Женское лицо разведки - Виталий Павлов

В конце 1992 года, не дожив до восьмидесяти лет двух недель, скончалась Леонтина Коэн. Моррис Коэн скончался 23 июля 1995 года.

Указом президента от 15 июня 1996 года Леонтина Коэн была посмертно удостоена высокого звания Героя России за выдающийся вклад в обеспечение безопасности нашей страны. Одновременно звания Героев России были присвоены еще четырем разведчикам, в том числе работавшему с «Лесли» в США полковнику Анатолию Антоновичу Яцкову.

Моррису Коэну посмертно тоже было присвоено звание Героя России. Оба ранее были награждены орденами Красного Знамени и Дружбы народов.

Хорошо зная супругов Коэн, особенно близко узнав Леонтину, я глубоко сожалел, что полные официальные признания их вклада в защиту нашего Отечества и, главное, в дело предотвращения авантюристических планов американских милитаристов в развязывании ядерной войны пришли к ним уже после смерти.

Леонтина Тереза Коэн остается в моей памяти как одна из самых мужественных разведчиц, с которыми меня сводила полувековая служба. Горжусь тем, что имел непосредственное отношение к последнему десятилетнему периоду ее активной разведывательной работы.

Имя Леонтины Терезы Коэн внесено в Золотой фонд истории внешней разведки.

Наташа, завербовавшая немецкого офицера

В заключение этой главы, мне хочется рассказать об удивительном случае, когда совсем юная и малоопытная разведчица победила опытного немецкого офицера.

Узнал я эту историю, когда только-только поступил на работу в нелегальную службу внешней разведки в 1949 году.

В конце сороковых годов я стал заниматься подготовкой и «выводом», то есть переброской, в Западную Германию агента-нелегала Барда.

Агент-нелегал по терминологии, принятой во внешней разведке, это, как правило, агент из числа иностранцев, хорошо показавший себя на выполнении конкретных разведывательных заданий и отвечающий по своим личным и деловым качествам высоким требованиям нелегальной разведки.

«Бард» — немец, выходец из аристократической прусской семьи, все мужчины которой, включая и его самого, являлись потомственными военными.

Поэтому, когда я впервые встретился с «Бардом», был крайне удивлен услышанной совершенно правильной русской речью. Без малейших следов немецкого акцента! Из досье на «Барда» я знал, что он говорит по-русски, но никак не ожидал, что он не только знает русский язык, но и говорит на нем, как потомственный русский интеллигент.

Я решил подробнее узнать его биографию, тем более что меня заинтересовало, каким образом он оказался у нас почти в самом начале Великой Отечественной войны. Об этом в его досье были лишь скупые ссылки на «спасенную им русскую радистку». То, что я узнал от самого «Барда», было поразительным.

В начале войны студентка третьего курса литературного факультета МГУ Наташа, увлекавшаяся в школьные годы радиолюбительством, вступила добровольцем в ряды Красной Армии и была направлена на краткосрочные курсы радистов для партизанских отрядов. Такие отряды создавались нашим командованием в тылу немцев, на оккупированной ими территории нашей страны.

Успешно окончив курсы и пройдя подготовку по прыжкам с парашютом, она была заброшена за линию фронта. Но ее дебют в качестве радистки сложился крайне неудачно. Она почти сразу же, еще не добравшись к партизанам, была схвачена немцами.

В тот же временной период «Бард» был призван из запаса в действующую немецкую армию и определен как владеющий русским языком в специальный отряд переводчиком для допросов военнопленных красноармейцев.

Так пути захваченной немцами радистки Наташи и немецкого офицера «Барда» пересеклись на первом же допросе Наташи.

Можно только предполагать, что чувствовала Наташа, ожидая допроса и зная, как жестоко немцы обращались даже с обычными красноармейцами, не говоря уже о партизанах и тем более русских радистках. Будучи волевой девушкой, она подготовилась к самому худшему и намеревалась только молчать. Первый допрос подготовил обеим сторонам неожиданные сюрпризы.

«Бард», увидев приведенную к нему Наташу, поразился ее собранностью и решительным выражением лица. Было что-то знакомое в ее облике, что-то неуловимое, о чем-то ему смутно напоминающее. Когда он заговорил, задавая формальные вопросы, Наташа с удивлением стала более внимательно слушать его русскую речь. Она даже осмелилась спросить, как это ему, русскому, удалось стать немецким офицером?

С этого ее невольного вопроса и установилось доброжелательное отношение «Барда» к захваченной радистке. Дальше допрос вылился в фактически дружескую беседу о России, русском языке и литературе. Наташа с еще большим удивлением обнаружила в «Барде» знатока нашей культуры, а она сама произвела на «Барда» необъяснимое пока для него впечатление близко знакомого человека.

На такой неожиданно благоприятной для Наташи ситуации «Бард» прервал, как он говорил мне, в каком-то внутреннем смятении первый допрос.

Размышляя и анализируя свои впечатления от Наташи и вызванные ею чувства, он вдруг с полной ясностью вспомнил свое прошлое.

Он рос в имении бабушки, которая до Октябрьской революции долгое время проживала в Петербурге, откуда в 1917 году вернулась в Пруссию. Там в районе Кенигсберга у нее было имение. Бабушка была большим знатоком русской литературы и с ранних детских лет привила «Барду» любовь ко всему русскому. Позже с ним занимался бывший профессор русской словесности из эмигрантов, отшлифовывая его русскую речь. Вот почему он так хорошо говорил по-русски. Когда «Бард» в своих воспоминаниях дошел до этого профессора, он вдруг понял, кого напоминала ему Наташа.

У профессора была дочь, которой в тот период было 19 лет. Увидев ее в первый раз, «Бард» влюбился в нее! Но… знакомство сразу же прервалось как с самим профессором, так и с его дочерью. Это случилось в 1936 году. Профессор был женат на еврейке и случились какие-то неприятности. След их затерялся. Он думает, что причиной тех неприятностей было еврейское происхождение жены профессора, которое могло также отразиться и на его дочери. Тогда он испытал первое негативное чувство к нацизму.

Последующие допросы Наташи проходили уже под знаком растущей симпатии. Возможно, ожило давнее нежное чувство к дочери профессора, невольно перенесенное «Бардом» на свою подследственную.

Это настроение усиливалось и воздействием на него самой Наташи, почувствовавшей возможность благоприятно, с выгодой для себя повлиять на «Барда».

«Если говорить математическими терминами, — сказал «Бард», — то мой вектор симпатии к Наташи, напоминавшей мою первую, мимолетную любовь, и вектор привитой бабушкой любви к русской культуре складывались с векторами моих пока еще слабых негативных чувств по отношению к нацизму, осквернявшему богатую немецкую культуру, с мощным вектором горячей ненависти Наташи к фашизму».

Завершилась эта внутренняя борьба чувств «Барда» его решением помочь Наташе бежать.

Когда «Бард» узнал, что через несколько дней он должен будет передать Наташу гестаповским следователям, то предложил Наташе бежать. Но Наташа, которая уже понимала, что добилась определенного влияния на «Барда», высказала ему контрпредложение: бежать вдвоем, гарантируя ему безопасность у партизан.