Каждый второй уик-энд - Эбигейл Джонсон

– Ты говоришь об искусстве, которому всего лишь сто лет. Подумай обо всех книгах, которых ты никогда не прочтешь, или о песнях, которых никогда не услышишь.

– Ты мне не помогаешь, – сказала я.

– Ты сама заговорила о кино. Я лишь указываю на то, что есть много всего другого, чего ты никогда не испытаешь. И не только ты.

– Я о том же. Разве тебя это не беспокоит?

Он пожал плечами:

– Да не так чтобы очень. – Он наклонился ко мне: – Послушай, если смотреть на мир только как на список недосягаемых вещей, ты никогда не получишь удовольствия от того, что имеешь. Ты всегда будешь думать о чем-то другом, желая большего, когда, возможно, то, что у тебя есть, то, что ты видишь, читаешь, слышишь или что там еще, – это очень здорово. Ты никогда и ничего не сможешь оценить по-настоящему. – Он прислонился к стене напротив. – А вот это уже удручает.

– Какие мудрые вещи ты говоришь. – Я наклонила голову. – И ты сам во всем этом разобрался?

– Мне кое-кто помог.

– Кто же?

– Мой брат… Грег.

Я снова схватила колоду карт, небрежно перекладывая ее из руки в руку, чтобы он не увидел, как мне хочется, чтобы он продолжал говорить.

Иногда я замечала, как он сам удивлялся, когда упоминал о своем брате. Потом он весь напрягался, словно готовился к боли, которую я не могла увидеть, а уж тем более вообразить. Но в этот раз он повел себя иначе.

– Ты мог бы рассказать мне о нем, если захочешь. Я знаю, ты его очень любил. И не придавай этому слишком большое значение, но тебя тоже невозможно не любить.

Когда он поднялся со ступеньки, я отвела взгляд. И не только потому, что не хотела, чтобы он смотрел на меня, когда я, по сути, говорила ему, что его любят все, включая меня. Мне не хотелось, чтобы он думал, будто я пытаюсь заставить его сделать то, что он, возможно, никогда и не собирался.

Опустив голову, я видела только его ноги. Поначалу мыски его кроссовок смотрели куда-то в сторону, но потом повернулись ко мне.

Он заговорил о Греге.

Адам

Я вовсе не собирался говорить о Греге. Я ведь обещал ей рассказать о нем когда-нибудь и тянул не потому, что делал из этого какой-то секрет. Большинство моих друзей появились у меня еще до того, как не стало Грега, так что мне никогда еще не приходилось объяснять кому-то из тех, кто его не знал, насколько удивительным он был. Казалось, что это невыполнимая задача.

Но, снова увидев Дэниела, я понял, что с Джолин мне хочется попробовать это сделать.

– Грег был на пять лет старше меня и на три года старше Джереми, но мы с ним были особенно близки – ближе, чем когда-либо мы будем с Джереми. – Грустно было признавать это, но факт остается фактом. Роль старшего брата, волею судьбы перешедшая к Джереми, совершенно ему не подходила. Да и мне тоже. Джереми никогда не знал, что сказать и когда. Даже прилагая усилия, он не мог справиться и с половиной проблем, которые с легкостью решал наш брат. Он не был Грегом, и неизвестно еще, кто из нас острее чувствовал потерю. Он умер за неделю до своего восемнадцатилетия. Мой брат был… – Я замолчал, потому что никаких слов не хватило бы, чтобы рассказать о Греге.

– Чем он любил заниматься? – спросила Джолин, подсказывая, с чего начать, как будто заметив мою растерянность.

– Животными, – сказал я. – Он спасал животных, тех, кто ранен и умер бы без посторонней помощи, не только милых и ласковых. Он привлек к этому Дэниела, и они возвращались домой, истекая кровью от ран и укусов, держа в руках какого-нибудь грязного, мохнатого монстра, который все еще пытался расцарапать им лица… а Грег только смеялся. – Я тоже рассмеялся, чувствуя, как приятно вспомнить что-то такое, что не причиняет боли. – Он обещал братьям нашим меньшим – и зачастую не таким уж маленьким, – что позаботится о них. Дэниел не был таким беззаботным, как мой брат, но он никогда не жаловался на травмы, полученные при спасении раненых и испуганных животных. Эти травмы переносить было куда легче, чем те, что он получал от своего… – Я запнулся, и Джолин сделала вид, что не заметила. Она познакомилась с Дэниелом, но не знала его историю. К тому же я вызвался рассказать ей о Греге, а не о Дэниеле. Копируя любимую позу Дэниела, я сунул руки в карманы. – Как бы то ни было, Грег всегда выполнял свои обещания. Он чистил и кормил животных, оплачивал счета ветеринара деньгами, которые они с Дэниелом получали, мошенничая в бильярде, устраивал для них лежанки в нашем сарае – с виду более удобные, чем моя кровать. Он даже спал в сарае рядом с наиболее слабыми и испуганными.

Лицо Джолин сияло, пока я говорил о брате. Она рассмеялась, когда я рассказал, как в пятнадцать лет Грег украл отцовский пикап, чтобы вытащить оленя из ямы, но все кончилось тем, что он сам туда свалился, когда пытался намотать веревку на рога.

– Ему пришлось звонить домой и просить отца приехать и достать его оттуда. Отец пришел в бешенство, а Грега даже не волновало, что ему долго придется пробыть под домашним арестом, – главное, что вытащили оленя.

– И как долго он пробыл под домашним арестом? – спросила она.

– Предполагалось, что это на месяц, но, кажется, мои родители отпустили его уже через неделю. На него было невозможно злиться. – Моя улыбка исчезла, но я продолжал говорить.

Джолин наблюдала, как разрывается в клочья моя душа, пока я рассказываю о лучшем человеке, когда-либо жившем на свете. Я услышал, как скрипнула ступенька, когда она встала и подошла ко мне. Когда она обняла меня за талию и положила голову мне на грудь, мое сердце не забилось отчаянно, как бывало; наоборот, оно застучало ровнее и успокоилось.

Позже меня охватит волнение от того, что она увидела меня таким.

Позже я встрепенусь от того, что она прижалась ко мне.

Позже.

– Последним зверем был пес, похожий на гибрид волка и медведя, которого Грег окрестил Фоззи, он вырвал из его ноги такой кусок мышцы, что родителям пришлось отвезти его в отделение «Скорой помощи». Никто, кроме моего брата, не смог бы убедить их – пока он, истекая кровью, хромал по кухне, – что Фоззи просто нужно немного нежной заботы и ни к чему звонить в Службу ветеринарного контроля. До сих пор не могу понять, как ему это удалось, но, когда они вернулись из больницы, у мамы в руках была жевательная игрушка, а у папы – пакет с собачьим кормом.

Джолин подняла на меня взгляд и улыбнулась, но на ее лице отразилась легкая грусть.

– По условиям компромисса, Фоззи пришлось привязать к дубу во дворе и Грегу не разрешалось спать с ним на улице, пока не заживет нога. Дэниел сказал, что останется с собакой, но что-то случилось с его мамой, и он так и не появился.

– Я полагаю, твой брат ночевал не в доме, – сказала Джолин после небольшой паузы.

Я покачал головой и почувствовал, как у меня задрожал подбородок.

– Адам, – мягко прозвучал голос Джолин, когда я попытался отвернуться.