконец свободным. Я теперь это окончательно понял. Когда убил Любу, очень переживал. Потом, когда ты поставила меня перед необходимостью убить тебя, – тоже мучился. А теперь моя совесть спокойна. Так и должно было случиться, и я скажу тебе, почему! Впрочем, ты и сама знаешь. И ты права… Надя! Теперь она будет моей! Думаешь, она меня не любит? Любит, только сама еще этого не понимает. Ей и сейчас уже нравится, когда я беру ее за руку, нравится обнимать меня… Она восхищается мною! А когда я стану несчастным вдовцом, она станет жалеть меня, утешать. А от жалости до любви – всего один шаг. Я неотлучно буду рядом с ней, ведь мне так нужна будет дружеская поддержка! Наденька и сама не заметит, как жить без меня не сможет. Мы, конечно, выдержим срок траура… Кстати, наша общая любовь к тебе, наши общие воспоминания о тебе тоже станут нас сближать.

Макаров говорил спокойно, деловито и как бы небрежно проверяя крепость веревок. Потом сел на стул напротив связанной жены. Револьвер оказался у него прямо под рукой.

– И все же, Вера, – сказал он, – я бы не стал убивать тебя… Наверное, не стал бы, даже ради Нади… Да мне бы и в голову это не пришло. Но ты сама виновата! Не стоило тебе признаваться… Да, лучше бы ты не говорила, что все знаешь!

Размеренный, почти без интонаций голос Макарова очень хорошо доносился до Юлика. Из-за того ли, что кругом стояла тишина? А может быть, окно было слегка приоткрыто? Юлик об этом не думал, просто слушал в каком-то оцепенении, совершенно забыв о том, что его могут увидеть… Впрочем, он находился с темной стороны окна. Он не все понимал, о чем и о ком говорит Макаров. Но в главном сомнений не оставалось – именно исправник Макаров был убийцей Савичевой, а теперь собирается убить еще и жену!

Женщина сделала движение головой, похоже, пыталась что-то сказать или спросить: глазами, мимикой – насколько позволял жгут. Наверное, Макаров хорошо знал свою жену – он ее понял.

– Не беспокойся за меня, дорогая, – проговорил он насмешливо, словно отвечая ей. – Меня никто не заподозрит. И не потому, что я полицейский, нет, на это я не стал бы надеяться. Я все отлично продумал, оригинально, даже изящно! Я сейчас расскажу тебе, чтобы ты могла гордиться своим мужем!

Наверное, придуманный им план ему самому очень нравился. Потому что он засмеялся самодовольно, встал, возбужденно прошелся по комнате.

– Весь город знает, кто убийца Любочки Савичевой. Я это доказал, суд согласился и осудил его. Никто не сомневается, что ее убил молодой Кокуль-Яснобранский. Так зачем же разочаровывать людей? Сегодня он станет и твоим убийцей! Через… сейчас скажу. – Макаров достал из кармана часы, щелкнул откидной крышкой. – Приблизительно через полтора часа. Этой ночью он сбежит из тюрьмы, проберется сюда и – из мести мне, конечно, – убьет мою беззащитную жену. А чтобы не было и тени сомнений, что убийца Савичевой и твой убийца – один и тот же человек, он задушит тебя так же, как Любочку. Тем же самым, сложным и никому не известным узлом!.. Да, Вера, да, тем самым, о котором ты, на свою беду, догадалась. Наверное, мне не нужно было рассказывать тебе о том, что молодой батыр Мэнгэй научил меня тайному узлу хана Эрдэна – своего отца. Но я рассказал, и это, наверное, тоже было предопределено…

Макаров шагнул в сторону, исчез с поля зрения Юлика. Но тут же появился вновь, держа в руке шелковый пояс.

– Я покажу тебе, Вера, этот узел. Смотри… – Он сделал два неуловимых оборота. – Вот сам узел. Но секрет даже не в нем. Оба конца мы пропускаем вот так, а потом, если держать пальцы в таком положении, эта импровизированная веревка легко скользит – вверх-вниз… А вот теперь я меняю положение пальцев особым образом – и веревка мгновенно затягивается наглухо. Тайна этого узла передается из поколения в поколение в улусе хана Эрдэна, даже в соседних бурятских улусах такого завязать не умеют. Наверное, у них есть свои тайные узлы, но этот – и правда хорош.

Юлик вдруг ощутил, что у него занемела рука. Но он тут же вновь забыл о ней, потому что Макаров опять назвал его имя.

– Кокуль-Яснобранский сейчас как раз старательно перепиливает решетку, готовит побег. А потом, как загипнотизированный кролик, прибежит прямо сюда. Ты, Вера, будешь уже мертва и этого не увидишь. Но я расскажу тебе… Он войдет в дом через незапертую дверь, я окликну его сверху, позову. Как только он войдет сюда, в твою спальню, я сразу выстрелю в него – от двери, два или три раза. Достаточно было бы и одного, ты же знаешь, что стреляю я отменно. Но нужно создать видимость, будто я себя не контролирую. Ведь, неожиданно вернувшись домой, я застаю убийцу у тела убитой им жены! Представляешь, что я должен чувствовать? Горе, гнев, ненависть – все сразу! Конечно же, одного выстрела недостаточно. Я выхватываю пистолет, а он всегда при мне, – и стреляю: раз, два, три… Выстрелы слышат, прибегают люди – это мои свидетели. Видят жертву и мертвого убийцу. Именно мертвого, в этом весь смысл моей задумки! Мертвый не сможет ни оправдаться, ни рассказать, как он бежал из тюрьмы. И расследования проводить не нужно. Зачем? Все и так ясно!