Марсель Пруст - Галина Субботина

Пруст, который имел в своем владении довольно большой пакет акций «Де Бирс», естественным образом был заинтересован делом и решил использовать его для серии пастишей. Однако ни в одной из его пародий нет полного анализа дела, Пруст каждый раз выбирает лишь какой-то аспект событий, который позволяет проанализировать психологию персонажей, а также показать его владение стилем любимых писателей. Он также смешивает в этих текстах реальность и фантазию, включая в фиктивные описания имена реальных персонажей светской хроники Парижа и своих друзей.

Роберу Дрейфюсу Пруст признавался, что писал пастиши, так как ему «было лень» заниматься настоящей критикой: он заменял критическое исследование практической реализацией принципов, обнаруженных им в стиле нескольких писателей. Подчеркнем здесь желание Пруста уйти от абстрактного теоретического анализа к созданию текстов, имеющих более художественный, фиктивный характер, желание, которое, развиваясь, приведет Пруста к написанию его собственного романа. В 1919 году пастиши (в их число Пруст позже добавит еще несколько новых текстов) будут опубликованы отдельной книгой, в которой будут объединены пародии и наиболее интересные статьи писателя.

Дело Лемуана, планировавшего обогатиться на понижении и повышении курса акций, привлекло Пруста и потому, что сам он все больше и больше увлекался биржевыми спекуляциями. Эта слабость имела своими корнями сложное эмоциональное отношение к деньгам, которое сформировалось у Пруста. После смерти мадам Пруст эта эмоциональная составляющая только усилилась. Он вступил во владение своим наследством в январе 1906 года, когда в клинику Солье специально приехали его брат Робер и нотариус Гранже. Общая сумма того, что ему досталось от отца, матери и двоюродного деда Луи Вейля, составляла почти полтора миллиона франков с годовым доходом около 50 тысяч франков. Таким образом, Пруст стал владельцем очень крупного состояния.

Однако первой его реакцией на большие суммы денег, оказавшиеся в его распоряжении, был страх: он боялся разориться, боялся остаться без средств к существованию. В первые годы после смерти матери он старался придерживаться принципов экономии, к которым его приучила Жанна Пруст. Причем некоторым из них он останется верен всю жизнь: в повседневности его расходы на самого себя были невелики: он не тратил больших сумм ни на украшение своей квартиры, ни на питание, ни на одежду.

В противоречие с этим стремлением к экономии вступали другие желания. Так, например, он не тратил денег на себя, но он не жалел их на самые дорогие подарки своим близким. Неуверенный в себе, он был готов оплачивать любое внимательное отношение, было ли оно выражено слугами, родными или друзьями. В этот эмоциональный коктейль, в котором перемешались страх и желание удержать другого, добавлялась еще надежда на легкое и быстрое обогащение благодаря игре на бирже.

Начиная с 1908 года Пруст в письмах друзьям, например Роберу де Бийи и Луи д’Альбюфера, рассуждает об акциях разнообразных компаний, которые он мечтал купить. Для организации своих операций он обратился за консультациями к Леону Небурже, своему финансовому советнику из банка Ротшильда, в котором хранилась часть его средств. Небурже, желая спасти непрактичного клиента, рекомендовал ему найти надежного человека, который помогал бы ему с ведением счетов и другими финансовыми вопросами, связанными с управлением наследством. Он также предложил Прусту кандидатуру своего племянника Льонеля Озе (1868–1958), который, по его мнению, поможет Прусту сориентироваться в мире финансов.

Пруст был знаком с Льонелем — это его дальний родственник и друг детства. Льонель уже сделал себе имя в банковском деле: он работал в Гамбурге и Лондоне, в Барселоне и Санкт-Петербурге, а в момент обращения к нему Пруста являлся представителем солиднейшего банка «Варбург». Льонелю на тот момент было около сорока лет, он серьезный и честный советник. За все время его управления делами Пруста им будут даваться исключительно разумные советы, которым, однако, Пруст не всегда будет следовать. На многочисленные послания Марселя, в которых он предлагал все новые и новые рискованные операции, Льонель всегда будет отвечать спокойно и обстоятельно, каждый раз пытаясь урезонить своего клиента, который покупал свои акции только тогда, когда они стоили дорого, а продавал, когда они падали в цене.

Пруст не только не всегда будет следовать советам Льонеля, но также будет скрывать от него часть своих доходов и часть своих трат. Он будет играть на бирже, теряя при этом крупные суммы денег, используя, например, помощь одного из своих секретарей — Альбера Намьяса. В результате к 1915 году его капитал уменьшится на треть. Такое поведение, естественно, будет вызывать конфликты с его финансовым советником, и в конце концов в 1919 году Льонель оставит своего клиента.

Во второй раз Пруст приехал в Кабур 18 июля 1908 года. Он, как всегда, был недоволен публикой в «Гранд-отеле», которая, как он утверждал, состояла из нескольких богатых, но вульгарных буржуа и самодовольной провинциальной знати. Однако среди незнатных отдыхающих Кабура он сблизился с молодым человеком, которому не было еще двадцати лет и который быстро стал его другом. Молодого человека звали Марсель Плантевинь, он был сыном состоятельного торговца галстуками. Пруст мельком встречался с ним еще в 1907 году, а в 1908-м их представила друг другу в кабурском казино виконтесса д’Альтон. Плантевинь был очарован манерой Пруста вести беседу, его умением с необыкновенной психологической тонкостью анализировать парижскую светскую хронику. Молодого человека также интриговали и другие странности Пруста, например его необыкновенная щепетильность в отношениях с персоналом отеля. Так, например, писатель просил Плантевиня помочь ему разобраться в том, как строятся взаимоотношения в иерархии служителей. Если, скажем, кто-то хочет зарезервировать столик в ресторане, то к какому из двух метрдотелей он должен обратиться: к первому, который выше рангом, или ко второму, который лучше знает зал ресторана? И если лучше обратиться ко второму, то не будет ли первый обижен невниманием клиента? Получив от Плантевиня необходимую информацию, Пруст отправил его с деликатным поручением: попросить второго метрдотеля зарезервировать столик, который был бы наиболее удобен для страдавшего астмой писателя, но так, чтобы никто Плантевиня не видел, и особенно чтобы первый метрдотель не догадался о том, какие интриги плетутся за его спиной. Об этих небольших поручениях, а также о своих занимательных разговорах с Прустом Марсель Плантевинь расскажет в своей книге воспоминаний, которая, кстати, показала, что молодой человек не был лишен психологической тонкости и литературных способностей.

Этот литературный дар Плантевиня проявился, например, в том, что именно ему принадлежала честь изобретения названия «Под сенью девушек в цвету» для второй части эпопеи Пруста. О том, как это произошло, Плантевинь рассказал в своих мемуарах и многочисленных интервью, данных по поводу их публикации. Все началось с того, что Пруст из разговора с несколькими обитателями Кабура узнал, что Марсель Плантевинь всегда был окружен целой стайкой молодых девушек, которые любили проводить с ним время. Пруст, заинтересованный этой особенностью, обратился к Плантевиню. Он попросил объяснить, почему Марсель любил проводить время с совсем юными девушками. Плантевинь признался, что в таком окружении он чувствует себя под защитой. «Под защитой, или под сенью, — продолжал он, — и поскольку речь идет о лете, можно сказать, что я нахожусь под сенью девушек в цвету». Пруст сейчас же уловил красоту метафоры, родившейся так спонтанно. «Марсель, но вы придумали прекрасное название романа! — воскликнул он. — Подарите ли вы мне его? Могу ли я его использовать, если однажды мне придет в голову идея написать о юных девушках из Кабура?» Польщенный Плантевинь, естественно, согласился. Впоследствии это название было одобрено Леоном Доде, с которым Пруст обсуждал вторую часть «Поисков утраченного времени».