Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек - Ирина Мазаева

– Не хочу быть с вами, – отрезал Гладкий. – Вы мне неинтересны. Ваша песочница, ваши разборки, обсуждения, где чей совочек. Я давно не был в зоопарке и получил достаточное впечатление – быть по ту сторону клетки не собираюсь. Я лучше со зрителями.

Наступила жуткая тишина. Ребята смотрели друг на друга, словно ждали, кто первый достанет пистолет и убьет обидчика. И вдруг среди этой тишины раздались быстрые шаги – Макс уходил. С грохотом вскочили Федя с Ваней. Тихон сгреб свой планшет, перекинул сумку через плечо и отправился следом.

Ошарашенная Соня смотрела ему в спину, а в голове, как заевшая пластинка: «Зоопарк… зоопарк… зоопарк…»

Народ стал собираться.

– Сладкова, – позвал Тырин, и Соня вздрогнула. И так все не слава богу, а тут еще он. – Спасибо!

Соня смотрела на Славку и не спеша думала: рада она или нет, что их лидер к ней обратился. Два дня молчания, а тут – такая честь.

– За что?

– За выполненное задание!

И он вдруг легко ударил себя в грудь и чуть вскинул руку вверх. Их старый знак. Марк повторил движение, а за ним и Гера, и Фил.

Соня стояла, ничего не понимая. О каком задании говорит Тырин? О каком? О Падалкине? Но об этом ее уже просила Томочка. Что еще?

Вдруг она поняла: Тихон! Своим выступлением новенький оскорбил всех. А причина? Уж не из-за Сони ли? Не она ли сделала так, что Тихон никогда теперь не будет с ними? Тырин, кажется, этого и хотел…

В столовой Соня привычно села отдельно. Одиннадцатый класс устроился за длинным столом у стены. Все как всегда. Только они почему-то молчали. Или все-таки о чем-то говорили? Сквозь гомон особенно и не расслышишь. Соня не прислушивалась. Если ее что и волновало – то это входная дверь. Народ клубился, то загораживая проход, то вдруг показывая черный провал коридора. Если Тихон придет, куда он сядет?

– Сонечка, а почему ты одна?

Нинель Михайловна поставила тарелки на учительский стол и остановилась перед Соней.

Соня смотрела на нее вопросительно. Разве она одна? Нет! Они всегда вместе, всегда – одиннадцатый класс.

– Почему ты перестала сидеть с ребятами?

– Я не одна. – Соня вдруг почувствовала неприятный запах еды – словно все, что лежало перед ней на тарелке, стало испорченным, затхлым… – Я просто жду.

– Ну хорошо, хорошо, – неожиданно быстро сдалась куратор, отходя к коллегам.

А там уже Большой Брат, русиш, математичка с вечной улыбкой на лице. Их разговор был слышен хорошо. Даже очень хорошо. Словно нарочно.

– Ничего страшного, – быстро говорила Нинель Михайловна. – Они соберутся. Начало года. Им надо войти в учебный ритм.

– Начало года? – гудел русиш. – Уже два месяца прошло! Да вы посмотрите, что они творят!

– Обыкновенная химическая реакция, – пожал плечами Большой Брат. – Соединение щелочи с водой дает кислоту и некоторое количество энергии. В вашу щелочь плеснули «Аш два О». Ждите взрыва.

– Остановите их! – не сдавался русиш. – Вы разве не видите, что происходит?

– Они немного волнуются. Все-таки последний год, – качала головой математичка. – Вспомните прошлый выпуск. И позапрошлый. Они всегда такие.

– Конечно, некоторые отклонения здесь есть… – начал Большой Брат.

Но русиш перебил его:

– Это не отклонения! Это закономерный процесс! Если вы их сейчас упустите, обвинять будут педагогический коллектив.

– Да в чем обвинять? – все еще стоя, спросила Нинель Михайловна. – Милые, послушные дети. Газету выпускают.

– Социал-демократы тоже газету выпускали, – хмыкнул Большой Брат. – А закончилось все красным террором.

– Что вы сравниваете? – не сдавалась куратор одиннадцатого.

Появившийся перед Соней Фил загородил стол с учителями и как будто выключил звук.

– Слушай, ты прости его, – быстро заговорил Фил, падая на лавку. – Я говорил ему, что не надо так делать. Но он все надеется, что это вызовет у Томки какую-нибудь реакцию. Она ему позвонит, что ли…

– Ты о чем?

В голове все смешалось: разговор учителей, слова Тихона, растерянный вид Кудри. Хотелось встряхнуться, чтобы выбросить из головы весь этот ком слов, взглядов, жестов.

– Про фотографию… – как само собой разумеющееся сообщил Фил. – Он специально все делает, чтобы насолить. И этот статус…

Действительность схлопнулась. В памяти кстати всплыло рассуждение Тырина о дизентерийных амебах. Тогда он говорил о девочках. Что же он мальчишек в своих рассказах обошел? Вот вам яркий пример…

– Дурак твой Димочка, – прошептала Соня, поднимаясь.

– Если хочешь, я его прибью.

Фил остался сидеть. Его взгляд снизу вверх был каким-то… жалким, что ли?

– Не надо. Пусть живет. В назидание потомкам.

Оставив все на столе, Соня пошла на выход. Молодежь кружила и путала ее, она боялась, что не дойдет, что собьется и окажется около стола со своими. Ноги сами могли туда привести… По привычке.

– Какой счет? – услышала над собой.

– Выгнали, – вздохнул Макс. – Жизнь дает глубокую трещину.

А за ним стоит Тихон. Рюкзак на плече, смотрит поверх голов. Чего ждет? Когда сможет пройти? Когда Соня что-то скажет? И она сказала:

– А вот Тырин считает, что девушки похожи на дизентерийных амеб.

Тихон опускает глаза. Смотрит долго. Ухмыляется.

– Он прав, – произносит негромко и проходит в столовую.

– Уже поели? – несутся мимо Федя с Ваней.

Соня достает свой планшетник, немеющими пальцами касается экрана. Интернет в школе хороший, быстрый. Сеть загрузилась. В статусе Падалкина: «Умер». На аватарке фотография с убитой белочкой. Родилось нехорошее предчувствие, что Димочка выполнит свою угрозу и завалит этот год, летчик дубовый. Или штурману физика ни к чему?

– Что там у тебя творится? – шипит Томочка, а сама поглядывает по сторонам. Как только появится Макс, она побежит к нему, поэтому разговор с Соней – в коротенькую паузу. – Тырин прислал узнать.

Соня прижимает к груди планшетник.

– Я сходила к Падалкину. Он страдает.

– Ой, да пошел этот падучий!

Томочка высокая и худая. Узкое живое лицо, каштановые с рыжинкой кудряшки. Собирается поступать в вышку на журналистику.

– Звонит постоянно. Эсэмэски шлет. Достал уже. Ты-то чего с ним фотографироваться полезла?

– Почему я не могу с ним сфотографироваться?

Соню удивляет все. И то, что Томочка рядом, и то, что перемена, а вокруг подозрительно тихо, и то, что внутри странно спокойно. Даже можно сказать – холодно.