Нескромные желания - Тия Дивайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вероятно, миледи пожелает осмотреть окрестности, – предположил он, когда Уоттен вошел доложить, что ленч подан. – Ты ездишь верхом?
Он не ожидал утвердительного ответа. Но движимый какой-то дьявольской силой, задал этот вопрос, чтобы подчеркнуть свое превосходство над ней, как-никак он пэр Англии, а она распутница низкого происхождения. Казалось, он стыдился своих чувств к ней. Хотел увезти ее из дома и овладеть ею.
Или, по крайней мере, убрать ее с глаз Джудит и Филиппы.
– Вы же знаете, что я не езжу верхом, – холодно ответила она, словно прочитав его мысли.
– Жаль, – пробормотал он. – Ну, тогда возьмем коляску с пони. Уоттен, распорядись, пожалуйста.
– Хорошо иметь дворецкого, – пробормотала Франческа. – И как только люди обходятся без него?
– Тебе это, полагаю, известно.
Она встретила его сверкающий взгляд с той же безмятежностью, что и раньше.
– Полагаю, да. – Тетя Ида была противницей столь фривольной демонстрации их положения. Она считала, что можно обойтись кухаркой, домоправительницей, служанкой для верхнего этажа и сезонными работниками. Все остальное делалось по книге миссис Битон.
Алексу вряд ли доводилось слышать нечто подобное; тема была исчерпана, но Алекс так смотрел на Франческу, что ей показалось, будто он пригвоздил ее своим взглядом к месту.
К счастью, Уоттен был расторопен. Проводил Джудит, Филиппу и Маркуса в столовую и одновременно приказал подать коляску, чтобы они больше не столкнулись с Франческой.
И даже не забыл о соломенной шляпе для Франчески, заботливо положив ее на сиденье.
– Без кучера? – пробормотала она, усевшись у низкого бортика коляски.
– Я не безрукий, чтобы не справиться с этой старушкой, – сказал Алекс, похлопывая ладонью запряженную в коляску кобылу. Он устроился рядом с Франческой, заняв почти все узкое сиденье, и дернул вожжи. Коляска неторопливо покатилась вдоль дома, к полям.
Это было роскошное, тщательно ухоженное имение, с сотнями акров земли, которая возделывалась как самим Алексом, так и десятком арендаторов, живших в аккуратных уютных домиках, разбросанных тут и там. Они давно миновали тот пруд, у которого она уже побывала, и сейчас ехали по дороге, ведущей в глубину парка Миэршема.
Парк был поистине сказочный, темный и светлый, грозный и спокойный. Плечо Алекса касалось ее плеча. Они были одни в этом волшебном лесу, а злая ведьма Джудит осталась в замке! Кто знает, что она там наколдовала, какие заклинания набормотала, какие чародеи прячутся за деревьями?
Алекс был кудесником, с его опасным ртом и недоверчивым взглядом. Он хотел одного, верил в другое и пытался соединить эти противоречия в единое целое, чтобы понять ее.
А Франческа была чаровницей, околдованной им.
Чего никак не могла себе позволить.
Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев, хлопаньем крыльев, пением птиц, журчанием воды в ручейках, стуком копыт кобылы.
Алекс был так близко, слишком близко. Ему не нужны слова. Она и так видит все, что окружает ее: богатство, нажитое поколениями, гордость обладания этой землей, привилегиями и рождением.
Он изо всех сил старался преодолеть свое влечение к ней, изгнать ее из своей жизни. На какое-то мгновение ей показалось, что он хочет избавиться от нее здесь, в лесу.
Но Сара будет преследовать его – он это знает. Он остро чувствовал ее близость. Она тщательно скрывала свое любопытство, лицо ее оставалось безмятежным, и он вновь ощутил раздражение от того, что ей нет дела до земли его предков, его семейной гордости.
Но его желание обладать ею не ослабевало. Он добьется своего и отошлет ее прочь.
Алекса раздирали самые противоречивые чувства. В нем боролись два желания: овладеть ею и оставить ее в покое. Он понимал, что она для него опаснее Евы.
Вероломная, хитрая... скользкая, как змея, она впилась в его душу своим ядовитым жалом, отравила его кровь...
Он должен освободиться от нее...
Он судорожно сжал поводья, резко развернул кобылу и направил в ту сторону, откуда они приехали. Быть может, там их ожидает мрак и невыносимая боль?
Черные тучи заволокли небо. Надвигалась гроза.
Если он снова поцелует ее, не сразит ли его молния?
Предзнаменования и предостережения – и Сара была средоточием их.
Франческе тоже было не по себе. Она чувствовала, что Алекс сгорает от желания, сопротивляется ему, жаждет завладеть ее душой.
Борется с ее желанием противостоять ему, защитить себя и сохранить секреты Сары, чего бы ей это не стоило.
И ей придется дорого заплатить, потому что она уже назвала цену, поступилась всеми нравственными принципами, на которых воспитывалась. Путь до падения совсем короткий, скорее она превратится в Сару не только на словах, но и на деле.
Но она уже все для себя решила; главное сейчас – удержать Алекса на расстоянии.
Хотя Сара выбрала бы совсем иное.
Как скоро наступит момент расплаты?
Возможно, скорее, чем они доедут до дома. Пламя чувственности уже полыхало, и укрыться от него ей было некуда.
Она вдруг почувствовала себя в западне – а он еще ни словом, ни жестом не выдал своих намерений.
– Я хочу пройтись, – сказала она, и в тишине ее голос прозвучал как-то вымученно.
– С чего это, Сара? До дома еще добрых две мили. – Она боялась взглянуть на него.
– У меня все тело затекло. Мне нужно размяться. – Ее страшила его близость и собственная беспомощность.
– Это не то, что тебе нужно.
Она вся сжалась. Ну вот, ей снова придется сопротивляться его натиску. Это просто невыносимо. Уж если быть честной, то не это ей нужно.
Но она все еще не знала, хочет ли его.
Он почти слился с ее телом – так близко он сейчас был, так грозен, так разгорячен. Он мог бы взять ее прямо здесь, в этом лесу, и никто не услышал бы ее стонов.
Но этого она тоже не хотела, а все возможности сопротивления уже исчерпаны.
Молчание и презрение – вот ее оружие.
– А что, по-вашему, мне нужно, милорд?
Тут он повернулся, и она поняла, что ей не укрыться от этих горящих глаз и его неутолимой жажды обладать ею. И что он привез ее сюда именно затем, чтобы околдовать, беззастенчиво соблазняя поцелуями.
Он приподнял рукой ее подбородок.
– Вот что, – пробормотал он, скользя пальцами по ее бледной, нежной коже. – Вот что, – он провел пальцами по ее презрительно сжатым губам, – и вот что, – он припал губами к ее губам в нежном поцелуе, и волна удовольствия захлестнула ее.
Всего лишь поцелуй, и она в смятении.