Екаб Петерс - Валентин Августович Штейнберг

т. е. очень плохие, — а в смысле минимума простоя и проволочек, с военной аккуратностью, хаос, разгильдяйство, позор сплошной. К счастью, я, будучи инкогнито в дрезине, мог слышать и слышал откровенные, правдивые (а не казенно-сладенькие и лживые) рассказы служащих, а из этих рассказов видел, что это не случай, а вся организация такая же неслыханно позорная, развал и безрукость полнейшие.

…Могу себе представить, что же делается вообще в НКПС! Развал, должно быть, там невероятный».

Ленин дал понять Петерсу, что в данный момент речь идет не о знакомой и печальной картине «советских порядков» и не об ослаблении борьбы с ними, а о том, что создание ГПУ отражает необходимость нового взгляда на вещи. В прежних, военных условиях боевыми организациями являлись главным образом Наркомвоен и ВЧК. Теперь, Ленин полагает, вперед надо выдвинуть Наркомюст, то есть повседневную, самоотверженную работу по соблюдению социалистической законности и защите прав трудящихся, а не карательную деятельность против контрреволюции, хотя и о ней забывать нельзя, несмотря на то что она потерпела поражение в открытом военном столкновении.

«Со взяткой и пр. и т. п. Государственное политическое управление может и должно бороться и карать расстрелом по суду. ГПУ должно войти в соглашение с Наркомюстом, и через Политбюро провести соответствующую директиву и Наркомюсту и всем органам.

1 марта 1922 г. С ком. приветом Ленин».

Ленинская логика и ход мысли рассеяли сомнения Петерса. С еще большей энергией он взялся за работу в новой организации в Москве, став членом коллегии и начальником Восточного отдела ГПУ. А когда в декабре 1922 года отмечалось пятилетие ВЧК — ГПУ и войска ГПУ вышли на Красную площадь показать свою выучку и дисциплину, то Петерс, принимавший с Дзержинским, Уншлихтом, Коном, Енукидзе парад, искренне выражал свою гордость за прошлое и настоящее корпуса рыцарей революции.

По этому поводу Петерс написал статью, где говорилось: «Отмечая пятилетие ВЧК и подводя итоги результатам его работы, мы тем самым отмечаем целую эпоху Советской власти в борьбе за ее существование — эпоху, когда изолированная со всех сторон от внешнего мира, в обстановке блокады и интервенции международной контрреволюции, в обстановке лихорадочной работы агентов контрреволюции Советская власть вела борьбу не на жизнь, а на смерть». И еще одна отчетливо прозвучавшая нота: «История никогда бы не простила русскому рабочему… нам пришлось бы краснеть перед историей, если бы мы в тяжелый момент борьбы недостаточно оценили силы врага и не били бы его так, чтобы победить».

Перейдя к задачам ГПУ сегодняшнего дня, Петерс сделал важный вывод: «Несмотря на всю мирную обстановку, задачи перед ГПУ стоят колоссальные. Учесть психологию врага сейчас гораздо труднее, и борьба сложнее, чем тогда, когда мы на удар отвечали ударом». Он особо выделил мысль, что сила чекистов — в служении народу и его поддержке, что надо сделать все, «чтобы ГПУ пользовалось той же поддержкой трудящихся, как и ВЧК».

Да, разгадать психологию врага стало труднее. Вместо лобовой атаки враги перешли к попыткам взорвать Советскую власть изнутри, направить ее на путь «мирного разложения».

…Долго готовится Сидней Рейли к новой операции в большевизировавшейся России, веря, что он все в ней перевернет, изменит. Только бы вползти в нее, закрепиться там. Он сказал на заре Советской власти, что «совдеповцам понадобится минимум пять лет, чтобы освоить азбуку тайной войны». И хотя не любил вспоминать, что через пять месяцев после произнесенных им слов ему пришлось бежать от настойчивых парней ВЧК, но понимал, что чекисты — опасный и достойный противник.

Однако выводы из всего, похоже, делал нереалистичные. Впитывал как губка все, что узнавал от мастеров тайной смертельной игры, из опыта непрекращающейся борьбы против Советской Республики. Был приближен к Черчиллю, никогда не скрывавшего ненависти к Советам. Оказывал услуги разведке Деникина. Вечерами в Лондоне Рейли предавался чтению биографии Наполеона. Собирал все, что мог, узнать о ГПУ. Наконец принял решение — пора перенести поле боя на территорию врага, тайком пробраться в «Совдепию».

Энергично помогают Рейли скрытые единомышленники в России (только после тонкой проверки он доверится им). Они отыскали щели на границе, обезопасили Рейли при переходе в СССР. Граница позади, и Рейли уже открыто, как простой «совдеповец», едет в глубь России. «Возродится она, Россия, потому что все лучшее стремится к этому», — думает он и с внутренним пафосом причисляет к «лучшим» и себя!

Наконец он прибывает на явку. Все происходит продуманно, как и обговорено еще на Западе. Он входит в малоприметный дом, обменивается паролями, заходит в комнату, где его ждут. Еще раз обмен паролями. Его приветствуют двое. Он их рассматривает — цепко, словно просвечивает невидимыми лучами.

— Что вы так смотрите на нас? — говорит один.

— Нет, я ничего… — спокойно произносит Рейли.

Рейли все же удивлен, очень удивлен, и оттого мысли в голове понеслись нервными молниями. Как-то смущенно оглядывается — кто же эти двое? Он вроде бы их и знает! Неужели? Нет, не может быть! Но (о ужас!) это так! Внутренне холодея, он понимает — это конец!

Эти двое были Ф. Дзержинский и Е. Петерс… А те, что прибыли с Рейли с самой границы («единомышленники»), — разведчики ОГПУ.

Рейли потом пускает в ход свое последнее оружие (вдруг сработает!) — предлагает ОГПУ обменять свою жизнь на секреты Интеллидженс Сервис. Но иллюзии рушатся. Суд еще в 1918 году приговорил его, «мастера тайной войны», к расстрелу. Чекисты положили враждебной СССР деятельности Рейли (он же Константин, Массино, Бергман, «сэр Рейз») суровый, но закономерный конец.

…В какой-то чудесный день приехала малышка Мэй. Представилась, как это в обычаях Англии, мисс Мэй, но ее сразу же стали называть Маечка. Она запрыгала и захлопала в ладоши: так понравилось ей новое имя да и то, что у нее отныне будет два имени, как у девочек из семей в Альбионе… Малышка Мэй впервые увидела и своего братика. Игорек по малолетству своему только лепетал, приводя в восторг сестричку. Маечка была хорошая заводила, и детям московского двора, новым ее друзьям, очень нравился Маечкин акцент. Потом мисс Мэй уехала, чтобы позже снова навестить Москву, отца.

К детям у Петерса были какие-то особо теплые чувства. Может быть, от того, что и по службе они стали частью его дела, его сердца. ГПУ продолжало начатую ВЧК беспрецедентную — иного слова не найти — эпопею по борьбе с беспризорностью. Спасены были миллионы несчастных, голодных, оборванных детей, которыми кишели города, порты, железнодорожные станции, особенно на благодатном юге. Их извлекали из котельных, брошенных вагонов, подвалов, чердаков, находили в открытых полях