Под сенью звезд - Данил Харин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Небо с невероятной скоростью затягивается рваными черными тучами, солнце, блеснув прощальным лучом, исчезает за черепичной крышей трехэтажного домика с красно-желтой, незамысловатой вывеской «БАКАЛЕЯ». Поднимается ветер.
Он идет вперед, чувствуя, как тело начинает бить озноб.
По испещренному трещинами тротуару, увлекаемый порывами ветра, проносится смятый обрывок газеты. Он успевает заметить заголовок первой страницы, напечатанный огромными кричащими буквами. Успевает прочесть всего одно слово, и это слово отдается в голове тяжелыми ударами молота по наковальне.
Гибель…
Ветер усиливается. Небо окончательно затянули тучи. Он упорно идет вперед, хотя ему очень холодно, хочется зайти в один из домов, найти одеяло, лечь, укрывшись и свернувшись калачиком, и отдохнуть, да отдохнуть.
Вдруг сквозь шум ветра пробиваются первые аккорды знакомой мелодии. Он из последних сил ускоряет шаг, заворачивает за угол. Через два дома по правой стороне он видит столики летнего кафе. В окнах кафе горит мягкий свет, из открытой двери звучит музыка. Вступает мужской прокуренный голос с сильным итальянским акцентом:
– Я держу мир на веревочке, я сижу верхом на радуге…
За крайним столиком, под едва держащемся на ветру зонтом, он видит женскую фигуру.
Изящная рука подносит ко рту чашку, она делает маленький неторопливый глоток. Поворачивает голову в его сторону, глаза спрятаны за дымчатыми стеклами очков. На ней легкое ситцевое платье с бесконечными разрезами по бедрам. Его тянет к ней, он еще ускоряет шаг, почти переходит на бег.
– Жизнь прекрасная штука, – продолжает напевать прокуренный голос.
Он уже близко, уже чувствует сладкий аромат ее рыжих волос. Уже открывает рот чтобы что-то сказать, но особенно сильный порыв ледяного ветра подхватывает переднюю часть подола ситцевого платья и бросает его ей на грудь. Он видит, боже, он отчетливо видит каждый изгиб бедер цвета спелого персика, каждый волосок, составляющий аккуратный треугольник, и даже…
Желание турбинным насосом гонит кровь к чреслам, угрожая разорвать изнутри, комом встает поперек горла мешая дышать. Собрав всю волю, он делает еще шаг, еще, протягивает дрожащие от возбуждения руки… и обнаруживает, что она исчезла.
Из дверей кафе на улицу высыпает горстка детей лет десяти-двенадцати. Они показывают на него пальцем и оглушительно громко хохочут. Они смеются подталкивая друг друга локтями, вытирая слезы с глаз. Он с ужасом понимает, что стоит перед ними совершенно голый, а его хозяйство торчит как вилы из стога сена. Он пытается прикрыться, пытается убежать, но ноги словно пристыли к тротуару. А дети смеются все громче и громче, это уже похоже на истерику. Вдруг он замечает, что его вид веселит не всех малышей. Маленькая девочка, которую почти не видно из-за спин других, озадаченно смотрит на него чудесными голубыми глазами, беззвучно шевелит губами и накручивает на пальчик непослушную прядь длинных черных волос.
– Хватит, – ее звонкий голос перекрывает безумный смех, и все медленно оборачиваются к ней. – Хватит, разве вы не видите, дяде холодно.
– Дура, – не совсем уверенно отвечает мальчишеский голос.
Но тут же его поддерживают еще несколько голосов, – Дура, стерва, заткнись, заткнись стерва!
Дети отходят от голубоглазой девочки на несколько шагов, окружают ее полукругом.
– Стерва, стерва, – они уже скандируют звенящими от возбуждения голосами.
Возле каждого из них появляется груда камней. Мальчик в синих спортивных шортах, с жидкими белесыми волосами первым опускает руку к своей груде. Задержавшись на секунду, рука возвращается с серым камнем, размером с мандарин и острыми рваными краями.
Чудная знакомая мелодия, сменяется сумасшедшими звуками тяжелого рока.
Его хозяйство опало. Ему больше не холодно, наоборот он буквально сгорает от жара, исходящего прямо от земли. Пот заливает глаза. Все происходящее воспринимается как фильм в замедленном действии.
Мальчишка в шортах заносит руку с камнем за плечо, толпа возбужденно кричит:
– Давай, покажи ей, проучи стерву! Стерва!
– Стерва, – неслышно повторяют его губы и рука резко выпрямляется отпуская серый булыжник прямо в широко открытые прекрасные голубые глаза, глаза налитые слезами, горькими слезами детской обиды.
Камень просвистев в воздухе, с отвратительным звуком врезается в верхнюю губу девочки. Вскрикнув, она хватается за лицо и опускается на колени, по подбородку льется кровь.
– Стерва! – уже визжат голоса, десяток маленьких юрких детских рук шарят в поисках камней. Шарят не долго, и все до одной находят. Одна за одной руки уходят за плечи, потом выпрямляются, метая камни.
Камень разрывает ухо, стоящей на коленях девочки.
– Дура!
Камень гулко ударяется в грудь.
– Заткнись!
Камень попадает в ладонь, закрывающую окровавленное лицо, ломая два пальчика.
– Получи, получи СТЕРВА!
Камни попадают в лицо, живот, плечи, ноги. Они крушат кости, рвут плоть.
Он обнаруживает, что может двигаться. Он бросается к детям, хочет остановить ужасное действо. Но боковым зрением замечает, что она снова сидит за своим столиком, а подол ситцевого платья развевается на ветру. Он замирает, аккурат посредине. Его глаза и устремления мечутся между горсткой обезумивших детей и вожделенной женщиной.
Сознание готово разорваться…
– Сергей, Сергей!
Он открывает глаза и ему требуется долгая секунда, чтобы понять, где он, и кто зовет его по имени. Наконец он привязывается к месту и времени и узнает голос:
– Секунду, профессор, – выкрикнул он и выбрался из спального мешка. Голова гудела, во рту поселился отвратительный ржавый привкус, как всегда бывало после таких снов-видений. Он знал, что образы из сна растворятся через считанные минуты, а вот мерзкий привкус останется на пару часов.
Итальянец выбрался из палатки в недавно родившийся сентябрьский день. День, который принесет так много смертей… Смертей, одна из которых оставит на его сердце глубокий, незатягивающийся шрам. Но пока ничто не нарушает таежной тишины, а Беретты мирно покоятся в скрытых от взглядов кобурах…
Сергей улыбнулся разбудившему его Ванштейну:
– Доброе утро, сеньор Строганов, – проговорил тот, явно чем-то обеспокоенный.
– Доброе утро, Яков Абрамович!
Антон выбрался из палатки, и ему пришлось зажмурить глаза, так ярко светило осеннее солнце. Трава была очень мокрой, и пока он, зевая, добрался до самодельного пирса, брюки на щиколотках пропитались влагой и окрасились в темный цвет. Он чувствовал себя прекрасно. На свежем воздухе спалось замечательно. Добравшись до пирса, он присел на корточки, зачерпнул ладонями холодной чистой воды и плеснул в лицо. Это его мгновенно взбодрило, последние остатки сна улетучились. Он плеснул в лицо водой еще несколько раз, выпрямился, довольно потянулся. Полной грудью вдохнул волшебный таежный воздух, наполненный ароматами ночного дождя, трав, грибов и, конечно же, хвои.