Корпорация IMAGEN - Джейн Александер

Но его слов оказалось достаточно, чтобы она потеряла уверенность и позволила женщине выйти на лестничную площадку, захлопнув за собой дверь. В одной руке та держала пиратские приемники, в другой – кроссовки Кэсси.

– Наденьте обувь, пожалуйста! – Протягивая кроссовки, она держала их за задники – там, где подкладка протерлась до дыр. Шнурки болтались, потрепанные и серые; белые резиновые подошвы почти почернели от грязи.

Кэсси схватила кроссовки обеими руками, и все трое замерли, выжидая, что будет дальше.

Она ни в коем случае не собиралась выполнять то, что ей велели, но на шершавом бетоне ноги замерзли. У нее не было ни планшета, ни ключей, ни бумажника, а из одежды – только спортивные штаны и футболка Алана. Та самая, которую он носил несколько минут назад, потертый хлопок еще хранил тепло его тела. «Алан», – мысленно произнесла она, оглядываясь в поисках хоть чего-то, оставшегося от него: шепота его голоса, эха его слов, отголоска утешения. Тело дрожало в тонкой футболке. Она чувствовала себя почти обнаженной. Присев на корточки, она надела кроссовки. Дырявые задники терлись о пятки.

Женщина пошла к лестнице, и мужчина жестом пригласил Кэсси следовать за ней. Но с какой стати они заставляли ее идти с ними? Ей всего-то и нужно дождаться возвращения Льюиса, и вместе они бы справились с этими посыльными в деловых костюмах. Когда вернется Льюис… от внезапно нахлынувшей тревоги у нее свело живот. Что, если он не ушел за круассанами? Слишком уж странно, что его не было рядом как раз в тот момент, когда появились эти люди. Хотя они и не представились, понятно, что они и есть та самая беда, которую она навлекла на себя. А если они узнают, кто такой Льюис и что он для нее значит, беда может распространиться и на него. Неужели они чем-то зацепили его и убедили оставить ее одну в своей постели? Нет, он не поступил бы так добровольно. Она знала, он не оставил бы ее по собственному желанию… и не собиралась оставлять его. Она дождется его прямо здесь.

– Нет. – С этим словом она опустилась на пол лестничной площадки. И, кажется, продолжала опускаться дальше, когда две фигуры в темных костюмах вытянулись над ней, и темные тени от них поползли по стене лестничной клетки вверх, все выше и выше, а она погружалась все глубже в холод, который просачивался сквозь спортивные штаны, сквозь кожу и плоть, в самые ее кости. Множество булавок и иголок впились в ее руки, и она перестала чувствовать их вес. Внутри все ныло из-за разлуки с Аланом. Его не было внутри, не осталось ни одной молекулы. В ней вообще ничего не осталось, кроме тьмы и зевоты.

Причиной всему была Игра Воображения. Нейроны работали несинхронно. Минутная задержка с восстановлением способности двигаться приковала ее к постели Льюиса. Наверное, и сейчас происходило то же самое – нехватка дофамина, который помогал выбраться из воображаемого мира и вернуться в мир реальный. Она могла бы попробовать объяснить весь процесс до конца, это погружение… как модифицированную биопрограмму? Но какое значение это имело сейчас? Она сидела, опустошенная, и ей едва хватало сил, чтобы дышать. Действие дофамина должно вот-вот начаться. Надо только продолжать дышать. И считать. Считать вдохи и выдохи.

И тогда молодой человек заговорил:

– Настоящим договорились о нижеследующем: Кассандра Макаллистер не должна вступать в прямой или косвенный контакт, преследуя любые цели, с любыми лицами, нанятыми компанией IMAGEN, без предварительного письменного согласия…

Он цитировал подписанное ею соглашение. То самое соглашение, которое она нарушила. А это значит, выбора у нее не было.

– …в интересах каждой из сторон, чтобы вы сейчас поехали с нами, – продолжил он, – и мы могли бы уладить этот вопрос неофициально.

Казалось, мозг Кэсси отяжелел и сбился в один большой комок. И тут не обошлось без IMAGEN. Теперь понятно, откуда они явились. И откуда знают, кто она такая. Взломанная биопрограмма выдала ее, и вот, как и предполагалось, они пришли за ней. И хотя в ней не осталось ни капли бойцовского духа, она вспомнила слова Алана: «Хочешь стать солдатом в армейском платьице».

Никогда еще она не чувствовала себя менее похожей на солдата. Скорее, потерянным ребенком, замерзающим на лестнице и которому некуда идти. И нет никого, кто защитил бы ее. И больше никаких вариантов.

«Ты думаешь, как спасти его».

Потребовались невероятные усилия, чтобы, опершись ладонями о бетон, она сперва поднялась на корточки, затем встала. Сделала один шаг.

Не отрывая взгляда от лестницы, она пошла за женщиной. Шаг. Еще шаг. Снова шаг. Входная дверь распахнулась, и она вздрогнула от дневного света. Снаружи ярко и безлюдно. Женщина открыла дверцу серебристого автомобиля, и мужчина усадил ее на заднее сиденье, она не сопротивлялась. Пусть закрывает дверь.

Голова наклонена вперед, руки зажаты между коленями. Она все еще считала вдохи и выдохи. Город двигался вокруг нее. Дневной свет был, но без солнца, поэтому ей не удавалось определить, сколько теперь – три или шесть утра; она не знала, как долго пробыла с Аланом.

* * *

Машина остановилась. Дверь открыта. Обхватив себя руками, она выбралась наружу.

Давненько она не стояла на этом тротуаре. Если у нее когда-нибудь будут дела в этой части города, она лучше обойдет эту улицу стороной. Чтобы даже не видеть этот офис. Эту неприступную глыбу, с рядами освещенных окон, которая возвышалась над ней. При мысли, что ей предстояло пройти через главный вход, она даже споткнулась, а может, просто шнурок развязался. И он слишком далеко, чтобы нагнуться и завязать его. В данный момент она не способна на такое усилие, поэтому, пока ее вели к зданию, шнурок змеился рядом. А ведь вход-то не главный. Подъезд для доставки. Так она обычно приходила и уходила, когда главный вход был уже закрыт, а она начинала работу рано или заканчивала поздно. И здесь же она обычно пряталась в те последние месяцы, когда появлялась в офисе, как ходячий мертвец. При первой же возможности отыскивала за не распакованными коробками укромный уголок, расстилала на бетоне куртку и сворачивалась на ней калачиком, проваливаясь в тяжелый сон, насколько позволяло время.

Подвальный этаж освещали белые лампы. Каблуки женщины стучали по голому бетонному полу, словно резец по камню, эхом отдаваясь в пространстве, подпертом колоннами. Они шли по направлению к лифту, мимо картонных коробок, сложенных в высокие штабеля. На каждой коробке что-то написано по-китайски. Эту надпись перечеркивала жирная полоса маркера, и сверху торопливыми каракулями было приписано «Макулатура».

Двери лифта открылись. Они вышли на этаж, ковер привычно приглушал шаги. Ощущение, будто все как во сне. Она случайно пришла на работу в пижаме – опаздывала на встречу, которую очень боялась, на встречу, где с ней должно случиться что-то ужасное, какое-то наказание или унижение. Пространство расширилось и открылось: спрятаться было негде. Ее вели в отдел, где она прежде работала.

Вот ее стол. И ее кресло.

– Присаживайтесь, – сказала женщина. – Вы что будете – чай, кофе? Лахлан принесет вам.