Раб моего мужа - Марья Зеленая

а Элизабет закачалась в кресле, яростно обмахиваясь веером. В глубине души она была бы совершенно не против, если бы он поднялся к ней, в чем есть… И эта мысль вызывала у нее жгучий стыд.

Она встала с качалки, на одной ноге допрыгала до балконной двери и вошла в спальню. Анна, запрокинув голову, развалилась в кресле, и из ее рта вырывался могучий храп. Элизабет не стала ее будить, а доковыляла до туалетного столика и села на пуфик. Взглянув на себя в зеркало, она прижала к пылающим щекам ладони. Сердце учащенно стучало, и от собственного безрассудства захватывало дух.

Минут через двадцать с улицы долетел скрипучий голос Цезаря:

— Эй, черномазый, ты хорошо вымылся? Мисс Дороти терпеть не может, когда в доме воняет ниггерами.

— Себя-то ты давно нюхал, старый пес? — добродушно ответил Самсон.

— Ты оборзел, черномазый? Думаешь, раз записался в любимчики молодой миссис, тебе все сойдет с рук? Давай, скорей беги лизать ее сапоги. Будешь хорошо стараться, может, еще что-нибудь даст полизать…

У Элизабет загорелись уши. Цезарь, старая мартышка! Укоротить бы его длинный язык!

В дверь постучали. Анна подскочила на кресле, осоловело вытаращив глаза.

— Простите, мадам, кажется, я задремала…

— Открой, — приказала Элизабет, пытаясь совладать с дрожью в голосе.

Служанка отворила дверь.

— Опять ты? — сердито буркнула она. — Чего тебе нужно?

— Это я его позвала, — вмешалась Элизабет. — Впусти его.

Анна с неодобрительным фырканьем посторонилась, пропуская Самсона. Он действительно переоделся в свой единственный приличный наряд — белую рубаху, жилет и бежевые штаны.

— Вы велели прийти, мэм? — спросил он, нерешительно переминаясь на пороге.

— Да, — сказала Элизабет и набрала побольше воздуха в грудь. — Скажи, ты бы мог носить меня на руках?

Служанка изумленно выпучила глаза, а Самсон, не задумываясь, кивнул.

— Конечно, мэм. Вы же легкая как перышко.

— Вот и славно. — Элизабет с облегчением выдохнула, радуясь, что он не стал ломаться или задавать дурацких вопросов. — Ты можешь отнести меня вниз?

— Да, мэм. Прямо сейчас?

— Почему бы и нет.

Самсон подошел к туалетному столику и склонился над Элизабет. Она обняла его за шею, а он подхватил ее под колени и поясницу и без особых усилий поднял.

Он был так близко!.. Так непозволительно близко! От него пахло мылом, выстиранной одеждой, но в то же время, едва уловимо, чем-то еще. От остальных чернокожих — дворецкого и служанок — иногда пованивало как от скотины, но Самсон пах по-другому. Элизабет вдохнула этот запах — теплый, мягкий, с привкусом сладковатого дыма — и у нее, как от вина, закружилась голова.

В памяти промелькнули воспоминания. Негритянская хижина. Лоснящиеся тела. Крепкие ягодицы, ходящие рывками взад и вперед…

Самсон нес ее по ступеням, а Элизабет не замечая ничего вокруг, судорожно цеплялась взмокшими пальцами за его плечи.

— Что здесь происходит? — резкий окрик свекрови будто окатил ее ледяной водой.

Самсон с Элизабет на руках остановился у основания лестницы. В вестибюле стояла миссис Фаулер, во вдовьем платье похожая на гигантскую ворону. Она распростерла черные «крылья» и закаркала:

— Господь милосердный! Элизабет! Это еще что за непотребство! Куда этот черномазый тебя несет?

— А что вам не нравится? — огрызнулась Элизабет. — Я не могу ходить, и мне что, теперь сидеть наверху до скончания века? Вы же сами разрешили позвать кого-нибудь из полевых рабов.

— Но я имела в виду женщину! — возмутилась свекровь.

— Уж простите, надо было яснее выражать свои пожелания, — фыркнула Элизабет.

Миссис Фаулер разинула рот, как рыба, выброшенная из воды, но прежде чем она успела что-то сказать, Элизабет обратилась к Самсону:

— Идем на улицу. Здесь слишком душно.

— Да, мэм. — Он белозубо улыбнулся и понес ее к двери.

Они вышли наружу. В лицо дохнуло раскаленным воздухом, но лучше уж плавиться на жаре, чем сидеть взаперти.

Самсон остановился в тени колонны и спросил:

— Куда вас отнести?

— Ты не устал?

— Ничуть. Не волнуйтесь, мэм, я вас не уроню.

— Тогда может к пруду? Посидим в беседке.

Он кивнул, а Анна, которая тоже вышла на улицу, укоризненно покачала головой.

— Сбегай, пожалуйста, на кухню, захвати сандвичей и лимонада, — попросила ее Элизабет. — Возьми побольше, чтобы хватило на троих.

— Как скажете, мэм, — сухо ответила служанка и вернулась в дом.

Элизабет не понравился ее тон, но она понимала, что Анна печется о ее добродетели. Служанка ведь не знает, каким чудовищем оказался Джеймс. Элизабет хоть и жаловалась на него, но рассказывала далеко не все.

Хотя, даже узнай Анна о гнусных деяниях Джеймса, вряд ли бы это оправдало «непристойное» поведение хозяйки в ее глазах. Леди должна вести себя безупречно вне зависимости от того, какие выходки позволяет себе ее муж.

«А я ничего такого не делаю, — сказала себе Элизабет, убаюканная мерными шагами Самсона. — Я не могу ходить, и мне нужна помощь. С таким же успехом я бы могла позвать любого другого негра…»

— Хотите персик? — вторгся в ее размышления Самсон.

— Персик? — Она непонимающе моргнула.

— Ага. Гляньте какой. — Он указал подбородком на румяный плод, выглядывающий из блестящей зеленой листвы. — Ну-ка, держитесь крепче!

Элизабет уцепилась за его плечи, а он на миг высвободил из-под нее руку, сорвал персик и протянул ей.

— Спасибо, — пробормотала она, поглаживая фрукт по бархатистым бокам.

От персика так одуряющее пахло, что Элизабет не выдержала и откусила кусок. Сладкий ароматный сок оросил ее пересохший рот.

— М-м, вкуснотища!

Она облизнулась, и вдруг заметила, что Самсон покосился на ее губы. Сердце екнуло, по телу пробежала дрожь. Элизабет ощутила, как румянец заливает лицо.

К счастью, Самсон отвел глаза и стал смотреть на дорогу. Она выдохнула, и вновь принялась за персик. Когда от него осталась половинка, она, неожиданно для себя самой, спросила:

— Хочешь?

Самсон удивленно посмотрел на фрукт, потом на нее, и медленно кивнул.

— Хочу.

Элизабет снова смутилась. Это «хочу» прозвучало так, словно относилось вовсе не к персику… Ах, нет! Что за чушь! Черт бы побрал ее бурную фантазию!

У Самсона были заняты руки, и Элизабет поднесла персик к его рту. Он впился в плод крепкими белыми зубами, и через несколько секунд от персика осталась лишь обгрызенная косточка.

Самсон нес Элизабет через сад, а она украдкой посматривала на его рот. Верхняя губа была коричнево-бронзовой, как и лицо, а нижняя — посветлее, с розоватым оттенком. На ней золотилась капелька сока. Элизабет никак не могла оторвать от нее взгляд, до тех пор, пока Самсон ее не слизнул.

Наконец впереди показалась беседка, стоящая на берегу пруда. Потревоженные лягушки с плеском попрыгали в воду. Самсон, пригнув