Палач. Да прольется кровь - Андреа Жапп

– Вы – славная тетка с острым язычком, – заметил тот, кого она мысленно назвала кузнецом. – Вы мне так напоминаете мою дорогую матушку, упокой Господь ее душу! С ней было не соскучиться.

– А вы, приятель, тоже что надо! Человек, который угощает своих молодых помощников, не может быть плохим.

– Да ну что вы, мне это только в радость, – протянул тот, весело хлопая руками по ляжкам. – Я – Бастьен Крессон, бондарь.

– Анелет Тейландье, бывшая златошвейка, что сразу видно по моим рукам. Я в Ножане проездом. Здесь моя старая подруга, ей не так уж много осталось.

– Увы, все там будем…

– Печальная правда, но все же пусть это произойдет как можно позже!

Мэтр Расчесанная Собака появился перед ней и поставил на стол блюдо отвратительного вида печенья, кувшин вина и стакан.

– Угощайтесь.

– Черт побери, что за дрянь вы мне притащили! Если этой ночью у меня будет заворот кишок, я знаю, кого за это благодарить.

Трактирщик раздраженно пожал плечами и снова потащился на кухню. Понизив голос и повернувшись к Бастьену Крессону, Мартина спросила:

– А этот хозяин лупанария, о котором вы говорили, он из Ножана?

– Берите-ка свой стакан и подсаживайтесь к нам, а то неудобно говорить, когда так выворачиваешь себе шею.

Старая служанка не заставила себя просить дважды. В голове Мартины как будто прозвучал тревожный сигнал. Она улыбнулась двум молодым подмастерьям; те безмолвно кивнули ей в ответ, снедаемые тем же самым живейшим любопытством.

– Да я и сам толком ничего не знаю. Его здесь нечасто видят. Он человек очень скрытный. Приезжает повидать свою милашку, которую здесь поселил. Одну из тех девок, которые живут в лупанарии. Миленькая, совсем не наглая, из тех, кто ни за что сюда не попал бы, кабы не нужда. Лучшая здесь… нет, не помню, как его зовут…

– Этьен Ленье, – вступила в разговор женщина из пары, сидевшей за столом справа. – Один из лучших клиентов в нашей колбасной лавке.

Мартина одним глотком осушила свой стакан, чтобы скрыть замешательство. Этьен было второе имя Эсташа и его сына, а фамилия Ленье была не чем иным, как сокращенным Маленье. Господи боже, толстый простак Эсташ – и вдруг хозяин борделя! Господи Иисусе, какой скандал! Какой стыд! А ведь они все думали, что Эсташ де Маленье часто бывает в Ножане, чтобы прополоскать себе горло и пощеголять перед теми, кого угощает выпивкой. А он здесь занимается торговлей, и притом торговлей развратом! Что же ей делать, что сказать мадам Беатрис? Вот ведь ничтожество, бессердечный подлец! А ведь ей бы следовало и раньше об этом догадаться…

– Я, конечно, не в восторге от хозяина лупанария, – поспешно заговорила Мартина, – но я довольна, что хорошенькая девушка, которую нужда заставила торговать своими прелестями, нашла себе в нем покровителя. Бог его за это вознаградит[162].

– Ну, еще бы! Просто смотреть приятно, как она прогуливает свою малышку. Такая сдержанная, доброжелательная и вместе с тем набожная… У них непременно дело закончится свадьбой, и это будет для них всех наилучшим выходом. Если, конечно, месье Ленье не женат, этого уж я не знаю. А впрочем, это далеко не впервые, когда богатый сеньор, которого выворачивает от постной рожи своей дамы, тешится с юной красоткой. Я и не говорю, что другие посматривают на веселых девиц только тогда, когда есть чем заплатить за их ласки.

Ледяная волна прокатилась по спине Мартины с головы до пяток. Это описание так подходило Эсташу! Господи, он еще и ребенка ей сделал… Вот ведь мерзавец! А она тоже хороша; развратничать с женатым мужчиной… Шлюха бесстыжая!

– Богатые господа часто так развлекаются, – с трудом выговорила Мартина, внутри у которой все кипело от гнева. – Вот только… вырастить малыша в доме разврата…

– Вовсе нет, – прервала ее женщина из пары, которая смертельно скучала и горела желанием вступить в разговор. – Месье Ленье купил домик по соседству. – Наш приказчик относит туда заказы для демуазель Адель, его подружки, которую он с двумя сыновьями поселил на втором этаже. Детям-то на чистом воздухе куда как лучше[163].

– Какой предупредительный, – вздохнула Мартина, с трудом удерживая рвущийся наружу поток ругательств.

– Это верно, она там хорошо устроена, – подхватил Бастье, бондарь. – Для дочки он не скупится! У нее с четырех месяцев на шее бусы из желтого янтаря[164]. Они и серой амброй пользуются[165]. Я с ними не так уж и близко знаком. Демуазель Адель очень любезна, хотя манеры у нее не очень приличные для женщины. Мы только при встрече обмениваемся парой слов.

– Хорошее соседство, – заметила Мартина, которая была готова поспорить на что угодно, что янтарные бусы, которые Эсташ подарил своей незаконной дочери, принадлежали Этьену. Ко всему прочему, еще и вор!

Бастьен Крезо, исчерпав тему лупанария, принялся рассказывать ей о недавних случаях в своей мастерской. Несколько минут Мартина с заинтересованным видом кивала головой, произносила невнятное «угу», в то же время не слыша ни слова из того, что ей говорилось.

Гнев настолько душил старую служанку, что та была не в силах выпить еще один стакан вина. Поставив перед своими собеседниками блюдо с печеньем, она вдруг сказала:

– О, боже мой, в хорошей компании время летит так быстро! Моя дорогая подруга, должно быть, уже беспокоится, я должна вернуться к ней. Мне было так приятно познакомиться с вами, мэтр бондарь, и с вами, матушка колбасница…

Она коротко кивнула колбаснику, который все это время не проронил ни слова, пристально глядя в свой стакан.

* * *

Мартина вышла в пронизывающий вечерний холод. Уже почти что настала ночь. Улицы были пустынны, мелкий, но достаточно густой снег отбивал всякую охоту к прогулкам и болтовне. Она побрела к лупанарию и стала внимательно разглядывать дома, находящиеся по обе стороны от него. Стоящий справа показался ей не таким зажиточным, и она вспомнила о замечании бондаря насчет того, что дома разврата не должны бросаться в глаза. Там были даже керамические желоба, по которым нечистоты из дома стекали в уличные канавы, дабы не оскорблять обоняние окружающих. Казалось, их установили совсем недавно. Хорошее и не очень распространенное устройство. Шиферную крышу, похоже, тоже обновили совсем недавно.