Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Война. Истерли Холл - Маргарет Грэм

Война. Истерли Холл - Маргарет Грэм

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 98
Перейти на страницу:

Все пленные в Offizier Gefangenenlager сейчас стояли по стойке «смирно» в качестве наказания в связи с жалобой полковника Мазерса; она касалась получения посылок и неоправданного сокрытия писем, а также настоятельно рекомендовала, что пленным должно быть разрешено писать только безвредные письма, призванные единственно рассеять любое беспокойство среди родственников. Адъютант Мазерса, капитан Кроуфорд, стал первой жертвой, когда стоял, как он потом рассказывал, перед комендантом Оберстом Габихтом по стойке «смирно» и разглагольствовал о том, что это все абсолютно не соответствует Гаагской конвенции, а потом был выведен прочь из кабинета.

– Выведен, вы понимаете? – разорялся он, сидя в столовой. – Они гнали меня взашей чертовыми дубинками, хотя что еще ждать от выскочки клерка, которого сделали метрдотелем ни с того ни с сего?

Оберон тогда подумал, что этому высокомерному паршивцу Кроуфорду пойдет на пользу получить под зад коленом, но это был все-таки дурной повод, и к тому же им после этого сократили паек, а также запретили покупать что-либо в деревне и открывать свои посылки. Кроуфорд недавно заказал себе продуктовую корзину из Fortnum and Mason[8] и теперь мог с ней надолго попрощаться.

Мазерс получил свое следующим и теперь сидел в одиночной камере, пока они стояли здесь. Это было ужасное унижение, но комендант был ожившим кошмаром, и даже охрана всегда была на нервах и ходила на цыпочках, боясь получить кожаным ремнем по уху ни за что. Немецким офицерам разрешалось поднимать руку на своих людей, и это тоже было унижением, в Британской армии такого не потерпели бы.

Оберон снова покачнулся и как будто бы схватился за старый кедр, прячась за самыми низкими ветками, хохоча рядом с Гарри Траверсом и Джоном Нивом и подзывая Джека и Сая под его тень. А все потому, что он впустил себе в голову солнце, как в тот раз, когда он представлял себе, как разматывается его рыбацкая леска и как солнце играет на наживке, летящей к глади реки Соммы, которая оказалась очень далеко от передовой, потому что это была бы его первая остановка после этой чертовой войны. Это был его путь к покою, потому что именно покоя, как они все сейчас уже поняли, им недоставало больше всего.

Его сосед прислонился к нему и прошептал:

– Ну не может же это быть надолго, правда, старина?

Смайт был замечательный человек, бывший офицер Территориальных войск, и поэтому не совсем понимал, что здесь к чему, как и Оберон. Не настоящий военный. Впрочем, как говорил Фрост, другой бывший территорал, с которым они делили жилье, на передовой не особо-то была видна чертова разница.

Майор Доббс не спускал с Оберона глаз всю дорогу сюда и, естественно, в каждом его взгляде читалось неодобрение: но почему офицер должен оставлять своих людей? Именно этот вопрос задал тогда Оберон, и именно этот вопрос стал пятном на его репутации, списываемым на его Территориальные корни. Доббс сказал, что придумает способ, чтобы перевести его людей сюда в качестве денщиков, но пока ему не предоставилось такой возможности. Что было действительно необходимо – так это резкое увеличение числа пленных как таковых. Что же, наверняка об этой чертовой войне можно было сказать одно – будут еще безнадежные наступления, так что вероятность такого развития событий была достаточно велика.

Он снова перенес свой вес с мысков на пятки и обратно и выпрямил спину, когда обер-лейтенант Баадер пришел проверить и пересчитать их уже который раз. По пятам за ним шел Крюгер, его гауптфельдфебель, или сержант-майор, сапоги которого были натерты до зеркального блеска даже в такую погоду и издавали пронзительный скрип каждый раз, когда он наступал на снег. Но эти сапоги скрипели вне зависимости от того, был ли снег или нет. С момента последней переклички часом назад снега выпало еще на дюйм. Назад к старому кедру, toute suite[9], – приказал он себе, когда снова начал дрожать. Ему просто было так чертовски холодно и мокро. Но остальным было ничуть не лучше. На этот раз под кедром была Вероника, с ребенком, который родился в октябре и был назван в его честь, его вторым именем, Джеймс. Эви приняла на себя обязанности коменданта больницы, а также управляла кухней вместе с миссис Мур, пока Вероника была слишком занята Джеймсом и работала рука об руку с Ричардом. Эви. Он прокрутил это имя у себя в голове. Здесь, под ветвями, становилось уже слишком тесно, для нее места не было. Нет, безопаснее было, чтобы она держалась подальше отсюда.

Какие еще письма ждали его в почтовой комнате? Они не получали ничего уже целый месяц. Может быть, были новости о его людях? Вероника писала, что их забрали на шахты и теперь они хотя бы могли писать; были ли они до сих пор в безопасности? Ему нужно было схватить Доббса за глотку и заставить оформить их денщиками прямо там и прямо тогда, когда офицеров забирали, чтобы привезти сюда. Какого черта он этого не сделал? Он покачал головой. На самом деле так он и сделал, но не в такой многословной форме, и в этом, вероятно, состояла проблема. Ему и правда стоило взять его за горло. Так бы сделал Джек. Оберона охватил стыд.

Обер-лейтенант стоял теперь прямо перед ним, и от этого взгляда Оберону стало так же холодно, если не холоднее, чем от ветра и снега.

– Achtzig.

Восемьдесят, боже мой, они должны пересчитать еще семьдесят человек. Гауптфельдфебель отметил его на своем планшете в списке, который уже насквозь промок от снега; его пальцы были белыми от холода, и Оберону захотелось взять у него этот планшет и забить им его до смерти, забить им их всех, особенно Доббса, но легко махать кулаками после драки.

Слава богу, у него была сухая форма, чтобы переодеться, когда их отпустят. Что это за война такая, где офицерам позволено посылать за своими портными; но немцы, конечно же, требовали, чтобы все военнопленные были одеты по форме, чтобы отдавать честь своим хозяевам. Гражданская одежда тоже допускалась, но в нее должна была быть вшита желтая полоса. Тем не менее то, что мог вшить один портной, мог распороть другой – если кому-то вдруг захотелось бы бежать. У своего портного он заказал серую форму, что, вероятно, удивило его, но цвет хаки слишком быстро выдал бы его, вздумай он убежать.

Им также разрешалось поддерживать контакт со своими банками, и на свои деньги он мог позволить себе покупать еду из деревни, правда, из-за блокады Антанты дефицит рос все быстрее. В лагере им приходилось менять деньги на ту валюту, которая была здесь в ходу. Он украдкой посмотрел на денщиков, стоявших на положенных им местах. У них был всего один комплект формы. Надо будет уточнить у Роджера, роздал ли он те одеяла, которые Оберон купил у пекаря, хотя, надо признать, в последнее время от этого маленького подлеца пользы было больше, чем когда бы то ни было. Он явно был решительно настроен никогда больше не возвращаться в трудовой лагерь, потому что здесь у него была относительно легкая жизнь.

1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 98
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?