Цена вопроса. Том 1 - Александра Маринина

Подошло время, когда я должен был, по идее, закончить институт и пойти работать в школу. К этому моменту я уже значительно продвинулся в своих музыкальных занятиях и довольно резво записывал на нотной бумаге рождающиеся в голове мелодии, пока еще простенькие и с примитивным аккомпанементом. Но для меня, никогда не обучавшегося ни в музыкальной школе, ни у частных преподавателей, это был гигантский скачок вперед, к моей мечте, к моей великой цели.

Скрывать тот факт, что я не учусь в институте, мне вполне удавалось, но я боялся, что с работой в школе этот фокус не пройдет. Новому папиному ребенку уже три года, еще немного – и встанет вопрос о том, чтобы отдать девочку именно в ту школу, где я якобы работаю. Конечно, за это время все может измениться, и я создам свою музыку, которая изменит мир, и тогда уже никого не будет волновать, где и кем я работаю, но… Я неплохо знал математику и легко просчитал, что чем больше отец работает, тем больше у него контактов, а это означает, что вероятность спалиться для меня резко возрастает. Правило «пяти рукопожатий» никто не отменил, и если папа работает в трех разных местах, то в условиях нашего города правда обо мне выплывет скорее рано, чем поздно. Я счел, что будет лучше, если я уеду подальше. В другой город. И буду оттуда спокойно врать о своей состоявшейся профессиональной жизни и тщательно оберегать свою великую тайну о миссии, возложенной на меня Прекрасным Оком.

Папина подруга оказалась человеком щедрым. От какой-то одинокой тетки она получила в наследство квартиру и выразила готовность продать ее, чтобы я смог купить себе жилье в том городе, куда я собрался ехать учить детей «математически разумному и математически вечному», хотя вряд ли доброму. Вероятно, она считала себя отчасти виноватой в том, что ребенка выгнали из родительского дома и оставили без отцовской поддержки. Мне смешно было думать о ее наивном заблуждении, но Прекрасное Око и в этот раз помогло мне изобразить искреннюю благодарность и растроганность.

Итак, я уехал. Купил самую маленькую и самую дешевую квартиру, какую только смог найти, стараясь, чтобы цена оказалась существенно меньше суммы, выданной мне папиной подругой. Разница вышла вполне приличной, позволявшей какое-то время вообще не работать даже после покупки самой необходимой мебели и предметов обихода. Но я все-таки нашел работу. Платили мало, но если брать понемногу из оставшихся после покупки жилья денег, то можно протянуть довольно долго.

Старенькое пианино досталось мне вообще бесплатно: владельцы инструмента были счастливы, что кто-то заберет и вывезет из дома ставший ненужным громоздкий предмет, который только занимает место, собирает пыль и не приносит никакой пользы.

Я жил уединенно и почти ни с кем не знакомился, общаясь лишь с теми, с кем приходилось контактировать по работе. Мне никто не был нужен. Только моя музыка, которая постепенно становилась все более выразительной. Но прошло время, и я понял, что одним лишь пианино мне не обойтись, если я хочу получить тот эффект, к которому стремлюсь. В звучании инструментов я разбирался крайне слабо, ведь у меня не было учителей. Пришлось познакомиться с каким-то утлым дедом, которого я заприметил в магазине, где продавались диски. Дед спрашивал записи Рахманинова и какого-то Рождественского. Про Рахманинова я читал, это имя было мне знакомо, а про Рождественского слышал впервые.

– Рождественский – это кто? – довольно бесцеремонно спросил я дедка. – Тоже композитор?

– Это великий дирижер, – строго ответил дедок и недовольно глянул на меня из-под поредевших от старости белесых бровей.

И тут снова у меня рядом с ухом возникло Прекрасное Око и стало подсказывать слова, прочитанные когда-то и тут же вроде бы забытые. Я действительно очень много прочел за эти годы о музыке, композиторах и музыкантах, и в голове, оказывается, отложились целые фразы. Благодаря помощи Ока мне удалось поговорить с дедком так, что он сказал:

– Если хотите, мы можем пойти ко мне домой, я вам на примерах объясню, чем отличаются друг от друга трактовки разных дирижеров.

А мне только этого и нужно было. Уже через полчаса я сидел в уютной квартирке одинокого дедка и слушал его пояснения:

– Вот здесь главную линию ведут скрипки… А вот это же самое место, но у другого дирижера, и здесь больше слышна партия альтов… Вот это флейта… Это рожок… Это медная группа… Слышите, какой акцент трагичности появляется благодаря тому, что слышно медь? А в другом исполнении – вот послушайте – в этом месте ведут струнные, и возникает ощущение тихой печали, а не трагичности…

Мне было трудно, но я кивал и просил включить еще раз, и еще, и еще. Постепенно я начал слышать, пусть не все, о чем говорил дедок, но ведь еще вчера я и этой малости не знал и не понимал.

Ушел я далеко за полночь, попросив разрешения назавтра прийти еще. И вообще приходить до тех пор, пока в голове не наступит ясное понимание и я не научусь даже мысленно слышать, что и как звучит. Дедок был страшно доволен; похоже, я изрядно скрасил его одиночество. Но дома на меня напал страх: ведь Прекрасное Око сказало, что я должен все сделать сам. А я посмел ослушаться и нашел учителя. Что теперь будет? Око перестанет считать меня Избранным и передаст великую миссию другому? Или сурово накажет меня?

Я промучился всю ночь, не сомкнув глаз, но утром получил ответ: если хочешь что-то сделать – сначала научись, а учиться невозможно без учителей. Ведь те люди, которые написали самоучители, тоже могут считаться моими учителями. И те, кто написал бесчисленные прочитанные мною материалы о музыкантах. Значит, учителя допустимы. Недопустимы помощники. Но помощников у меня нет, не было и не будет.

Мне стало легче. Я выпил бутылку сока с бутербродом и заснул, а когда проснулся – отправился к дедку. Тот ждал меня и даже купил печенья и конфет к чаю. Мне стало неловко, и я дал себе слово в следующий раз ни в коем случае не приходить с пустыми руками.

Так прошло около месяца. И я решился показать ему свою музыку. Принес нотную тетрадь с записанной мелодией, которую я считал на тот момент самой своей удачной. У дедка был рояль, небольшой, кабинетный, и я представлял себе, как он поднимет крышку, поставит на пюпитр ноты и начнет играть. Играть МОЮ МУЗЫКУ. Потом, когда закончит, медленно снимет руки с клавиатуры и восхищенно выдохнет: «Удивительно!» Или: «Потрясающе!»

Но вышло совсем не так. Дедок к роялю не пошел, просто открыл тетрадь и пробежал глазами две страницы. Потом поднял на меня спокойный и даже отрешенный взгляд.

– И что это такое?

– Это… – я растерялся. – Я думал, вы сыграете и сами услышите…

– Я и так слышу, мне рояль для этого не нужен, – усмехнулся дедок.

Я еще больше растерялся.

– Как это?

– Любой человек, который занимается музыкой, умеет читать с листа и в уме. Так что это такое?

Он кивнул на тетрадь, которую все еще держал в руках.

– Это я сочинил. Хотел узнать ваше мнение.

– Я понимаю, что это ты сочинил. Но что это? Песня? Романс? Свадебный марш? Или, может, похоронный? Каково предназначение этой мелодии?