Ничего святого - Александр Зорич

Так мы и дрейфуем от острова к острову, влекомые теплым течением. Сторонимся густонаселенных побережий и торговых караванов, жмемся к рыбачьим областям и разграбленным замкам, где много пищи для хутту – одних утопленников хоть заешься…

Конечно, рано или поздно мои силы истают. И я не смогу больше сдерживать натиск хищного мира на глупую пучеглазую тварь.

Тогда Ливу загарпунят какие-нибудь случайные китобои просто так, для развлечения. А потом ее тело пойдет ко дну, где его сожрут морские рачки и блошки.

Что ж, это справедливо.

Ведь не только шелк волос таких красавиц, как Лива, делается в небесных мастерских из ласкового тепла летних дождей. Но и ласковое тепло летних дождей в свою очередь сотворяемо из текучего шелка волос таких, как Лива, растворившихся в мире без остатка.

Таким видим круговорот красоты в природе мы, ариварэ.

Недавно нас снова занесло течением в окрестности Гнезда Бесстрашных. Заныло во мне вечное мое любопытство.

Оставив Ливу медленно пировать на пляже у трупа синей акулы, выброшенного вчерашним штормом, я окатил обжору брызгами и взмыл в небо. Сквозь густеющие сумерки я устремился на свет замкового окна.

В знакомой гостиной, где прибавилось мебели и основательных роскошеств вроде бронзовых голых женщин, сидели деловитая Зара, раздобревшая Велелена и смертно постаревший папаша Видиг.

Зара жарко жестикулировала – видать, объясняла папаше Видигу нечто злободневное.

Покусывая губу, Велелена штопала кружевное покрывало из Ливиной спальни и время от времени Заре поддакивала.

Слов я не разобрал – весна запаздывала, и окна все еще оставались наглухо законопаченными. Впрочем, готов биться об заклад, что говорили они о скором замужестве Велелены.

На хорошо знакомом мне столике стояли хорошо знакомые пиалы.

В углу дичились сложенные поленницей свитки остроумца Дидо, никому в Сиагри-Нир-Феар без Ливы не нужные. Впрочем, ведь это Гнездо Бесстрашных, а не Гнездо Начитанных…

Обнаружилось в интерьере и кое-что новенькое: в кадке, расписанной каллиграфом Лои, буйно цвело лимонное дерево по имени Глядика.

Цветы его были белы, как кожа Сьёра, а их душный аромат просачивался даже на улицу. Видимо, способность проникать Глядика тоже переняла у него, у Сьёра.

Глядика смотрелось нарядно и молодо, даром что скоро разменяет четвертую сотню лет. Что ж, мое удобрение пошло дереву на пользу!

А может, вдруг подумал я, кое-что святое в Сьёре все же было. Может, перед тем, как испустить дух, он все же вспоминал Ливины ни-на-кого-так-еще-не-смотревшие глаза с белесоватыми ресницами, ее заголенные плечи и раскаивался не для виду, раз такие цветы вызвал к жизни его прах…

Окончить свою мысль я не успел. Рядом грохнула железная ставня – ее сорвал со стального крюка входящий в силу ветер.

Зара и Велелена тревожно обернулись на звук.

Папаша Видиг прокряхтел свою «старостьнерадость» и поплелся выяснять, что это там гремит…

Я глянул вниз – волны все наглее облизывали пляж, где я оставил мою Ливу. Скоро будет шторм. А это значит, нам пора в открытое море.

А вот когда, следуя холмистой лунной дорожкой, мы отойдем от берега, я попробую объяснить Ливе, что такое лимонное дерево.

Севастополь – Харьков

Май—октябрь 2003 г.

Счастливый конец – частый гость в современной фантастике, но довольно редкий – в моих книгах. У моей музы печальный голос. Возможно, поэтому часто можно услышать, что я жесток по отношению к своим героям – немногим из них удается выйти из жизненной схватки целыми и невредимыми. Что ж, и «Песнь о Роланде» оканчивается смертью графа Роланда, а «Фиаско» Станислава Лема – гибелью пилота Пиркса. Но ведь на самом-то деле каждый из нас втайне мечтает о том, чтобы «все закончилось хорошо»?

Однажды я почувствовал, что устал от собственного пессимизма. И написал рассказ «Серый Тюльпан», который, я надеюсь, заставит поверить в чудо даже закоренелых реалистов. На страницах «Серого Тюльпана» читателя встретит взрывоопасное трио действующих лиц – двух девочек-подростков и варвара, больше жизни любящего своего коня, труп которого он ищет (и находит!) на бранном поле. Девочки пришли на зловещее поле, заваленное непогребенными телами, чтобы найти там колдовское растение – Серый Тюльпан, варвара же привела в недоброе место необходимость принести жертву могущественному языческому божеству, ответственному за благополучие боевых скакунов на том свете – в раю зверей. Этой несуразной компании предстоит воочию убедиться в силе Серого Тюльпана и оценить иронию затейницы-судьбы.

На бранном поле, остро пахнущем гноем и кровью, сидел, обхватив руками колени, варвар по имени Фрит.

Его волосы были скрыты под кайнысом – бесформенным головным убором из некрашеного войлока, похожим на шляпку бледной поганки. Да и сам Фрит был бледным и поганым – последнее, конечно, относилось к его моральным качествам.

Мародеры, которых в той местности звали по-простому дергачами, оставили поле еще вчера вечером. Некоторые едва шкандыбали, сгибаясь под тяжестью мешков с добычей. Другие – те, кто был достаточно удачлив, чтобы исповедовать лентяйский принцип двух «д» (драгметаллы плюс дензнаки), – шли налегке и посвистывали. Смекалистые делали из попон волокуши и, нагрузив их доспехами, оружием и златотканым платьем, содранным с благородных гиазиров, впрягались в них вместо лошадей и тащили добро, тяжело пыхтя, к реке. Там хлюпали брюхами вместительные лодки, отходили баркасы с остатками войск: победители вниз по течению, побежденные – вверх.

К ночи равнина совершенно обезлюдела – смельчаков, которые отважились бы провести ночь в Полях, как обычно, не сыскалось.

Потому что в гробу карманов нет.

Потому что жизнь дороже денег.

В общем, лишь воронье, проклятое-помянутое в сотнях сотен баллад и застольных песен – такие песни на свадьбах не поют, только на тризнах, – с опытным видом шарилось над остывающей сечей.

Про то, что творится в Полях первые три ночи после сражения, ветераны рассказывали страшные вещи – не диво, что они первыми драпали с Полей, когда становилось ясно, кто кого. Даже калеки, и те старались поспеть затемно, хоть на своих троих.

Местное население ветеранским рассказам вторило. И хотя всегда находились образованные молодые люди из уважаемых семей, склонные все презирать и подвергать сомнению (особенно же рассказы о призраках, демонах земли и хищном ветре), правду знал каждый: по истечении третьего дня трупы людей и животных, погибших в сражении, куда-то деваются.

Исчезают – и все. Земля их, что ли, жрет?

Первая ночь с ее хмурыми чудесами прошла.

А поутру в Поля явился Фрит. В молодости он и сам пробавлялся дергачеством, так что вид сотен распотрошенных тел не был ему внове. Тем более в отличие от других дергачей он знал, что из ловушки Полей, погруженных в трехдневное призрачное бешенство, все-таки можно выскользнуть. Нужно только быть чистым, не брать чужого и уметь говорить так, чтобы тебя слышали там. И знать лазейки.