Цена вопроса. Том 1 - Александра Маринина

– Вы просто скажите мне, это хорошая музыка или плохая.

– Друг мой, я не оцениваю музыку в категориях «хорошо» или «плохо», я оцениваю в категориях «годится» или «не годится». Как мелодия для примитивной песенки в жанре дешевого шансона – вполне пойдет. Включи телевизор, там такое на каждом канале. Как ария из оперы – не пойдет, не годится. Как главная тема для сонаты – не годится тем более. Эта музыка – уровень детского сада. Поэтому я повторю свой вопрос: что это?

Я молча забрал тетрадь и ушел. Больше я к дедку не приходил, хотя мне еще было много чему у него поучиться. Но он не понял ни меня, ни мою музыку. Он назвал результат моего творчества примитивной песенкой для дешевого шансона.

Старый дурак, свихнувшийся от одиночества.

Да, моя музыка пока еще не совершенна, в ней нет той великой гармонии, которую я сам почувствовал бы. Но она УЖЕ прекрасна, в этом я не сомневался. И ждал, что дедок, сыграв мою музыку, восхитится и подскажет, где и что нужно чуть-чуть доделать, чтобы прекрасное стало совершенным. А он… Даже играть не стал. И никакого восхищения. И никаких дельных советов.

Дзюба

Роману было неловко: Анне из-за него так и не удалось поспать сегодня. Сначала она работала, потом вроде бы легла, но, судя по тому, что разбила лампу, так и не заснула, а когда заклеила ногу – встала и пошла готовить завтрак.

– Бессмысленно затеваться со сном, – сказала она. – Шесть утра уже. Я, конечно, засну, но потом буду разбитая и никуда не годная. Лучше уж перетерпеть до вечера и лечь пораньше.

– Ну, если удастся, – усмехнулся Дзюба. – Неизвестно, как день сложится. Я-то привычный, давно натренировался по двое суток работать без сна: сутки отбарабанишь в дежурной группе, потом еще до поздней ночи домой не уйдешь. А тебе, наверное, тяжело будет.

– Нормально. Ты свою работу сделал, которую Аркадий поручил?

– Частично, – вздохнул он. – Мозгов не хватает. Для такой работы нужен коллектив человек в пять и времени побольше, хотя бы трое суток. А тут я один, дурак дураком, и сроки поджимают.

При этих словах Анна, стоявшая в длинном, до пола, махровом васильково-синем халате перед открытым холодильником, резко обернулась. И снова на Романа плеснуло недоверием и подозрительностью.

– Слушай, Гудвин, а тебе не бывает стыдно признаваться в том, что ты дурак? Не боишься, что над тобой будут смеяться?

– Так надо мной всю жизнь смеются. Потому что рыжий и потому что вечно лезу куда надо и куда не надо со всякими безумными идеями. Я же тебе рассказывал, что меня называют фантазером и сказочником.

– И как оно тебе? Не обидно?

– Давай по порядку. – Дзюба отодвинул Анну от холодильника и закрыл дверцу. – Признаваться в том, что ты недостаточно умен и чего-то не понимаешь или не можешь сообразить, не стыдно. Никогда и никому. Это если объективно. А если субъективно, то, конечно, масса людей страдает проблемами с самооценкой, и им признавать себя дураками просто невыносимо. Дальше: надо мной всю жизнь смеются, но мне это безразлично. То есть никак меня не задевает.

– Почему?

– Не знаю. Наверное, меня так воспитали. Когда я был совсем маленьким, еще в детский сад ходил, меня никто не трогал. А как пошел в школу, так и началось. Рыжий-рыжий-конопатый-стукнул-дедушку-лопатой и все в таком духе. Я к маме жаловаться побежал, а она сказала: «Если люди рядом с тобой смеются, значит, им весело и у них хорошее настроение. А когда у людей хорошее настроение – это же замечательно!» Не дословно, конечно, но приблизительно так. И как-то мне эти слова в душу запали. Видимо, мама сумела так сформулировать свою мысль, что мне, шестилетнему пацану, она стала понятна и близка. И с тех пор как отрезало! Все ржут – и я вместе со всеми. Или внимания не обращаю. А уж как только надо мной не издевались! И в школе, и на службе… Особенно мой первый наставник надо мной изгалялся, не будь он тем помянут.

Роман вспомнил погибшего Гену Колосенцева, и голос его дрогнул.

– Почему «помянут»? – настороженно уточнила Анна. – Он умер?

– Убит, – коротко ответил он.

– А почему ты сказал «первый наставник»? Был еще и второй?

– Был. И есть. Антон. С Геной я работал в округе, а с Антоном – уже на Петровке, он меня туда и перетянул с «земли». Он совсем другой. Он меня учит, натаскивает, на все мои вопросы отвечает. А вопросы, сама понимаешь, далеко не всегда бывают умными. Иногда такую глупость спрошу – хоть стой, хоть падай. Но у Тохи терпения – море, у него двое детей, так что он хорошо натренировался на любые вопросы отвечать и не раздражаться.

– А у тебя самого дети есть?

– Нету. Я и женат-то еще не был. Мышонок, ты что-то такое говорила насчет завтрака, или мне показалось?

– Да, завтрак… – рассеянно кивнула Анна, снова открывая холодильник. – Творог со сметаной будешь?

– Буду, если с сахарным песком. Или вареньица какого-нибудь добавить, а то кисло. И с хлебом.

– Наш Гудвин любит сладкое?

В ее голосе отчетливо прозвучала ирония.

«Наверное, ей внушили, что мужчина, который любит сладкое, совсем не мужчина. Настоящий мужик должен любить мясо и водку и закусывать ее чесноком или селедкой с луком», – подумал Дзюба.

– Твой Гудвин обожает сладкое. И совершенно не стыдится в этом признаваться, – ответил он. – Потому что в этом нет ровно ничего постыдного. Постыдными могут быть только поступки, совершенные по низменным, некрасивым мотивам. А быть рыжим, глупым или сладкоежкой – не стыдно.

Анна смешала в пластиковой миске творог, сметану и мед, нарезала хлеб, поставила на стол тарелки, положила приборы. Роман быстро смел свою порцию, выпил две чашки крепкого кофе и отправился перечитывать материалы.

Итак, что «дано в условии задачи»? Игорь Вадимович Песков, 1976 года рождения, москвич, привлеченный пару лет назад к работе по программе, пришел к выводу, что правила и принципы этой программы не дают нужного результата и действовать следует по-другому. Его идеи не нашли поддержки среди соратников, более того, были подвергнуты резкой критике. После чего, спустя некоторое время, господин Песков продал дачный участок за очень солидные деньги, уволился с работы, наврал тетке, что едет к другу-леснику, и отправился сначала в сторону Брянска, а далее – неизвестно куда. Случилось это в апреле 2016 года. А в мае, точнее – 17 мая 2016 года, в городе Сереброве обнаружен труп женщины средних лет. И никто не вспомнил, что ровно за год до этого, 17 мая 2015 года, точно в том же самом месте нашли тело двадцатипятилетнего мужчины. Похоже, обнаружение мертвых тел в этом месте никого не удивляло: неподалеку расположен вокзал и железнодорожный узел, на территории обитает огромное количество бомжей и алкашей, среди них и спрятаться может кто угодно – никогда не найдут, и пропасть может любой из них – никто не спохватится. Вторая жертва – женщина средних лет – была как раз из категории постоянных обитателей привокзальной местности, совершенно спившаяся, давно потерявшая человеческий облик. А вот первая жертва, некто Борискин, с бомжами ничего общего не имел, работал менеджером в логистической компании. Более чем приличный молодой человек, хотя в момент убийства и был изрядно нетрезв, но лишь потому, что побывал на дне рождения у приятеля. И первое, и второе убийства остались нераскрытыми.