Мои триста шестьдесят пять любовников - Жозефина Мутценбахер

Штеффи скорчила рожицу, подмигнула и сказала:

– Всё уладим. Сейчас я отправлюсь к нему, и если между нами что-то возникнет, закати скандал!

И она, шелестя платьем, жеманно прошествовала в ложу Иги, предусмотрительно почти наглухо задёрнув за собой штору. Я скользнула вслед за ней, и, посмеиваясь в душе, с любопытством стала подглядывать за происходящим через щелку портьеры. Штеффи приблизилась к моему Иги и очень сладким и ласковым голосом прямо спросила его:

– Господин коммерции советник доволен нами? Ах, я была бы просто счастлива, если бы наша атмосфера пришлась вам по душе, и вы пожелали впредь почаще заходить к нам! Иногда, может быть, даже без своей красивой супруги? В таком случае нам представилась бы возможность немного поболтать друг с другом!

Иги буквально пожирал её взглядом, глаза у него чуть из орбит не лезли, и он беспрерывно облизывал губы. Ловкая Штеффи змеёй подкралась вплотную к нему, протиснулась между его коленей и положила ему руки на плечи, как будто собираясь поправить ему воротник. Он дёрнулся, было, пытаясь высвободиться, и смущённо, но всё же с похотливым вожделением посмотрел на неё. Штеффи склонилась к нему так низко, что её полная смуглая грудь почти коснулась его лица, и проворковала:

– Мне ужасно хотелось бы ближе познакомиться с вами…

Говоря это, она коленом массировала ему ширинку. Лицо Иги совершенно посинело. Он вроде бы пытался отодвинуть Штеффи, однако ладони его при этом почему-то блуждали по её пышному заду. А рука, которой он собирался заслониться от нее, скользнула вверх по прекрасным полушариям её груди. Она кокетливо взвизгнула и сказала:

– Однако, однако, ваша уважаемая жена в любой момент может вернуться.

Иги облизнулся и словно клещами защемил Штеффи ляжками, так что она теперь не могла вырваться.

– Противный! Если будете так вести себя, можете больше не приходить…

Штеффи извивалась, хихикала, отбивалась от его него, потом схватила его не в меру любопытные руки и силой опустила их вниз:

– Так, а теперь, пожалуйста, успокойтесь! Мне кажется, вы очень большой Дон Жуан!

Стараясь удержать его руки у него между ног, она всячески дотрагивалась до него, потом вдруг, как бы случайно, сжала его член, на редкость напрягшийся и тугой! И когда она с полузакрытыми глазами склонилась к нему, медленно облизала ему губы и начала теребить внизу, я выскользнула из-за портьеры. Оба, точно поражённые ударом грома, резко отпрянули друг от друга!

– Та-ак… стало быть, такие здесь дела творятся! Игнац! Мы немедленно едем домой! А вы, бессовестное создание, радуйтесь, что мы не обратимся в полицию с просьбой запереть вашу лавочку в первый же вечер!

Штеффи, великолепно игравшая свою роль, изобразила крайнее отчаяние и шёпотом умоляла нас «не делать её несчастной», но я, шелестя юбками, вылетела вон из ложи и держала себя так, будто проглотила палку от метлы, а Иги, побледневший как скатерть, в полном унынии пошаркал за мной. Гости с иронией смотрели нам вслед, и злорадный смех сопровождал нас до самого выхода!

В продолжение всей дороги домой я капризно надув губы сидела в углу кареты и не проронила ни слова, а Иги плаксивым голосом беспрерывно бубнил:

– Человек всего лишь человек… на самом деле ничего не было… в толк не возьму, как это она так быстро всё проделала…

Я прятала улыбку за каменным выражением лица, и когда он перед входом в свои апартаменты хотел поцеловать меня, я весьма резко отстранилась, стремительно вспорхнула на свой этаж и там, в темноте коридора, выждала, пока Иги не отпер внизу замок и не захлопнул за собой дверь! Тогда я со всех ног снова сбежала по тёмным ступенькам к выходу, наняла на улице кабриолет, и уже приблизительно через полчаса снова сидела в «Артистическом раю»! Там всё выглядело уже совершенно по-другому! Снаружи ресторан был тих и погружён в абсолютную темноту. Мне пришлось зайти со двора и постучать в дверь кухни. Когда я вошла, дым стоял коромыслом, и всё смешалось в невообразимую какофонию: множество голосов, музыка, крики, хохот и возгласы! Да, там даром времени не теряли и отчаянно веселились, устроив основательную попойку! Если такое будет происходить каждый день, то наш «Артистический рай» превратится в золотое дно. Повсюду валялись пустые бутылки из-под шампанского, лица у всех присутствующих были разгорячёнными, и большая часть их находилась уже в изрядном подпитии. Штеффи первая увидела меня, вскрикнула от радости, заключила в объятия и велела пианисту исполнить туш. А гости – их насчитывалось, вероятно, человек тридцать, обрушились на меня с поздравлениями!

– Многая лета, многая лета, трижды многая лета!!! Ура!..

Поднялся невероятный гвалт, точно в массовых сценах какого-нибудь спектакля. Я была страшно горда и радовалась, что все уже обо мне знают, и что я прихожусь им по вкусу. Да, я им действительно нравилась, хотя мужчинам, разумеется, по совершенно иной причине, я это сразу заметила и почувствовала! Обхватив меня за талию, Штеффи водила меня от столика к столику, представляя гостям. И тут я не раз ощутила на своём плече или бедре крепкую мужскую руку, а некоторые, делая вид, что хотят поцеловать мне руку, шли, однако, дальше и влажными губами ловили моё плечо или даже прикладывались к открытой полянке декольте! Я со смехом дарила каждому чаемое удовольствие, не обременяя себя излишней щепетильностью. По моим новым знакомым можно было с первого взгляда понять, что это весёлые и славные ребята, умеющие наслаждаться жизнью. Я пожала множество рук, услышала массу имён и фамилий, из которых в памяти у меня, однако, сохранились преимущественно только первые. Густль, Ханс, Мели, Франци, Тони… так я постепенно перезнакомилась со всеми. Большинство из них были актёрами театров «Ан дер Вин», «Карл-театра» и других, много было молодых художников, которые носили развевающиеся галстуки. Женщины, в большинстве своём миловидные и молодые, были изрядно накрашены и наряжены, и весело смеялись шуткам. И вскоре я уже перешла со всеми на «ты», потому что и они тоже обращались друг к другу на «ты». В этот вечер Штеффи умудрилась собрать под нашей крышей целый круг друзей, которые были знакомы уже не один год, крепко держались вместе и не особенно церемонились между собою. Среди них находился один скульптор – высокий мужчина в годах с маленькой лысиной и плутовским лицом, которого все называли «Макс» и который был здесь, вероятно, самым весёлым. Когда я протянула ему руку, он взял её своей левой, извинившись с шутливой гримасой:

– Прошу прощения, но другая рука у меня сейчас занята!

Я увидела, что его правая рука засунута между ляжек маленькой весёлой блондинки, которая, хихикая и прыская, изгибается от щекотки. Он высоко закинул ей подол, и под его рукой громко шелестел и потрескивал пёстрый шёлк нижних юбок. Он чертыхнулся:

– Сквозь такое обилие кружев никак не пробраться!

Мне было достаточно и левой его руки, поэтому я сказала:

– Не беспокойтесь, пожалуйста!

Вообще дамы уже весьма облегчили задачу своим кавалерам, большинство из них подняло юбки до колен, у некоторых под кружевными оборками и разноцветным шёлком можно было увидеть прекрасные, ажурные чулки, которые наверняка стоили бешеных денег. То там то здесь высвечивались соблазнительные лилейные, желтоватые и смуглые ляжки, одна дама сидела на краю стола, болтая красивыми и крепкими, изящной формы ногами, и всё время так высоко подбрасывала подол платья, что были видны врата рая! И сверху одежда многих дам уже была расстегнута, а одной из них совсем сняли блузку, и она сидела теперь за столом в шелковой светло-голубой сорочке с жёлтыми лентами, из-под которой проглядывали полушария двух безупречной формы грудей с крепкими, тугими сосками. Её сосед, запустив под сорочку руку, сжимал, оглаживал и пощипывал их, а когда она взвизгивала, он с убеждённостью замечал: