Пуговицы - Ида Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спонтанная затея с поездкой была глупой, результат оказался таким же.
Однако Надина мама, действительно, существовала, и я планировала выложить эту новость Тамаре Андреевне лично, чтобы посмотреть на её лицо, когда она об этом услышит. А ещё стало понятно, что мать Надю не очень-то любила. Может, поэтому Надя предпочитала, чтобы все считали её одинокой? Хотя Томашу-то она об этом рассказала.
Интересно, знал ли он о погибшем Надином отце и брате?
Но Яга, пожив здесь, наверняка должна была знать о существовании Лидии Михайловны. А если знала, то почему не рассказала директрисе?
Внезапно я услышала странный звук. Довольно громкий, чтобы его не слышать, но в то же время слабый и жалостливый, будто тому, кто его издаёт, срочно необходима помощь.
Звук шёл из-за приоткрытой двери. Я заглянула.
Это была точно такая же комната, как у Лидии Михайловны. Только вместо одной кровати здесь стояли две. Возле окна на инвалидном кресле сидел благородного вида чуть лысоватый старичок, а на полу посреди комнаты лицом вниз лежал маленький сухой дедок в синей клетчатой пижаме. Пальцы его скребли ковер, плечи вздрагивали, именно от него и исходили душераздирающие стенания.
Я бросилась к нему, пытаясь поднять, но дедок внезапно прекратил стонать, поднял голову и спокойно посмотрел на меня.
— Ты кто? — голос у него был скрипучий.
Старичок в кресле тоже смотрел с удивлением.
Я поспешно встала.
— Мне показалось, вам плохо. Хотите, я кого-нибудь из персонала позову?
— Из персонала, — раздражённо передразнил дедок. — Сдался мне твой персонал.
Поднявшись на четвереньки, он требовательно протянул руку, чтобы я помогла ему встать.
Шаркая, на полусогнутых ногах он доковылял до кровати и упал уже на неё.
— Простите, — тот, что сидел у окна, не обращая внимания на страдания соседа, развернул кресло в мою сторону. — Вы ведь не сотрудница «Пуговиц»?
— Нет.
— Но где-то мы с вами уже встречались, — старичок подъехал ко мне, пристально вглядываясь в лицо. Глаза его блестели, как у молодого, а пальцы были страшные. Крючковатые, с распухшими суставами.
— Вряд ли, — я отступила назад.
— Не спорьте, — отрезал он с убеждённостью. — Я вас ждал. Вы любите виноград? Возьмите на холодильнике там, за дверью.
— Не нужно, спасибо, я пойду. Меня друзья ждут.
— Передавайте бабушке привет, — бросил он мне в спину прежде, чем я успела скрыться за дверью.
Я резко остановилась.
— Вы знакомы с моей бабушкой?
— Ольга Викторовна, так ведь?
— Да.
Я вернулась.
— Да неужели! — стонущий дедок с интересом перевернулся на бок. — Оленька решила вернуться к нам?
— Она умерла летом.
Оба старика понимающе покачали головой.
— Она же была совсем молодая и здоровая, — печально произнёс колясочник.
— Ей семьдесят два было.
— Я и говорю — молодая.
— Машина сбила.
— Прими мои искренние соболезнования, — он подъехал и с теплом пожал мне руку. — Такая замечательная женщина была.
Впервые в жизни я слышала, чтобы кто-то назвал Ягу замечательной женщиной. Она, конечно, умела притворяться, но только когда ей было что-то очень нужно.
— Вы её хорошо знали?
— Ну, а как ты думаешь, если узнал тебя?
— Мы совсем не похожи! — ужаснулась я. — Она мне не родная бабка.
— Конечно, не похожи, — старичок подмигнул. — Но твои фотографии я видел.
— Зачем это она их показывала?
— Да, как тебе сказать… Здесь всегда смотрят, есть ли у тебя семья, дети, родственники… Если есть — всё в порядке. А если одинокий, значит, — пуговица.
— Что значит пуговица? — удивилась я.
— Кончайте болтать! — закричал на нас дедок.
— Злится, что мы тихо говорим и ему не слышно, — захихикал старичок.
— Так, ладно, — я попыталась собраться с мыслями. — А что она ещё рассказывала?
— Так всего и не упомнишь, — его взгляд сделался хитрым. — Ты приходи нас навещать, может, я чего и вспомню.
На телефон начала названивать Лиза.
— Может, лучше я вам позвоню? — предложила я, торопливо сбрасывая звонок.
— Ну, какие в нашем возрасте телефоны? — старичок снова взял меня за руку. — Ничего в мире никогда не заменит живого человеческого общения. Живых эмоций и ощущений. Разве можно по телефону увидеть глаза или почувствовать мягкость шелковистой кожи.
Вырвав руку из его страшных холодных пальцев, я отступила, но не ушла.
— Вам правда есть, что рассказать?
Его медленная приветливая улыбка растянулась в широкий оскал, обнажив ровный, неестественно белый ряд вставных зубов.
— Уж в этом-то можешь не сомневаться. Просто приходи и узнаешь.
Я огляделась. На низеньком холодильнике, где из-под накрытого полотенца выглядывала тарелка с виноградом, я заметила газету с кроссвордом и поверх неё карандаш.
Не спрашивая разрешения, я быстро взяла эту газету и, записав внизу на полях свой номер телефона, протянула старику.
— Не знаю, получится ли у меня снова сюда приехать, но, если вдруг что-то вспомните интересное про мою бабушку, позвоните, пожалуйста. Это, правда, важно.
— Плохо быть пуговицей, — он опустил голову и печально покивал, глядя в газету. — Никому ты не нужен.
— Я не понимаю про пуговицы.
— Твоё счастье, если никогда и не поймёшь.
— Вы позвоните мне? Пожалуйста. Я очень постараюсь приехать. Могу что-нибудь привезти.
Старичок поднял глаза и недобро посмотрел на меня исподлобья.
— Привези мне пару килограмм любви и мешочек радости, давненько я их не пробовал.
До автобусной остановки Лиза с Липой возбуждённо обсуждали всё, что произошло в комнате Надиной мамы.
Сели в автобус. Свободных мест было полно.
— Пока ты бегала в туалет, администраторша рассказала, что Надя у них не только работала, но и жила, — Липа сидел позади нас и говорил в щель между креслами. — Из-за той аварии у её мамы уже давно с головой проблемы и нужно было брать сиделку, а сиделка стоила дороже, чем Надя могла заработать. Вот они и перебрались так жить.
— Я бы с ума сошла, — Лиза держала перед собой телефон и как бы невзначай то и дело обновляла Инстаграм. — Жить среди пенсий всю свою сознательную молодость.