Жизнь, по слухам, одна! - Татьяна Устинова

Будь осторожна. Будь осторожна.

Ты ничего не сможешь сделать сама. Ты никогда ничего неумела делать сама!..

Катя Мухина длинно вздохнула, двинулась было по поляне, апотом сообразила, что так не годится. Нужно искать в кустах и между лодочнымисараями!.. Эллингами, как назвал их неведомый Иван Иванович, знающий слово«Вальпараисо»!..

И она мужественно полезла в кусты.

После Вадика Семенова и происшествия в сирени все на светекусты она обходила стороной.

Было очень страшно.

Все ее привычное осознание себя рушилось прямо на глазах, ив разрушении этом была какая-то неотвратимость, как будто она, Катя, приказаласебе разрушиться и даже получала от этого удовольствие.

«Это не я. Это не могу быть я!.. Почему я шарю в кустах наКрестовском острове?! Почему я не побежала в милицию, не упала в обморок, неоказалась в психиатрической лечебнице от горя и страха?!»

Мама говорила когда-то, что в трудных ситуациях у человекаоткрываются «недюжинные силы». Она так и говорила: «недюжинные», словно вбылине!..

Ветки трещали и цеплялись за волосы. Катя мотала головой,удивляясь, что это она производит такой шум, как будто через кусты ломитсямедведь.

Какие-то голоса зазвучали очень близко, грянули так, чтозаложило уши.

Катя Мухина со своей автомобильной аптечкой и бутылкой водыпод мышкой стремительно пригнулась к земле, стала на колени и поползла забоярышник – так вдруг стало страшно.

– …А я ей говорю: «Вешалка ты старая! Чего ты ко мнепривязалась, дура?!» А она мне: «Без родителей в школу больше не приходи!»

– А ты че?..

– Да плевать я хотел на эту школу! На фиг она мне сдалась!Байдень сплошная беспонтовая, е-мое!..

– И че?

– Да я туда больше ни ногой! И все это стремалово мнефиолетово, пусть хоть папахену мозги насилует, хоть мамахену!

– А они че?

– А че они?! Им тоже все сугубо фиолетово! Папахен на пахотес утра до ночи ремеслит и на все давно забил, а мамахен все больше в хайральнепричипуривается, дурища!..

– Козлы, – сказал второй равнодушно.

– Сам ты козел, – неожиданно обиделся первый.

Катя видела их сквозь ветки, они мелькали и пропадали, иудивлялась тому, что они такие одинаковые – мелкие, ссутуленные, в широченныхштанах, которые волоклись по земле и пылили, в засаленных куртках и мятыхмайках. Потом она поняла, что они не мелкие, а просто маленькие – им было,должно быть, лет по тринадцать.

«Когда у меня будет сын, – вдруг подумала сидящая в засадеКатя Мухина, – я ни за что на свете не позволю ему шляться в будний день поКрестовскому острову!.. Когда у меня будет сын, я стану заезжать за ним в школуи обедать с ним в пиццерии – просто так, когда захочется! Когда у меня будетсын, я вылезу из кожи вон, только чтобы ему со мной было весело и интересно. Яникогда не буду его обижать, только если случайно, а когда случайно – этонестрашно, это можно простить!.. У него будет отмытая, осмысленная мордаха,веселые глаза, рюкзак с книжками и длиннющие несуразные, мальчишеские руки доколен. Он будет высоченный, худой, смешной, и он будет мой друг. Поэтому, когдая начну ругать его за двойки, он станет сверху обнимать меня за шею, смотретьмне в лицо шоколадными смеющимися глазами и говорить снисходительно: „Да ладно,мам!“…»

Двое, продолжая гнусавить что-то про «хавальники, братух,халявников, кокс, блымс и додиков», прошли мимо и пропали за зарослямибоярышника. Катя, осознав, что неизвестно зачем продолжает припадать к земле,выпрямилась, отряхнула коленки, посмотрела им вслед и снова полезла в кусты.

Она понятия не имела, как именно следует искать в кустах…человеческое тело!..

Нет, нет, не тело! Он жив, конечно же, а как же иначе!..

Кусты расступились, и она оказалась прямо под стенкойдощатого лодочного сарая. Впереди, метрах в двадцати, был Гребной канал, мерноходили камыши, которые шевелил ветер, и вода блеснула ей в глаза нестерпимымблеском – откуда-то взялось солнце и теперь прыгало по воде, разбрызгиваяблики.

Приставив ладонь козырьком к глазам, Катя внимательнейшимобразом осмотрела канал, вздохнула и оглянулась. Чаща у нее за спинойпоказалась ей совершенно непролазной, и ох как не хотелось лезть туда опять, отсолнечного света, блеска воды и синего осеннего простора!..

Она решительно шагнула обратно, наступила на что-то мягкое,охнула и остановилась. Это мягкое оказалось человеческой рукой.

Катя Мухина, которая полетела искать избитого ГлебаПетровича, брошенного на Крестовском острове, лазавшая по кустам, прятавшаясяот каких-то случайных мальчишек, оказалась совершенно не готова к тому, что онаего… найдет!

Она так испугалась, что вскрикнула, уронила автомобильнуюаптечку и бутылку и бросилась в другую сторону, к воде, простору и солнцу.

Бросилась и тут же остановилась.

Бежать нельзя. Нужно быть хоть чуточку мужественной. Нужнодовести дело до конца. Если он умер, она должна хотя бы это знать.

И Катя вернулась.

Человек лежал на животе, рука, на которую наступила Катя,была неестественно вывернута грязной ладонью вверх.

– Глеб Петрович, – осторожно позвала Катя и наклонилась,рассматривая бледную и даже какую-то зеленоватую щеку, – это вы?

Ничего нельзя было придумать глупее этого вопроса, и сталоабсолютно понятно, что он ее не слышит, и тогда Катя присела и потрясла его заплечо.

– Глеб Петрович!..

Голова сдвинулась, как неживая, и за воротником белоснежной,ну просто сияющей белизной рубашки Катя увидела какую-то труху, листья иделовитого муравья, который полз по коже.

Катю затошнило.

– Глеб!!

Она с трудом перевернула его. Тело тяжело перевалилось наспину, придавив руку, которая, казалось, была чьей-то чужой рукой, непринадлежавшей этому телу.

– Господи, что мне делать?! Вы живы или нет?! ГлебПетрович?!

И этот пробежавший по шее деловитый муравей не давал ейпокоя!..

Пульс? Где его щупают, этот чертов пульс?! В сериалах ониэто делают очень ловко, на шее, в одну секунду понимая, жив человек или нет!..Катя Мухина, превозмогая себя, протянула руку, дотронулась до шеи и тут жеотдернула ладонь.

– Дура, – шепотом сказала она себе. – Ты дура, дура ислабачка!.. Ну! Давай сейчас же!..

Она снова потянулась, и кожа показалась ей холодной,влажной, совершенно лягушачьей. Никакого пульса там не было, по крайней мереКатя не знала, как его найти.