Незваный гость - Татьяна Коростышевская

Через мгновение я рассмеялась, хлопнув себя по лбу. Это ведь обручка, старинная фамильная драгоценность. Грегори ее на меня давеча именно как на невесту надел. То есть, номинально, мы с ним обручились, значит,и снять его только с отменой обряда получится. Сейчас переоденусь и попрошу коллежского асессора меня обратно раскольцевать.

Плескалась я минут двадцать, еще двадцать приводила в порядок волосы и одевалась. Грязную одежду свернула тючком, после отсортирую, что в стирку, что в чистку, и вышла в гостиную. Оба Степановых при моем появлении вытянулись во фрунт.

– Вольно, – улыбнулась я. - Григорий Ильич почивает?

– Никак нет, – ответил Федор. - Господин пристав на службу отправились, велели мне при вашем высокоблагородии оставаться и транспортом обеспечивать.

– Перфектно.

Я прошла в хозяйскую спальню. На подушке, придавленный футлярчиком с «жужей» лежал бумажный лист.

«Ваше высокоблагородие Εвангелина Романовна, - написано там было витиеватым аристократическим почерком, – дела служебные вынуждают меня покинуть вас немедленно. Приказной Степанов остается в вашем полном распоряжении. Саквояж с деньгами, девяносто девять тыcяч восемьсот рублей ассигнациями, номера которых будут немедленно внесены в список младшим письмоводителем Старуновым, я изымаю. Жду вас с победою. К.а. Волков Г.И.»

И размашистая завитушечная подпись.

Итак, Григорий Ильич дает мне карт бланш на личные сыскные мероприятия, не утруждает советами и снабжает даже помощником, демонстрируя лестное доверие. Придется его оправдать. Хороший он мужик,и приставом станет превосходным. Деловитый, аккуратный, «жужу» вон даже мою с пола подобрал и вернул. И сохранностью саквояжа озаботился.

Вернувшись в гостиную, я села к накрытому столу. - Давайте завтракать, служивые.

Федор приглашению последовал с опаской, Мишка же, не чинясь, плюхнулся напротив:

– Ярмарка же нынче начинается, я Федору уже все обсказал, он с нами неклюда искать пойдет.

Сдобрив творог ложкой сметаны, я принялась есть. Пацан оживленно болтал, я исподволь рассматривала приказного возницу. Обычный мужик под сорок, эталонный такой берендиец, сероглазый, русоволосый, нос уточкой, подбородка, разумеется не видно, потому что борода. Ну, то есть, в нашем случае довольно густая и неопрятная щетина.

– Давно в приказе служишь? - спросила я.

– Так с травеня.

– А раньше где проживал?

– Новоградские мы, – отвечал федор обстоятельно, - артельщики бывшие по пеньковому делу. Артель того, по миру пошла, вот мы в Крыжовень и перебрались.

– С артелью?

– Почему? – испугался мужик. - Сам я, один.

– Понятно, - произнесла я шефово паразитное слово противным шефовым голосом.

– Что понятно?

– Что врешь.

– Вот вам крест.

– Не святотатствовать! – прикрикнула я погрозила ложкой. – Шрамы на боку тебе конопля оставила? На пеньку отмачиваться не захотела? Прямо шрапнелью в бочину – ба-бах!

– Собака подрала? - предложил Федор осторожно. - Вот такенная зверюка, чистый волк.

– Не похоже, - сообщила я с оттенком печального сочувствия. - Боевые у тебя шрамы, человече,и борода свежая,ты толком даже не разобрался, как ее запускать. Потому что брился до этого регулярно по-военному. Это я сейчас даже армейскую твою склонность все по ниточке раскладывать в расчет не беру.

Федор потупился:

– Пристав Степан Фомич не велел нам про службу военную откровенничать, когда в приказ брал. Отставные мы лейб-гренадирского полка Новоградской дивизии.

– Вот и славно, - вернулась я к трапезе. - Не терплю, когда за дуру держат. Да ты, Федор, ешь, не стесняйся, нам за неклюдом может до следующего утра гоняться.

Мишка переводил восторженный взгляд с меня на своего однофамильца, будто не силах решить, кто из нас двоих более восхитителен, барышня-сыскарка или солдат отставной.

Федор будет нам очень кстати. В имперских войсках гринадиры используются для штурма вражеских укреплений,и служат там парни физически крепкие и сметливые, в противном случает служат они недолго и до сорока федоровых лет не доживают.

– Значит так. - Прятала я в муфту револьвер через час после завтрака и убеждалась в наличии в кармашке шубы чародейских очков. - Мишка, не высовываться, пальцами в объект не тыкать. Ведешь Костыля под ручку, пока он на нужного неклюда не укажет.

Федор также почтительно внимал инструктажу, он успел уже запрячь лошадку (то, что с ночи он ее успел не только распрячь, но и определить в сарай к соседям через улицу, вообще стало для меня приятным сюрпризом, толковый мужик, чего уж там) и теперь ждал нас в сенях, распахнув тулуп.

– Костыль неклюда показал, ты помечаешь объект и уходишь.

– Чем помечаю?

– Вот, - передала я пузырек. - Бриллиантовая зелень, краска заграничная, ни в жизнь не отмоется. Брызгани ему… Не открывай! Там пимпочка на пробке специальная. Не здесь! Во дворе тренируйся! Говорю же, не отмывается оно.

Бесславно прервав инструктаж я еще с минут несколько любовалась сугробами в нарядных зеленых разводах.

Погрузились в сани. Утро было уже в разгаре, рыночная площадь наполнялась многолюдным гомоном. Любит наш народ ярмарки и прочие увеселения, ни минуты праздника упускать не желает. Мишка, обряженный привычно девицею, спрыгнул у балаганной карусели, убежал за товарищем.

– Ваш бродь, – спросил меня Федор, - пометит пацан нужного неклюда, дальше-то что?

– Мы с тобой меченого до укромного местечка доведем и произведем арестование.

– За что?

– Неправильный вопрос. Не за что, а для чего. Для последующего допроса. Право такое нам законом дадено, отвезем в приказ, запрем в камере и… Ну там я и без тебя справлюсь. Ты мне лучше вот что скажи, в тот день, когда труп Блохина обнаружили, сам ты где находился?

– Не могу… – начал свое «не могу знать» отставной гринадир, но не закончил. - Так я ведь Давилова с пацаном к проклятой усадьбе повез, ну и покойника, стало быть, с ними после.

– Погоди, - я даже на облучок пересела для удобства беседы. - Мне другое рассказывали. Прибежал в присутствие мужик в тулупе.

– Тулуп помню, - кивнул Федор. – И лошадку его тоже, основательный такой арлеец трехлетка.

– Рысак в санной упряжке?

– Не было такого, даже вообразить невозможно. Мужик в тулупе верхом прискакал. Я еще подумал: «Откудова интересно знать неклюды эдакого трехлетку умыкнули?»

Неклюд? Не крестьянин? А как же тулуп? Это-то при чем? Тулуп кто угодно носить может, самая удобная по зимнему времени одежда.

Федор меж тем продолжал.

– Кинул мне поводья у привязи, глазами пучит, спрашивает: «Начальство твое, служивый, где?» Я только ответить, что не могу знать, собрался, а он перекрестился и к крыльцу пошел.