Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь - Диана Кирсанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой, здравствуйте, Вера Иванна, простите, я вас не узнала, – мгновенно присмирел голос в трубке. – Ой, Вера Иванна, а Лики нету. Ой, а она разве вам не говорила, что едет в путешествие? Ой, как же так, а? А я поняла, она вас расстраивать просто не хотела…
– Как расстраивать? Почему?
– Ну… Она не одна поехала…
– Не одна? С подругой?
– Да нет…
– С мужчиной?
– Ну, в общем, да… У нее новый ухажер появился… Лика знала, что он вам не понравится. Потому что он намного старше, наверное, он как вы по возрасту… ой, простите, это я не к тому, чтобы вас обидеть… Но она говорила: «Мама замучает меня своими нотациями, а я нотаций не люблю»…
– Лиза! Отвечай мне быстро, прямо и четко: куда и с кем уехала Лика?!
– Вера Ивановна, вот честное слово! Я подробностей совсем не знаю! Она меня с ним даже не познакомила! Вы же знаете, какая она! Говорила, что мужик еще не старый, а главное – очень богатый! И что едут они в путешествие! И еще очень сокрушалась, что у нее загранпаспорта нету, но ничего, говорит, в следующем месяце я его на заграничную поездку раскручу!
– Так они отправились куда-то по России?
– Ну да! Только, кажется, не вместе. Он, ухажер этот, ей билет прислал, в конверте, а по телефону пообещал, что встретит ее в аэропорту. Но не встретил. Мне Лика потом звонила, жаловалась, что ее никто не встретил. Стою, говорит, здесь одна, как дура… и телефон его не отвечает… Только и остается, что на звезды смотреть…
– На звезды?
– Ну да. Крупные, говорит, такие звезды, как виноград в молоке. Я говорю – почему в молоке? А она…
– Подожди. Когда это было?
– Да сегодня, Вера Иванна. Вечером уже. Ну, может, часа полтора и прошло всего-то!
– А дальше?
– Дальше ничего… Она на полуслове как-то вскрикнула, стукнула чем-то и отключилась, ну, я и поняла, что, наверное, увидела она кавалера своего, вот кричит от радости.
– Лиза! Вспомни: что еще было?
– Ничего, Вера Иванна! Правда! Она и не звонила больше! А что? Случилось что-то?
* * *
Цепляясь за стену, я с трудом поднялась на ноги. И снова села. И чуть было опять не потеряла сознание от внезапно накатившего приступа тошноты. В голове дурным хороводом вертелись цветные обрывки воспоминаний, и ни одно из них не останавливалось в мозгу, все они ускользали… Что-то произошло. Здесь. Что-то произошло здесь со мной. Со мной. Со мной, и…
Доченька!!!
Как только я подумала о Лике – я вспомнила! У меня украли ребенка! Все равно что засунули в мешок и унесли от меня в неизвестном направлении, словно дело происходило в плохом гангстерском боевике! Я совсем не знала, где она, с кем она и как мне ее найти! Я даже не знала, жива ли она сейчас!
– Вера!
– Оставьте меня!
– Вера!
– Мне некогда! Я не могу! Надо бежать, надо спасать моего ребенка!!!
Кто-то тряхнул меня за плечи, толкнул – только упав обратно на малиновый диванчик, я поняла, что нахожусь в холле гостиницы «Созвездие», а рядом со мной по-прежнему стоит Ада. Она склонилась надо мной и трясла меня за плечи, как трясут ветку, когда хотят, чтобы с нее упали плоды.
– Вера! Вы меня слышите?! Что случилось?
Она взяла протянутый ей администратором стакан с водой и плеснула мне в лицо. Наверное, именно это и привело меня в чувство: сквозь ватный туман в голове стали проступать более связные мысли. Первой из них была та, что нужно немедленно бежать в милицию! А вторая – что я должна немедленно все рассказать Аде!
* * *
– …вот теперь все понятно, – подвела итог Ада, когда, сидя в кабинете следователя по особо важным делам Алексея Федоровича Бугайца, я рассказала ей и плотному седовласому мужчине, принявшему нас, то, что услышала по телефону.
– Ясно что?
– Ну, Алексей Федорович! Мы с вами всегда недолюбливали друг друга, но это не означает, что я считала вас дураком. Вы сами все прекрасно поняли. Верина дочь, Анжелика, и была той самой «молодой особой», к которой на самом деле ушел муж Людмилы Быковой. Вот почему эта женщина захотела вновь сблизиться со своей бывшей студенческой подругой – матерью разлучницы – и свалить на нее убийства, которые она состряпала вместе с Николаем Бобуа… вот уж не знаю, кем он ей приходится. Отомстить всем одним махом – Владику, мужу, Вере и ее дочери. Судьба первых двух нам уже известна, и она, увы, печальна, а что же до юной Анжелики… вы просто обязаны ее спасти!
– Да, обязан! Я всегда кому-то чем-то обязан! – Это Бугаец сказал вполголоса, покосившись на меня (я сидела с закрытыми глазами, и он вполне мог подумать, что я не слышу жестоких слов, сорвавшихся с языка этого донельзя усталого и издерганного человека). – Можно подумать, прокуратуре больше и дела нет, кроме как искать каких-то легкомысленных ветреных девиц! Тем более что и зацепки-то никакой нет. Ну был билет. Ну звонок. А куда билет, откуда звонок? Сам черт не знает!
– Черт не знает. А я знаю! – отрезала Ада. – И вы будете знать, если перестанете ворчать и чуть-чуть напряжетесь!
– Да? – ехидно спросил он.
– Да! Вспомните – что сказала девочка? Что она видит «крупные, как виноград» звезды, и не просто виноград, а виноград в молоке! В молоке – понимаете?
– Нет! – отрезал Бугаец. – Виноград в молоке – такого ни в одной поваренной книге не сыщешь!
– Алексей Федорович! Крупные, как виноград, звезды в это время года бывают только на юге. А молоко – это, конечно, Млечный Путь. Заметьте, Лика сказала подруге, что видит именно звезды, а не одну какую-нибудь звезду! Сейчас, в середине сентября, на молочно-белом фоне неба отчетливо видно только одно созвездие. Это созвездие Персея. И увидеть его так хорошо можно только с территории Кавказа. Значит, что?
– Думаете, девочку искать нужно на Кавказе? И только по такой слабой зацепке?
– Вы можете называть это слабой зацепкой, но другой у вас все равно нет. Это первое. Второе. Кто, по-вашему, прислал Анжелике билет на Кавказ? Не ее любовник Борис, это ясно. Ведь к тому времени он был уже убит. Кто от имени Бориса пообещал по телефону встретить ее в аэропорту? Не Людмила Быкова, это тоже ясно – ведь голос был мужской. Остается один вариант: все это сделал сообщник Быковой, Николай Бобуа! Не будем забывать, что он родом из Абхазии. Вот отсюда и надо плясать.
Я открыла глаза. И встретилась со взглядом других, стальных серых глаз, смотревших на меня хоть и с немного отстраненным, но сочувствием. Этот следователь, Алексей Бугаец, и Ада – только они двое. Больше никому, ни одному человеку на свете не было дела до меня и до свалившейся на меня страшной, страшной беды.
Но еще раньше, чем я успела додумать эту мысль, седой крепкий следователь протянул мне руку с чистым носовым платком, и я сумела ощутить на щеке теплое его прикосновение. И, рыдая, захлебываясь от слез, хлынувших из моих глаз нескончаемым потоком, собрав остатки сил, готовых вот-вот покинуть меня окончательно, я кинулась к нему, забилась в его объятиях, уткнувшись лицом в колючий пиджак, и стала умолять его: эти сильные крепкие руки, эти внимательные серые глаза, эту широкую грудь, которая заслонила меня, как щит, как невидимая добрая тень: