Пожиратели тьмы. Токийский кошмар - Ричард Ллойд Пэрри

– Я надеялась потратить эти деньги на твой свадебный наряд и на пир. Возьми теперь это золото и начни новую жизнь.

– Но как я могу быть в безопасности, если Клавдий знает, что я жива?

Серые глаза Гертруды широко раскрылись от удивления и обиды.

– Даю слово, король не знает, что ты жива, и никогда не узнает об этом из моих уст, – сказала она и умолкла, чтобы придать вес своей клятве. – К сожалению, я не видела его преступлений. Но больше я не стану содействовать его злодеяниям. Я не хочу быть виновной в твоей гибели, Офелия. Возможно, это загладит вину…

Голос ее замер. Какую вину она хотела загладить? Я никогда этого не узнаю.

– Иди, но не говори мне, куда ты направляешься, – сказала королева. – Я должна оставаться в неведении о твоем местонахождении.

Полная облегчения и благодарности, я схватила подол ее юбки, покрытый пылью, зарылась лицом в его складки и заплакала, как ребенок, сожалея, что не доверяла ей. Гертруда встала с табурета и подняла меня на ноги, потом обняла, удивительно крепко. Я глубоко вдохнула аромат розмарина, лаванды и иссопа, который отныне долгие годы будет вызывать в моей памяти ее образ.

– Я поручаю тебя Горацио. Он будет верным другом и позаботится о тебе, – прошептала королева.

Я не пыталась объяснить ей, что уезжаю одна. Мне очень хотелось заговорить, но я находила в себе лишь несколько жалких слов благодарности и любви, поэтому я их не произнесла.

– Мои чувства… лежат слишком глубоко, у меня нет слов, только… да поможет вам Бог, – заикаясь, проговорила я, теперь я оплакивала потерю второй матери.

– Да поможет Бог и тебе тоже, ты могла бы стать мне дочерью, и пусть у тебя вскоре снова появится повод для смеха, – прошептала Гертруда, а ее слезы капали мне на голову.

Затем, держась так же царственно, как и когда она вошла в хижину Мектильды, королева вышла, закрыв за собой дверь и оставив в полутьме свой аромат и шелестящее эхо своей одежды.

Вернувшийся Горацио увидел, что я сижу в оцепенении и взвешиваю в руке кошелек Гертруды. Я рассказала ему о том, что королева поклялась сохранить в тайне мое спасение. Вместе мы сосчитали золото, его количество было не меньше приданого какой-нибудь принцессы. Я бы предпочла материнскую любовь и защиту королевы, но поскольку Гертруда не могла дать мне ни того, ни другого, приходилось удовлетвориться золотом.

– Воистину, она достойная королева, – сказал Горацио с восхищением в голосе.

– Да, – согласилась я, туго завязывая кошелек. – Эта большая сумма облегчит мое путешествие. Теперь я должна торопиться, так как промедление связано с риском быть обнаруженной.

– Все готово, спрятано здесь еще со вчерашнего вечера, – ответил Горацио и вытащил из шкафа и сундука Мектильды несколько узлов. – Хотя меня удивили некоторые ваши указания.

В узлах я нашла молитвенник Гертруды и портрет моей матери, завернутые в плащ отца. Я нащупала амулет Гамлета, его первый подарок, который тогда зашила во внутренний карман. Горацио также забрал некоторые ценные мелочи моего отца. Я собиралась продать их, чтобы оплатить путешествие.

– Благодарю тебя, добрый Горацио. Позволь мне заплатить тебе за хлопоты, – сказала я и потянулась к кошельку, но он остановил меня.

– Это пустяки. В вашей комнате никого не было, а вещи вашего отца никем не охранялись, так как ожидалось, что Лаэрт вернется и возьмет их. Только кобылы вашего брата, которая была привязана неподалеку, могут вскоре хватиться. Я сейчас ею займусь, – сказал он, вежливо поклонился и ушел.

Копаясь в вещах, я нашла то, что мне понадобится в первую очередь – кинжал и зеркало. Положила зеркало на скамью и встала на колени, чтобы солнечный свет, проникающий в маленькое окошко, освещал мою голову. Затем, не колеблясь, отрезала волосы, с сожалением глядя, как длинные, соломенные кудри падают на землю. По крайней мере, кинжал был острый, и легко резал волосы. Вскоре у меня на всей голове волосы были не больше пальца длиной. После этого я сняла с себя платье из дамаска и свернула одежду вместе с остриженными прядями в тугой узел, чтобы Горацио их потом уничтожил. Я оторвала полоску от своего савана и стянула ею грудь, чтобы она стала плоской. Из мешка с одеждой, принесенной Горацио, я вытащила вышитую сорочку, принадлежавшую отцу, и пару поношенных коротких штанов, свободно облегающих бедра и скрывающих их округлость. Надела кожаный камзол и зашнуровала его. Прикрепила чулки и с восхищением надела чудесные башмаки на двойной подошве, хорошо сидящие на ноге. Там еще был короткий плащ из тафты, немного поношенный, и простая шляпа с плоской тульей.

Когда я надела эту шляпу на свои короткие волосы, в хижину снова вошла Мектильда. Она подозвала меня к своему шкафу, и стала своими ловкими пальцами рыться в маленьких ящичках, насыпать порошки в бумажные пакетики и наполнять небольшие бутылочки эссенциями и экстрактами. Я наблюдала за ней, удивляясь, зачем она это делает. Наконец, она заговорила, подводя итог своей работы.

– Чай из ромашки и имбиря от тошноты в желудке. Чай из листьев малины и пустырника для укрепления и тонуса матки. А когда придет время родов…

– Погодите. Откуда вы знаете, что мне все это нужно? – в изумлении спросила я. – Я и сама еще не уверена. – Я расправила штаны на животе, все еще плоском, как у мальчика.

– Есть признаки на теле задолго до того, как вырастет живот. Поверь мне. – Она сложила травы в маленький полотняный мешочек, одну за другой. – Пажитник с листьями, как у клевера, и пижма с «золотой печатью» помогают облегчить родовые схватки. Петрушка и ложная чемерица желтая помогут выходу последа. А фенхель и укроп с ромашкой увеличат количество молока.

Я не сомневалась в мудрости Мектильды, но мне было трудно принять за правду то, о чем я раньше только подозревала. Потом меня вдруг охватил страх.

– Мандрагора… – прошептала я, вспомнив о ее смертоносных свойствах.

– Ты не слишком долго спала. С ребенком все будет в порядке. Ты молодая и сильная. – Знахарка вручила мне мешочек и оставила одну. Удивление, облегчение и отчаяние боролись во мне подобно ингредиентам какого-то странного, внушающего тревогу эликсира.

Я все еще стояла там, прижимая к груди мешочек, когда вернулся Горацио. С растерянным видом, он оглядел маленькую хижину, в которой негде было спрятаться.

– Я знаю, что оставил здесь даму. Что ты с ней сделал, фальшивый Джек?

Горацио так редко шутил, что я рассмеялась от радости.

– Брось, Горацио. Тебя я не провела!

– А, так вы и есть Офелия! – рассмеялся он, притворяясь удивленным. Я наблюдала, как Горацио разглядывает мою остриженную голову и мои ноги в коротких штанах. – Вы во всем похожи на мужчину. Отличная маскировка.

– В действительности я чувствую себя каким-то странным, только что сотворенным существом, – ответила я, меряя хижину широкими шагами и удивляясь, как легко двигаться без нижней юбки, верхней юбки и платья, путающихся в ногах. – Какое счастье быть мужчиной и свободной! – воскликнула я, вскинув голову, которая стала такой легкой без тяжелой копны волос. – Но, увы! Я все равно женщина, каждым дюймом тела! – прибавила я грустно, вспомнив о жизни внутри моего женского тела.