Плата за одиночество - Бронислава Вонсович

Мы вышли на улицу, Рудольф сразу достал артефакт и протянул его мне.

— А разве не будет достаточно, если я просто не выйду на работу? А еще лучше — уеду куда-нибудь?

— Не лучше, — ответил он. — Во-первых, ты, вне зависимости от своего отношения к данной ситуации, должна предупредить инору Эберхардт, что ты у нее больше не работаешь. Этого требует простая порядочность. А во-вторых, сама говоришь, что денег нет. И куда ты уедешь?

— Да хоть в общежитие при ткацкой фабрике.

Он нахмурился и недовольно на меня посмотрел.

— Штефани, там тебя найдут сразу же. Не веди себя как ребенок. От проблем не убежишь и под одеялом от них не спрячешься.

— А жаль, — тихо сказала я.

— Чего жаль? Что всю жизнь под одеялом не просидишь?

Он хохотнул и все же надел этот мерзкий кулон мне на шею. Я даже особо сопротивляться не стала, было все равно, что будет со мной дальше. Умри я завтра — никто и не вспомнит через несколько дней. Разве что Регина… Да, Регина. Ей я должна помочь, хоть немного, хоть в самом начале. Но с такой кучей проблем какая от меня может быть помощь? Только один вред. Значит, всю эту ситуацию нужно решить до того, как подруга окажется на улице с приютским тюком в руках, не зная, куда податься, кроме как на эту ткацкую фабрику.

— Я могу что-нибудь сделать, чтобы преступник был найден как можно скорее?

— Правильное отношение. Лучше всего, если бы ты продолжала работать в магазине иноры Эберхардт, — заметил Рудольф. — Как будто ничего не случилось…

— Хорошо, я не буду пока увольняться.

— А ты уверена, что ты сможешь ничем себя не выдать?

— Постараюсь не думать о том, что узнала, — ответила я. — Как нанимательница, инора Эберхардт очень приятная и заботливая дама.

— Как нанимательница? — усмехнулся он. — Не хочешь исследование на родство сделать?

— Да, как нанимательница, — твердо сказала я. — И только.

— Ладно, давай я покажу, как активируется.

Следующие несколько минут я с увлечением включала и выключала первый в жизни артефакт, переданный пусть во временное, но зато в личное пользование. Теперь он не казался мне таким уж отвратительным. Не может же быть плохим то, что должно меня защитить? То, что получено от такого замечательного заботливого инора?

— Тебе бы учителя по магии, — заметил Рудольф.

Все это я и сама прекрасно понимала, вот только…

— У меня нет сейчас ни времени, ни денег, — пояснила я.

— Ничего, как разберемся, время появится. Можно попробовать тебе как пострадавшей что-нибудь из казны выбить.

— Пострадавшей? Нет уж, спасибо, — фыркнула я. — Лучше быть без денег, но целой.

— Мы не допустим, чтобы ты пострадала, — уверенно заявил Рудольф. — Установим за тобой круглосуточное наблюдение. Преступник рано или поздно обозначит свои намерения. Конечно, лучше всего его подтолкнуть к активным действиям. О! Сделаем вид, что встречаемся.

— Нет, мы не будем делать вид, что встречаемся, — резко ответила я.

— Хорошо, давай не будем делать вид, а будем просто встречаться, — легко согласился он. — С моей стороны — никаких возражений.

Похороны Сабины прошли очень скромно. В приюте она никогда не была ни с кем особенно близка, смотрела на всех свысока, мечтала о богатстве и хотела поскорее оттуда уйти и забыть приютское прошлое. Навсегда оставить его за кованой калиткой. За два года, что прошли с момента ее выхода из-под опеки монахинь, подруг так и не завела — не было никого, кого она сочла бы подходящей для этого кандидатурой. Петер говорил, что до иноры Эберхардт она проработала по паре месяцев еще в трех магазинах, но ни с кем так и не сблизилась. Ее главная страсть — деньги — застилала ей глаза на все нормальные человеческие отношения. Поэтому провожали ее в последний путь всего четверо. Петер, которого я уже привыкла называть вдовцом и который на удивление прилично сегодня выглядел, несмотря на легкую небритость и окончательно ввалившиеся щеки. Инора Эберхардт, постоянно прижимавшая к глазам кружевной платок. Впрочем, глаза были красные, а платок постепенно становился все более мокрым. Я. И Рудольф Брайнер, который последние дни усиленно делал вид, что мы встречаемся. Или не делал вид — разобраться в его отношении ко мне было сложно. Где кончался его интерес к расследованию и начинался интерес ко мне, я так и не смогла понять. Я даже не была уверена, что второй интерес вообще присутствовал. Хотя Эдди воспринял его ухаживания всерьез и попытался завести со мной уже не раз имевший место разговор, что нельзя доверять подозрительным типам, которые с ног до головы увешаны магическими цацками, даже если одну из них мне и выделили. Сам факт, что выделили, был воспринят компаньоном моей нанимательницы положительно, а вот то, что выделивший теперь слишком часто возле меня находится, — нет.

— Детка, не верь ему, — увещевал меня Эдди. — Все эти сыскари, они лживые и ненадежные. Чего хочешь пообещают, чтобы дело раскрыть и своего добиться, а как получат желаемое — так сразу в кусты, и нет. Вот я честно сказал, что хочу жениться. Выходи за меня, да и уедем вместе, а?

Говорил он мне подобное часто, иногда по нескольку раз на день. Наверное, надеялся, что от постоянных повторений сердце мое растает и я дам столь желанное ему согласие. Или что постоянными повторениями накрепко вобьет мне свою кандидатуру в голову, не оставив там места для всяких Рудольфов. Меня это лишь забавляло, не больше. В серьезность его чувств я ни на миг не верила.

— Рудольф мне ничего не обещал, — заметила я, полностью игнорируя очередное предложение руки и сердца.

— Бдительность усыпляет, — уверенно сказал Эдди. — Все они такие. Вот возьми, к примеру, его начальника, Шварца этого…

Он замолчал, а я удивленно на него посмотрела. С инором Шварцем мне приходилось встречаться еще несколько раз, и у меня остались самые благоприятные впечатления от него. Он был вежлив, внимателен и совсем не походил на тот образ, что пытался создать в моем воображении Эдди.

— А что не так со Шварцем? — все же уточнила я.

— Со Шварцем? — нарочито замялся Эдди. — Прости, детка, это не моя тайна. Вот если бы ты была моей женой, тогда тайнами делиться можно, сама понимаешь. А так, почти постороннему человеку…

Он с таким выражением уставился на меня, как будто был уверен — прямо сейчас я брошусь уговаривать его, что совсем не посторонняя. Нет, глупостей я наделала много за прошедшее время, но выйти замуж ради удовлетворения пустого любопытства будет чересчур даже для меня. К тому же я была полностью уверена, никаких таких страшных тайн Эдди не знает.

— А инор Шварц сильный маг? — спросила я, чтобы увести разговор со «страшных тайн, доступных только членам семьи».

— Мне-то откуда знать, детка?

— Но как же? — удивилась я. — Если вы умеете видеть ауру человека, то можете сказать, сильный он маг или слабый. По отношению к себе уж точно.