Темное разделение - Сара Рейн

Гарри Фитцглен уже ждал ее, что было очень вежливо с его стороны. Он купил ей выпить и затем сказал, что с Удовольствием передаст ее письмо Симоне Мэрриот, но сначала хотел встретиться с Рози, чтобы быть уверенным в том, с кем имеет дело. Иногда в редакции газет звонят всякие странные люди — она должна это, конечно, понимать.

— Да, конечно.

— Можно спросить вас: насколько хорошо вы знали Симону и Соню?

Симона и Соня. Имена отозвались в голове Роз ледяными сосульками, и на мгновение переполненный винный бар затуманился, в ушах зазвенело. «Сиди спокойно, — мягко сказал голос Рози. — Ты с этим справишься. Бывали ситуации и похуже». Она отпила еще немного вина, радуясь его прохладному сухому вкусу, и сказала:

— Я знала близнецов, когда они были совсем крошечными, еще до операции по разделению; конечно, я была знакома и с их родителями.

— С их матерью? Вы знали их мать?

Он наклонился вперед, глядя ей прямо в глаза. На него приятно было смотреть, когда он не дулся на весь мир. Его глаза были ясного серого цвета, темнее к краям, что редко бывает. Роз задумалась, сколько ему лет. Сначала он показался ей значительно моложе, но теперь она поняла, что ему было около тридцати, максимум тридцать два. Но не меньше. Всего десять или двенадцать лет разницы.

— Извините, если это прозвучало навязчиво. После этой заметки о галерее Торн мой издатель загорелся идеей написать сенсационную статье о близнецах — как они прожили свои жизни, как взрослели. Я думаю, вы знаете, что я имею в виду, — сказал Гарри, и Роз кивнула в ответ и прошептала: конечно, она знает, и это так интересно, и какая хорошая мысль.

Это было нисколько не интересно, это была очень опасная мысль, и хорошо, что Роз набралась храбрости позвонить и прийти в «Джорджио» сегодня, а то она бы даже не узнала об этих планах. Журнальная сенсация, статья о близнецах. Люди будут копаться в прошлом, заинтересуются именно этой частью прошлого! Опасно! Опасно! Этот человек, этот журналист с такими красивыми глазами, умен и проницателен и сможет раскрыть любую тайну. Выждав момент, Роз спросила:

— Это вы будете писать статью?

— Надеюсь, что нет. Лично я считаю, что сама идея дерьмовая, — сказал Гарри, — но мой издатель попросил меня провести предварительное исследование, узнать, достаточно ли материала, и это еще одна причина, по которой я хотел встретиться сегодня с вами.

Он прервался, чтобы отпить из бокала.

— Я пытался найти Соню, но потерпел неудачу. Насколько я понимаю, она не умерла, не вышла замуж, у нее не было детей, она не получила паспорт и водительские права.

— Все это кажется таким печальным, — сказала Роз мягко.

— Или ей удалось сделать что-нибудь из этого, нигде не оставив никакой записи. Так что я подумал: если вы знали эту семью, то могли бы мне дать какую-то подсказку. Но, кажется, вы не знали их достаточно хорошо.

Он ясно предлагал ей возможность дать вежливый отказ, если она не хочет говорить, но Роз могла только посмеяться над этим. Как хорошо она знала семью? Ах, достаточно хорошо, чтобы заниматься любовью с отцом близнецов в чопорной гостиной маленького домика своей тети. Достаточно хорошо для того, чтобы, когда эта неверная сучка, Мелисса, сбежала с детьми, раскопать, куда неблагодарная тварь исчезла. Прошлое налетело на нее, темное, ранящее, ужасно порочное и несправедливое.

Но ничего из этого не могло быть произнесено, и почти все это не нужно было и вспоминать.

— Я работала в больнице, когда близнецы родились, — сказала она медленно, как будто вспоминая. — Я была тогда еще на курсах обучения медсестер, но я помню, как это все публично освещалось и весь ажиотаж. И я несколько раз приходила к ним домой, чтобы помочь с детьми, когда они выписались, и несколько раз работала няней. Вот почему я хотела бы написать Симоне сейчас — сказать, как я рада прочесть про ее успех.

Она поколебалась и затем спросила:

— Кстати, почему Симона носит фамилию Мэрриот теперь? Она вышла замуж?

— Не имею понятия. О муже нет никаких упоминаний, но это ничего не значит.

Он, конечно, уклонился от ответа. Ответ был совершенно ясен: Мелисса сменила имя много лет назад; Роз давно догадывалась об этом, конечно, и она всегда знала, что однажды найдет эту сучку. Хотя она и не предполагала, что это произойдет именно так. Но она сказала:

— Может быть, я найду фотографии семьи или письма для вашей статьи.

— Вы могли бы? Ведь прошло столько лет! — Он был удивлен.

— Я немного волшебница, — сказала Роз весело. — У меня есть коробки с фотографиями и старые рождественские открытки и все такое. Я посмотрю и позвоню вам, ладно?

— Это было бы здорово. И если хотите, я с радостью передам письмо Симоне.

— Мне так хочется увидеть ее снова, — сказала Роз задумчиво. — Я не хотела бы писать в эту галерею Торн. Не очень личное письмо получилось бы.

— Я понимаю вас — Он улыбнулся ей. Он выглядел совсем другим, когда улыбался. — Я рад, что вы позвонили мне, Рози, — сказал он, — Хотите что-нибудь съесть, раз уж мы здесь? Здесь подают хорошую лазанью.

Роз еще никогда не ужинала в баре итальянской кухни с мужчиной. Так что это была Рози — Рози, в чьей голове уже строились планы и разрабатывались стратегии. Она улыбнулась и сказала:

— Какая хорошая мысль. Я люблю лазанью.

Гарри вернулся в свою квартиру часом позже, во рту его до сих пор был немного кислый вкус лазаньи и дешевого красного вина, которое, скорее всего, вызовет пронзительную головную боль завтра утром.

Он налил полный стакан виски и стал проматывать сообщения на автоответчике. Одно было от Анжелики Торн, которое содержало дорогостоящие планы о походе с несколькими друзьями в клуб с веселым названием вечером в понедельник. Она интересовалась, не присоединится ли Гарри, что он думает по этому поводу.

По этому поводу Гарри думал, что если так будет продолжаться, то он будет разорен даже больше, чем когда имел дело с Амандой, и, судя по всему, вдвое быстрее. Он заглянул в телефонную книгу, чтобы узнать подробности о ночном клубе, и затем проверил свои последние банковские счета и карточку. Это было печальное занятие, и получалось так, что клятва скорее умереть с голоду, чем писать статью об Андерсон-Мэрриот, была ближе к истине, чем он думал. Следующие десять минут он потратил на то, чтобы представить, как он выходит из суда по делу о банкротстве, изнуренный и небритый, сетуя на вероломство женщин, и как он идет к ближайшему центру для бездомных, преисполненный горечью потерянной любви и, посыпая солью раны, оставленные страстью. Этот случайная смесь образов так понравилась ему, что он записал их, на случай если пригодятся в будущем.

Филип Флери знал толк в хорошей фразе. Гарри сдерживал себя, читая только по паре глав «Врат слоновой кости» за раз, потому что иначе он проглотил бы книгу целиком; такое много раз случалось в прошлом. Его привычка раздражала Аманду и досаждала ей; она называла это «жить эмоциями других людей», преподнося свое замечание как оригинальное наблюдение Кьеркегора или Гете.