Марш обреченных - Валерий Рощин

Кажется, я слышу, как Борька скрипит зубами, ускоряя неловкие прыжки.

Наконец мы выскакиваем на то, что называется дорогой, и резко поворачиваем на восток.

– Бегите, я сейчас! – задерживаюсь у обочины.

Отцепив от кармашка гранату, кладу ее в приямок, выдергиваю чеку, а спусковой рычаг запала прижимаю сверху плоским увесистым камнем. И пускаюсь догонять товарищей в надежде на то, что кто-нибудь из преследователей заденет ботинком оставленный мной сюрприз.

О появлении на дороге грузинских солдат я догадываюсь по стрельбе за спиной и противно визжащим пулям. Одна из них проходит так близко с моей головой, что шею и щеку обдает тугой волной. Потом сзади раздается взрыв, и беспорядочная стрельба на несколько секунд стихает.

– Ага, сработал капканчик, – радуюсь, помогая Куценко хромать на одну ногу.

– Сколько нам осталось? – спрашивает он.

– Метров двести.

– Чего ж наш бэт навстречу не выезжает?! Не слышат, что ли?..

Услышав взрыв моей гранаты, экипаж транспортера зашевелился – мы слышим шум заработавшего двигателя.

Однако и преследователи не сдаются: рядом снова поют пули, и взметается фонтанами белесая пыль.

Наконец навстречу, оставляя за собой темные клубы выхлопа, выползает БТР-80. Мы почти счастливы – спасены!

Сделав несколько мелких движений, башня замирает. Крупнокалиберный КПВТ клюет стволом вверх-вниз и выплевывает длинную очередь, от оглушительного звука которой у нас закладывает уши.

– Заноси, – хрипит кто-то из моих ребят.

Раненых и больного «пакуют» через боковой люк. Жду, пока вся группа не окажется внутри, и скупо постреливаю из автомата в рассыпавшихся вдоль обочин дороги грузинских вояк.

– Аркадий, быстрее! – зовут из утробы боевой машины.

Поворачиваюсь и бегу к открытому люку…

Выстрел из гранатомета я смог бы распознать на слух с любой разумной дистанции. Однако в ту секунду и сердце норовило выпрыгнуть, и в висках стучало молотком, и стрельба сзади слилась в сплошной грохот. В тот же роковой миг я впервые ощутил острую спицу, насквозь проколовшую левую сторону груди. Но не успел ничего понять, не успел испугаться и схватиться за сердце. Заряд, видимо, выпущенный по бэтээру, долбанул сбоку – в нескольких шагах.

В последнее мгновение сознание выхватывает беспорядочно мелькавшее небо, землю, огромные колеса. Несколько осколков впиваются в тело, и боль в груди, в иное время причинившая бы жуткое страдание, тотчас растворяется и затухает вместе с угасающим сознанием…

* * *

Поездку до Сухуми я конечно же не помню – в это время моя душа находилась в раздумье: остаться в теле или проститься с ним навсегда?..

Я не запомнил дикой тряски на той максимальной скорости, которую мог выжать из бэтээра механик-водитель. Не помню строгого голоса Ильи, требовавшего по радио задержать отход от берега большого десантного корабля. Не отложилась в уснувшей памяти гонка по пустынному городу с бешеной стрельбой из пулеметов при прорыве через территорию порта, уже занимаемую разрозненными подразделениями грузинской армии. Не осталось никакого следа и от отчаянного прыжка нашей бронированной машины с причала в морскую воду; от ее борьбы с волнами; от часового плавания и резвого подъема на борт БДК по опущенной аппарели; от негромкого ликования моих друзей, вопреки всему одержавших еще одну маленькую победу.

Очнулся я в севастопольском госпитале – в чистенькой и белой, как первый осенний снег, палате. Куцый лежал где-то по соседству с забинтованной ногой, но ходить ему пока не разрешали.

Через день ко мне допустили друзей: Илью и Палыча. Им повезло – осколки с пулями не достали. Они же и рассказали о подробностях финала нашей операции, о том, как на корабле нас благодарил спасенный генерал Горчаков, обещая похлопотать о присвоении очередных званий…

К слову, давно подписанный приказ о присвоении «подполковника» мне зачитали прямо в палате. А Супруну и Куценко генерал действительно помог получить майорские погоны.

Потом я часто вспоминал этот день, ставший, пожалуй, самым неудачным в моей военной биографии. Вспоминал погибших молодых ребят и конечно же Юрку Белого…

Азербайджан – Армения

9 августа

– Все – стоп! – опасаясь превысить дистанцию в тысячу метров, командует Илья.

За пределами района – на северо-запад от высотки и всего на сотню метров ниже простирается небольшая долинка. За ней, как раз в километре, взметнулась к небу соседняя высота. На нее-то мы и поднялись.

Я распределяю роли:

– Илья, действуй – нажимай свои кнопки. А вы, граждане, не маячьте столбами – расползайтесь по щелям. Палыч, понаблюдай в оптику за контейнером…

Супрун вынимает из кармана пульт, расправляет усик антенны, поворачивается лицом к соседней вершине и, помедлив секунду, нажимает красную клавишу.

Пару секунд мы ждем, не выдавая волнения.

– Ага, дымок вверх брызнул, – радостно извещает снайпер.

Инженер довольно улыбается:

– Значит, сработало.

Мы завороженно глядим на верхушку горы. Стоящего на камне контейнера с маячком, разумеется, не видим (далековато), но каждый знает: он там – возвышается этаким реперным знаком и ждет своих новых хозяев.

Проходит пять минут, десять, пятнадцать…

На противоположной сопке никакого движения. Странно.

«Неужели подвело чутье, и я ошибся? Неужели окончательно потерял нюх? – Опустив голову, беспокойно тереблю колючий подбородок. – Вот будет смех, если ничего не произойдет. Выходит, перестраховался. Неудобняк перед мужиками. Хорошо хоть об урановых фантазиях не рассказал!..»

– Оп-па! – вдруг изумленно восклицает Матвеев.

– Ни хрена себе! – вторит Борька.

Очнувшись, гляжу на соседнюю гору. Прямо из-за нее со стороны Ирана выскакивают два легких вертолета. На небольшой высоте они проходят над макушкой; один, отвалив в сторону, мостится неподалеку от контейнеров, второй снижается и выписывает круги вокруг возвышенности, осматривая ее склоны.

– Сдается, он кого-то ищет, – шепчет Илья.

Завороженно наблюдая за «вертушкой», невесело усмехаюсь: «Вот теперь все становится на свои места. В ящиках мы перли уран – это и дураку понятно. И останься мы около них – нашинковали бы нас на винегрет! Порвали бы как бумагу. Расстреляли бы из пулеметов и улетели… Ну, Барков! Ну, обмылок гребаный!!»

Тем временем Палыч, не опуская винтовки, докладывает о замеченных деталях:

– «Вертушки» без опознавательных знаков. Старенькие; кажись, американского производства. Из севшей машины выскочили двое; приволокли один контейнер, бегут за вторым… Другой нарезает круги. Спустился ниже и почти завис; медленно смещается вдоль глубокой складки…