Его Снежинка, пятая справа - Маргарита Ардо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видимо, папа надеялся на чудо и поддержку со стороны мамы. Она у нас тяжёлая артиллерия по воспитательной части, если не занята на работе или дома переживаниями. Смешной, он и балетом не позволял мне заниматься. И что мы имеем? Два шага от роли! Даже не два, а шажок…
Я улыбалась. Время текло, папе явно не хотелось ехать в квартиру к Валентине Павловне. Мне, если честно, тоже. Тот дом, дорогу и пруд в камышах желания видеть не было.
Но я расслабилась, мне наконец-то было хорошо. И если бы в кофейню сейчас зашёл Серёжа, я была бы совершенно счастлива.
За разговором я призналась, что теперь у меня нет телефона, и папа затащил меня в магазин.
— Раз уж на выкуп за дочку тратиться не пришлось, спущу все деньги на Айфон, — пошутил он.
— Бриллиантами я тоже беру, — хмыкнула я.
Мы прошли по рядам магазина, выискивая стенд со смартфонами. И вдруг на большом экране телевизора в глубине зала я увидела Дорохова, он давал интервью с моим фото на фоне. Надо же, журналистам всё неймётся? Я потянула папу к экрану, чувствуя ворох колючих льдинок за пазухой.
— Включите звук, пожалуйста! — попросила я продавца.
Он включил, и мне стало нехорошо.
«— Признаюсь честно, — удручённо говорил Дорохов, — я не ожидал подобного от артистки нашего театра. У меня не возникло даже подозрения, однако факты остаются фактами. Балерина из нашей труппы Евгения Берсенева инсценировала собственное похищение».
— Что?! — расширила я глаза и вцепилась в папин рукав. — Что он такое говорит?!
Продавец косился то на меня, то на экран, на котором злой гений продолжал, не краснея:
«— Этот трюк с исчезновениями стал ныне моден у теряющих рейтинг звёзд и блогеров. Вспомните, совсем недавно на слуху была пропажа участницы этого ужасного, на мой вкус, телешоу «Дом-2». Мол, девицу похитили в Перу. Затем киноактриса канула без следов в Мексике. Обе быстро были найдены, целы и невредимы. У сегодняшней молодежи популярно слово «хайп», лично мне оно крайне неприятно. Однако наша артистка, решив заработать себе баллов и выбиться в примы из рядовых танцовщиц кордебалета, устроила подобное шоу. Более того, Евгения Берсенева зашла дальше всех…»
— Да как он может?! — воскликнула я, и немногочисленные посетители магазина обернулись в нашу сторону.
Папа стоял, вытаращившись и застыв, как гипсовая статуя без кровинки в лице.
— Это же неправда, неправда, папа! — едва находя слова от возмущения, проговорила я.
Бессовестный Дорохов тем временем говорил с видом изобличителя:
«Ещё вчера все СМИ сыпали новостями о том, что балерина Евгения Берсенева похищена, связав её исчезновение с именем видного политика. На самом же деле выяснилось, что он никуда не пропадал. Евгения оказалась свидетелем небольшого ДТП с его участием, как мне стало известно со слов представителя следственных органов. Предприимчивая артистка воспользовалась случаем и организовала себе громкий хайп с помощью знакомого блогера, которому тоже захотелось раскрутиться. Возможно, это он ей и посоветовал, кто знает? Но с этим уже разбираться буду не я, а следственные органы. Я же должен признать, — злой гений показательно тряхнул чёрной шевелюрой, — что это вопиюще! Кошмарная мораль нового поколения! Да, яркие заголовки новостей они смогли себе обеспечить, но какой ценой?!
— В связи с этим вы планируете что-либо предпринять как руководитель?
— Разумеется, — горестно развёл руками Дорохов. — Мне очень жаль, что Евгения Берсенева выбрала такой скользкий путь к славе. В высоком искусстве, тем более в балете подобное недопустимо. Мы несём искренность, изящество, пробуждаем у зрителя тонкие чувства, напоминаем о красоте бытия! И никогда гордое имя нашего замечательного театра не было так запятнано, как сегодня. Мне действительно жаль, потому что Евгения Берсенева подавала большие надежды. Увы, теперь пути её и театра разойдутся…»
Я не могла дышать. Невозможность поверить в несправедливость, ощущение нереальности выбивали у меня почву из под ног, но несколько секунд спустя негодование перевесило чашу весов. Я взяла себя в руки.
— Идём! — сказала я растерянному папе.
— Женёк, что он такое говорит? Ты же не могла, моя дочурка, ведь нет? — пробормотал он растерянно.
Я вдруг почувствовала себя гораздо старше него. Наивный, как ребёнок, честное слово…
— Не могла. И не делала. Это бред и ложь! Идём!
— Куда? — выдохнул папа.
— В театр.
— Зачем?!
Я мотнула головой на экран:
— Поучаствуем в прямом эфире.
И направилась вперёд решительно, как 300 спартанцев на многотысячное войско персов в Фермопильском ущелье. Папа засеменил за мной. А я чеканила шаг и думала о том, что это всё, это конец, крест на моей карьере. Те спартанцы тоже погибли при Фермопилах. Но я шла вперёд.
Мне поможет только чудо! Хоть бы появился Серёжа и доказал, что я не лгу! Он один на это способен…
Женя
Мы не успели. В холле театра никого не было, съёмочная группа уже уехала. Теперь охранники смотрели на меня совсем не так, как вчера, и во взглядах гардеробщиц умиление сменилось ошарашенным недоумением.
О да, а ещё я младенцев ем по ночам! — хотелось крикнуть им.
Под папино «Дочурка, а может, не надо? Вот и уедем, давай уедем…» я прошагала, сжав кулаки, к служебному входу.
Кабинет Дорохова. Дверь из дуба или сосны? Натуральное дерево. Ещё недели не прошло, как я стояла перед ней и дрожала, жалкая, неуверенная, мечтающая о светлом будущем. Прима? Ха-ха-ха!
Теперь мечтать было не о чем, и терять тоже! Ва-банк, чёрт побери, не знаю зачем и крыть мне нечем, но не могу иначе! Это моя амбразура! И я без стука рванула ручку на себя.
Дорохов сидел за столом.
— В чём дело… — недовольно начал он, но осёкся, увидев моё лицо. — Евгения?
Кипя от ненависти, я направилась к нему — вектором, как ядерная боеголовка по траектории. Он быстро встал, выше меня на голову. Крикнул кому-то за моей спиной:
— Дверь закройте!
И она закрылась. Ах да, это был папа… А я за скандал погромче! Так что невзирая на внутреннюю дрожь, я прорычала, хотя не знаю, это было похоже на рык или писк:
— Как вы посмели сказать это?! Я видела! Это же ложь! Наглая ложь!
Моё обычное, маленькое «Я» оторопело от собственной смелости. Дорохов тоже. Мгновение спустя он опомнился и позволил себе высокомерную усмешку.
— Однако какое хамство! Это как ты позволила себе подобные выходки, Берсенева?! — начал атаковать он. — Порочить имя театра не стыдно? Перед отцом не стыдно?!
Меня аж подбросило от его пренебрежения, от того, что я настолько меньше и не могу отправить его в нокаут, как Терминатор тех цыган. Дорохов издевался надо мной, он не имел понятия, что такое совесть и ею же педалировал! От бессильной ярости я чуть не заплакала, но выпрямилась, уткнулась взглядом в чёрные зрачки Дорохова и проговорила медленно, чтобы не сорваться на всхлип: