Приманка для моего убийцы - Лорет Энн Уайт

– Этот амбар… полон смешанных воспоминаний. Печальных призраков. Они пробуждают во мне самое плохое.

Коул попытался улыбнуться, но в ярком солнечном свете его лицо под загаром покрыла смертельная бледность, морщины вокруг глаз и рта прорезались глубже. Он явно устал, и это была глубокая душевная усталость, которую порождает горе. В душе Оливии появилось сострадание.

Он прочесал пальцами густые волосы, которые от пота и пыли стояли дыбом. Его лицо приобрело выражение человека, потерпевшего крах. Коул подошел ближе.

Оливия напряглась, в ее груди росло желание убежать, веля ей отступить, развернуться и немедленно уйти, пока не стало слишком поздно. Но это желание смешивалось с другим, более коварным, темным, потаенным физическим желанием, с возбуждением, от которого у нее пересохло во рту. Оливия едва не поддалась порыву поднять руку и погладить Коула по щеке, чтобы успокоить его, утишить его боль.

Она сунула руки в передние карманы джинсов.

– Я знаю о несчастном случае, – негромко сказала Оливия.

– Кто рассказал тебе? Мой отец? – спросил он, глядя на свои руки.

– Адель по большей части. Все в городе знают эту историю. Ты ехал в грузовике с Грейс и Джимми, не справился с управлением на скользком спуске, и машина вылетела на речной лед. Мне говорили, что отказали тормоза.

Коул коротко фыркнул и отвернулся. Когда он снова посмотрел ей в лицо, от боли в его глазах у Оливии перехватило дыхание.

– Тормоза действительно отказали. Но ведь никто не сказал тебе, Оливия, что я был пьян, верно? – Он громко выдохнул. – Только отец и я знали об этом.

Она в шоке посмотрела на него.

– Так вот почему он обвиняет тебя?

Коул сел на камень с подветренной стороны амбара, где было тепло. Слова хлынули потоком.

– Я в то время прятал выпивку в амбаре. Я пил, слушал музыку и возился с тормозами. Я поставил новые колодки, цилиндры, тормозные роторы. С тормозной жидкостью все было в порядке. Как выяснилось, я что-то сделал неправильно. Может быть, если бы я не пил… если бы не был так доволен своей работой и не предложил маме и Джимми прокатить их вдоль реки. Может быть, если бы я был трезвее, я бы заметил, что лед не настолько крепкий…

Коул надолго замолчал.

– Ты сказал отцу, что выпил?

– Он сам заподозрил. Пришел в амбар, нашел бутылки. – Он облизал губы. – Копам он ничего не сказал. К тому времени, когда спасательные службы добрались сюда по снегу, к тому времени, когда они вытащили грузовик, было ясно, что маме и Джимми уже ничем не поможешь… Они в конце концов проверили грузовик и нашли неисправность в тормозах. Поэтому причиной сочли это и плохую дорогу.

– Ты смотрел на фотографию матери и брата?

Коул вытащил снимок и показал ей.

– Я всегда ношу его с собой.

Оливия взяла у него фото. Джимми был маленькой копией мужчин Макдона. Грейс – красавица, как на всех фотографиях, которые видела Оливия. Но это изображение пересекали белые трещины, оно поблекло от времени. Как будто его часто рассматривали. Она подняла глаза на Коула. Этого человека терзали угрызения совести и чувство вины.

– Это было давно, – негромко сказал он, не отпуская ее взгляд. – Очень давно. Но когда я вернулся в Броукен-Бар, вошел в этот старый амбар, я как будто шагнул прямиком в прошлое. Словно все случилось вчера, и я все еще дурак-подросток, который принимает неправильные решения. – Коул потер лоб. – И это заставляет тебя задуматься о том, что все это значит. Какое значение имеет то, что у тебя есть женщина, есть приемный ребенок, твоя собственная семья? Что ты уезжаешь от этого места так далеко, как только можешь, но лишь для того, чтобы вернуться? Что все остальное превращается в ничто? Остаются только старый грузовик в амбаре, ты сам и чувство вины.

Оливия опустилась на нагретый солнцем камень рядом с Коулом.

– Я слышала о твоей семье. Мне жаль.

– Адель и об этом тебе сообщила?

– Твой отец рассказал.

Несколько секунд Коул смотрел ей в глаза.

– Что он сказал?

– Только то, что твои отношения с любимой женщиной и ее сыном разладились после несчастного случая в Судане. И из-за этого ты отправился на Кубу топить в выпивке свои печали.

Он хмыкнул.

– Ага, понятно, откуда это взялось: «Где бы вы ни купались в жалости к самому себе… Вам знакомо только стремление к самолюбованию». Ты сказала мне это по телефону.

У Оливии запылали щеки.

– Моего приемного сына – я так о нем думаю – зовут Тай. – Коул помолчал, потом криво улыбнулся. – Он сын Холли от первого брака. Ему примерно столько же лет, сколько было Джимми, когда он погиб. Иногда жизнь действительно не имеет смысла.

– Я знаю.

Их взгляды встретились. Потом очень медленно, все еще глядя ей в глаза, он взял ее руку в свою. Медленно провел большим пальцем по шраму на запястье. У Оливии все задрожало внутри. Глаза защипало. Но она справилась с желанием вырваться, справилась с чувством стыда.

Они сидели, касаясь друг друга, в робком молчании. Не произносили те слова, которые просились на язык. С громким криком пролетела пустельга.

– Джимми обычно приходил в амбар, – наконец снова заговорил Коул, – садился на тюк соломы или на деревянный ящик, часами смотрел, как я ремонтирую грузовик, и сводил меня с ума своими вопросами.

Грустная улыбка изогнула губы Коула.

– Думаю, мне в глубине души нравилось то, что маленький Джимми действительно хотел чему-то научиться у меня. Я приходил сюда сразу после школы и проводил здесь много времени во время каникул.

Коул замолчал, глядя в амбар, разглядывая тени, чередование света и темноты. Ласточки летали под свесом крыши, и Оливия вдруг поняла, что рыжая кошка сидит рядом с тюком соломы и наблюдает за ними.

Коул был прав. Она тоже чувствовала это. Призраки. Как будто в этом амбаре остановилось время. Как будто его слова и воспоминания отмотали годы назад так, что Оливия видела здесь юного Коула, ремонтировавшего старый грузовик, слышала звяканье инструментов. Рядом сидел маленький Джимми, болтал ногами и задавал вопросы.

Коул еще раз провел большим пальцем по шраму Оливии, и ее сердце забилось чаще. Желание убежать усилилось.

– Раньше мне нравилось разбирать всякие штуки, чтобы посмотреть, смогу ли я собрать их заново, – сказал он.

– Ты до сих пор делаешь это, только с людьми. В своих книгах. Ты разбираешь мотивы, показываешь, что заставляет людей, к примеру, подниматься в горы. Рисковать жизнью. Жить на лезвии бритвы. Ты разбираешь их, чтобы понять, почему они делают что-то экстремальное.

Коул посмотрел на нее.

– Ты действительно читала мои книги?

На этот раз она улыбнулась.