Стерх: Убийство неизбежно: Роман - Николай Басов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Видимо, но делали это… ненавязчиво. Архитектор этого даже не понял.
– Кто из нас архитектор?
– Халюзин был архитектором. – Стерх посмотрел на Собинова, который и эту информацию стал описывать десятком слов.
– Как вы расстались?
Стерх припомнил все, происшедшее на Новопетровской еще раз, и стал как в прежние времена, коротко, но не упуская подробностей, описывать. Когда он завершил доклад, Линдберг опять потер щеку. Потом достал сигару и сунул ее в рот.
– Ты так и куришь эти веники? – спросил Стерх.
– Слушай, – удивился следователь облпрокуратуры, – это же настоящая Голландия.
– Все равно, веник, – выразил свое мнение Стерх.
– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил, ожесточившись, Линдберг, кивнув на машину внизу, под дорогой.
Стерх слова посмотрел на Собинова, на этот раз почти с жалостью.
– Вариантов, собственно, напрашивается два. Первый, что ребята из этого ресторана знают что-то, чего пока не знаем мы… И провернули эту имитацию с похищением.
– Но ведь машина уехала, – сказал Собинов. – Это больше похоже на бегство…
– Они могли подхватить ключи у него в карманах, а человека за рулем, когда машина уезжала, я не рассмотрел, – пояснил Стерх. – Но есть еще вторая версия. Его вызвали из ресторана и грохнули те, кто за ним следил эти дни.
– Зачем бы им потребовалось его убивать? – Линдберг все-таки закурил, разгоняя дым рукой, чтобы Стерх меньше нервничал. – Убийство – серьезное преступление, даже в наши дни, даже у нас. И он должен был сообщить тебе содержание переговоров, которые провел по телефону. Ты разве не просил его об этом?
– Просил, – согласился Стерх. – Но он мог пренебречь просьбой, если его проинструктировали как-то… настойчиво. Например, сообщили, что его подружку прибьют, если он все расскажет мне. Не забывайте, он ее, похоже, действительно любил.
– Что ты о ней думаешь? – спросил Линдберг.
– Покажите еще раз фотографию, – попросил Стерх. Получив ее в руки, он снова рассмотрел это лицо, и вынужден был согласиться со своим первым впечатлением. Девушка не стоила того, чтобы за ней гоняться.
– Она не подходит Халюзину, – выговорил он. – Он был разведен, у таких людей возникает желание не связываться с хищными особами в юбке. А эта выглядит как… хорек.
Линдберг тоже осмотрел фотографию, кивнул.
– Элегантная и довольно ленивая. Такие сейчас идут… в секретарши к депутатам, хотя бы местного пошиба.
После этого на фотографию стала смотреть Вика. Она сдержано покачала головой, ничего не произнесла, и вернула ее Собинову.
– Как-то это все не очень обычно, – высказался, наконец, и он, засовывая фотографию в карман.
– Что у него еще было в карманах? – спросил Собинова Стерх.
– Больше ничего, только бумажник. Даже сигарет нет… Ключи, конечно, остались в замке зажигания.
– Так, – чуть устало кивнул Линдберг, уже не отгоняя клубы дыма от Стерха. – Если это все, то я вас, мистер частный детектив, не задерживаю.
Они с Собиновым повернулись и отправились к «уазику». Вика проводила Линдберга взглядом.
– Почему ты не сообщил ему всего, что мы знаем о девушке?
– Например?
– Что они жили вместе, что она после смерти матери продала квартиру, что поступила в МОНИКИ?
– Машина Линдберга работает очень точно. Может, не слишком быстро, но точно. Уже к завтрашнему дню он будет это все и сам знать. К тому же, с большей достоверностью, чем это знаем мы. И даже с большими подробностями. Кроме того…
Они пошли к «Ниве» Стерха.
– Что?
– Мне нужно немного времени. А получить его я могу, только если Линдбергу будет чем заняться. Вот пусть и занимается.
– Зачем тебе время?
– Очень просто, – Стерх даже остановился, повернулся к Вике. – Потому что мы продолжаем наше дело. – Он проследил, как машина с Линдбергом и Собиновым проехала мимо, в сторону Москвы. – Ты сегодня же отправишься в МОНИКИ, найдешь там отдел кадров, попробуешь выяснить, где она обитала, пока не исчезла оттуда, и поговоришь со всеми, кто ее знал.
– А ты? – спросила Вика.
– А я отправляюсь в Воронеж. Попробую понять, как там жил архитектор Халюзин. Наш такой неудачливый клиент… Благо, у нас теперь есть адрес.
Отвезя Вику в МОНИКИ и залетев на полчаса домой, Стерх бросил немного белья в дорожную сумку, на которую еще по прежней поездке едва мог смотреть, памятуя тот отчаянно-кошмарный перегон в Крым, сунул в наплечную кобуру свой «Стерлинг» и потопал к двери. Уже выйдя в коридор, он вынужден был вернуться, и нашел большой, на четыре батарейки, фонарь, а потом, покопавшись в верхнем ящике стола, отыскал и короткий, как ручку, и почти такой же тонкий фонарь на две пальчиковые батарейки.
Часы показывали без чего-то четыре, когда его «Нива» двинулась по Люсиновской, как в прошлый раз. Только теперь он свернул на Каширку. Саму Каширу проехал, когда стал накрапывать дождик, особенно неприятный потому, что он как-то неуверенно повел себя в этих не очень широких провинциальных улочках, вдруг испугавшись, что заблудится. У него возникло даже желание остановиться и расспросить кого-то, как выехать на мост через Оку, но он пересилил себя, решил, что это признак нежелания ехать на юг, отвлекся, и очухался только когда увидел указатель поворота на Мордвес.
Потом дело пошло веселее, около Ефремова ему очень захотелось есть, но он продержался до Ельца и лишь тут сделал небольшую остановку, со вкусом, неторопливо разобравшись с совсем неплохим пловом и шашлыком, как водится, из неизвестно какого мяса, запив все это огромным количеством жидкого кофе.
К Воронежу он подъезжал, уже ощущая усталость, но все еще ему только предстояло, поэтому он крепился. Было без чего-то одиннадцать часов, уже основательно смерклось и машин на улицах города стало совсем немного, но люди еще не ложились, светились окна большинства домов и в небольших уже по-южному палисадниках, мимо которых он проскакивал, толкалась беззаботная молодежь.
Покружив по городу, он отыскал улицу Приречную, тихую, едва освещаемую всего-то пятком фонарей, которые уже не способны были разогнать мрак, пронзаемый резкими, совершенно осенними по запаху и силе порывами ветра. С одной стороны улицу составляли четырехэтажные дома, на два подъезда. Такие любили в предвоенные годы строить на центральных улицах провинциальных городов. Перекрытия у них были деревянные и как правило отчаянно скрипели. А вот с другой стороны улицы стояли трехэтажные длинные бараки, из тех, что строили сразу после войны пленные. В прежние годы в них обитало гораздо больше народу, чем в довоенных домах, и в плане удобств они были куда проще, но выстроены оказались прочнее и аккуратнее. А потому со временем их перестраивали, превращая в совсем недурное по провинциальным меркам жилье. Об этом стоило бы поговорить с самим Халюзиным, подумал Стерх, паркуясь напротив дома с табличкой «шесть».