Раб моего мужа - Марья Зеленая

голову, внес Элизабет сквозь шуршащий виноградными листьями вход и осторожно усадил на скамью.

Она предложила ему сесть напротив, и он, чуть поколебавшись, сел.

— Позвольте спросить, мэм, как ваша нога? — осведомился он.

Элизабет стыдливо прикрыла юбками босые ступни. Из-за отека на ней не было ни туфель, ни чулок, ни панталон. Обсуждать с посторонними свои конечности — жутко неприлично, но она все же ответила:

— Болит уже меньше, но наступать я на нее не могу.

— Вы прикладываете змеиный корень?

— Да, Анна приматывает бинтом. И, кажется, от него становится лучше.

— Я принесу вам еще один.

— Спасибо.

Он замолчал, и Элизабет тоже не нашлась, что сказать. Она обернулась к пруду и стала глядеть на нежные звездочки кувшинок, белеющие среди глянцевитых листьев на темной воде.

Вот поплыла лягушка, лениво толкаясь задними лапками. Добравшись до округлого листа, она забралась на него и замерла, поблескивая зеленой спинкой. Элизабет даже стало завидно. Вот бы и самой нырнуть в прохладную глубину! Она развернула веер и принялась им обмахиваться.

— Вы позволите, мэм? — подал голос Самсон.

Элизабет протянула веер ему, и он энергично замахал им, разгоняя воздух.

— Можно еще кое-что спросить? — поинтересовался он.

— Спрашивай.

— Каким концом вы разбиваете яйца? Острым или тупым?

— Что? — Она недоуменно улыбнулась.

— Ну, в той книжке, которую вы мне дали, две страны устроили войну из-за того, каким концом нужно разбивать яйцо. Признаться, я бы никогда не подумал, что это настолько важно, чтобы из-за этого воевать.

— А это и не важно, — усмехнулась Элизабет. — Это просто аллегория на борьбу католиков и протестантов.

Судя по обескураженному лицу Самсона, он понятия не имел, кто такие католики, протестанты, что значит «аллегория», и какое отношение все это имеет к яйцам.

— Ладно, забудь. — Элизабет махнула рукой. — «Гулливер» это выдумка. Сказка. Ты что, никогда не читал сказок?

— Нет, мэм.

— А что же ты читал?

Самсон поднял глаза к потолку.

— Библию читал… Еще мистер Чарльз давал мне книжки про лошадей. А еще — такие толстые тетради, где написано, сколько хлопка собрали и сколько денег за него получили.

— Учетные книги?

— Ну да. Я неплохо складываю цифры в уме, и мистер Чарльз поручал мне проверять, все ли сходится… Знаете, мэм, он говорил, что нет такого управляющего, который бы не пытался облапошить хозяина.

— И как? Он оказался прав?

— Еще бы! Двоих управляющих он уволил, а третий тоже воровал, но поменьше, и мистер Чарльз, в конце концов, махнул на это рукой.

— Хм… — Элизабет потерла подбородок. — Интересно, Билл Браун тоже обкрадывает Джеймса?

— Не знаю, мэм. Мне бы взглянуть на записи…

— Да ладно, это не моя забота.

Они замолчали, и Элизабет вновь повернулась к пруду. Если мистер Чарльз и впрямь давал Самсону проверять гроссбухи, значит негр, несмотря на свою неотесанность, далеко не глуп. Нужно будет дать ему еще книжек, чтобы расширить его кругозор.

— Можно еще кое-что спросить, мэм? — промолвил Самсон.

— Конечно.

— Насчет «Гулливера». Выходит, это все выдумки?

— Конечно выдумки. Никаких лилипутов не существует.

— Тьфу ты! Я так и думал. Это просто Люси меня с толку сбила. Я ей говорю — что это все враки, а она мне, мол, только ниггеры рассказывают небылицы, а в книжках белых все — чистая правда.

— Люси? — удивилась Элизабет. — Она что, видела, как ты читал «Гулливера»?

— Так уж вышло, мэм. Я хотел ночью втихаря почитать, но, когда через нее перелезал, она проснулась. Пришлось читать ей вслух. Но вы не волнуйтесь, она меня не выдаст.

«Когда через нее перелезал, она проснулась», — отголоском прозвучало в ее голове. Разве они спят не на разных кроватях?

— Люси все так же не подпускает тебя к себе? — нарочито небрежным тоном поинтересовалась Элизабет.

Самсон потупился и тихо сказал:

— Подпускает, мэм… — Он шумно сглотнул. — После того случая, когда ваш муж… вы… были у нас…

Элизабет вспыхнула от стыда.

— Черной женщине трудно без мужской ласки, — виновато, как будто оправдываясь, добавил Самсон.

Сжав губы, Элизабет уставилась в одну точку. Глупая, неуместная ревность жгла изнутри. Даже увидев своими глазами, как Самсон «покрывает» Люси, она почему-то думала, что этого больше не повторится…

Но это же полный абсурд! Какое ей дело до того, с кем спит раб ее мужа? Он вовсе не обязан блюсти целибат…

— Но ведь она говорила, что больше не хочет рожать рабов, — пробормотала Элизабет.

— Она пьет какое-то зелье, чтобы не понести, — вполголоса ответил Самсон. — Да и я ушами не хлопаю…

Элизабет не поняла смысл последней фразы, но переспрашивать не стала.

— Только, пожалуйста, не говорите мистеру Джеймсу, — добавил Самсон.

— Не бойся, не скажу.

На дорожке показалась Анна с корзиной в руках. Элизабет облегченно вздохнула от того, что больше не придется испытывать мучительную неловкость, находясь с Самсоном наедине.

Пора признаться самой себе, что она заигралась. Что чувства, которые он пробуждает в ней, выходят за рамки отношений хозяйки и слуги. И пускай Джеймс чудовище и скотина — приличная замужняя леди не имеет права на фривольные помыслы о другом мужчине, а уж тем более о чернокожем рабе.

Анна окинула Самсона неодобрительным взглядом и, войдя в беседку, поставила корзинку на скамью.

— Вот, мадам, как вы и просили. — Она сняла полотенце. — Пирог, сандвичи, лимонад.

— Спасибо. — Элизабет взяла два сандвича и протянула их Самсону и Анне. — Угощайтесь.

Пока она со служанкой неспешно жевала хлеб с ветчиной, запивая холодным лимонадом, Самсон управился со своей порцией буквально за пару секунд. Проглотив сандвич, он принялся смачно облизывать пальцы, на что Анна с укоризной покачала головой.

— Ты голоден? — спросила Элизабет. — Хочешь еще?

Она протянула ему второй бутерброд.

— Спасибо, мэм, — ответил Самсон и виновато добавил: — Извините, просто я сегодня еще ничего не ел.

Анна фыркнула и отвернулась, а Элизабет, не обращая внимания на ее недовольство, спросила:

— То есть как это «ничего не ел»? А завтрак?

— Я сам виноват, мэм. Вчера пришел с поля голодный, как волк. Намолол кукурузной муки, Люси напекла лепешек, а я сдуру возьми, да и сожри все подчистую. Даже на утро себе ничего не оставил. Люси хотела со мной поделиться своей долей, но я отказался. Нечего ей из-за моего обжорства страдать.

Элизабет протянула ему кусок апельсинового пирога.

— Возьми.

— Спасибо, мэм.

— А что вообще едят негры? — поинтересовалась она.

— Кукурузные лепешки, — с набитым ртом ответил он.

— И все?

— Да, мэм. Иногда, правда, удается поймать енота или опоссума, или наудить рыбы. Тогда у нас, почитай, пир.

— То есть, ни мяса, ни овощей вам не дают?

— Нет, мэм. Вот на плантации