Палач. Да прольется кровь - Андреа Жапп

– Я совершенно искренне прошу у вас прощения. А еще говорят, что со временем даже самый сильный любовный пыл может остыть… Да в этом омерзительном доме я просто гнил заживо!

Затем Эсташ обвел взглядом комнату, и на губах у него заиграла счастливая улыбка:

– А здесь я живу, я люблю и любим. Я живу, наслаждаясь каждой минутой, каждой секундой. Но оставим этот разговор. Я доверил вам все, что лежит в глубине моего сердца. Распоряжайтесь этим, как сочтете нужным. На самом деле этот разговор принес мне облегчение. Скорее всего мне бы следовало оставить свою супругу. Я смог бы тогда жить, как мне хочется, с любимой женщиной и обожаемым сыном, и не так важно, что в нем течет не моя кровь. Вы даже не догадываетесь, Мартина, что я перекупил этот лупанарий с единственной целью – вызволить оттуда Адель, не покупая ее, будто животное, у хозяйки борделя. Ну а затем во мне заговорили инстинкты делового человека. На самом деле неплохое вложение денег.

Мартина встала, чувствуя себя совершенно опустошенной. Как она обо всем этом расскажет мадам Беатрис?

– Повторяю вам и готов поклясться в этом перед Господом Богом: дамы де Вигонрен не будут нуждаться ни в самом необходимом, ни в том, что приносит удовольствие. До скорой встречи, Мартина. И благодарю вас за то, что, сами того не желая, стали моим вестником. Тяжелый же разговор вас ожидает!

Уже на обратном пути в повозке Мартина спрашивала себя, как она расскажет баронессе-матери о своем открытии. Служанка почти забыла о горшочках крема и о порошке для дыхания, которые еще недавно доставили ей такую радость. В голове у нее безостановочно крутилась фраза из заявления Эсташа де Маленье; тогда она не придала ей никакого значения.

…Если Маот казнят, Агнес станет опекуном своего племянника Гийома, состояние которого достанется ей. Думаю, она ничего не будет иметь против. Моя жена не особенно любила свою невестку, хоть и притворялась ради приличия.

Что он хотел этим сказать? Просто рассказывал – или хотел, чтобы она поняла что-то еще? Нет, Эсташ попытался поколебать ее уверенность, вот и всё. Мадам Агнес вовсе не обрадовало бы зрелище, как Маот отрубают голову или толкают на костер на городской площади. Какой вздор все это!

Крепость Лувр, декабрь 1305 года, в то же самое время

В тот день в толстой башне царил ледяной холод. Холодный ветер просачивался сквозь стены, под дверями, гуляя в коридорах и стеная, будто целая армия страдающих призраков. Мессир Гийом де Ногарэ приказал, чтобы затопили один из каминов в его кабинете. Речь шла вовсе не о его личном удобстве. Он опасался, как бы чернила не замерзли в чернильницах, задерживая его работу и работу секретарей. К тому же замерзшие пальцы плохо держат перо. Советник короля незаметно спрятал руки в широкие рукава своего одеяния легиста, чтобы хоть немного их согреть, и удивился, насколько сухой стала у него кожа.

Ногарэ закончил есть густой суп с репой и черствым хлебом, затем проглотил несколько пирожков с сушеными фруктами. Оттолкнув блюдо, разложил перед собой в линию несколько тяжелых стопок монет, с помощью которых распрямлял свитки с посланиями. Его коллекция милых дев очень высокого происхождения пополнилась Кастильей, Савойей, Пармой и Шотландией. Короче говоря, здесь все, кроме Английского королевства.

Гийом де Ногарэ, не предупредив суверена, готовился – без сомнения, преждевременно – к расторжению из-за бесплодности брака, связывавшего Изабеллу де Валуа и будущего Жана III. Когда придет время, он хотел быть готовым и предложить новую супругу, которая была бы ему по вкусу и союз с которой служил бы интересам Франции. И, более того, в интересах будущего герцога Бретонского, так как Ногарэ думал и о нем тоже. Ведя как можно более точные расчеты, чтобы не быть застигнутым врасплох, он в течение двух или трех лет принимал постоянные отчеты о женском здоровье мадам Изабеллы. Если она в ближайшее время не забеременеет, почтенная Эмелин Куанар будет склонна сделать серьезное заявление о ее бесплодии перед семьей герцога Бретонского. Сама процедура расторжения брака, даже если ее ускорить в интересах государства, займет около года, может быть, чуть меньше. Он позаботился о том, дабы Папе Клименту V шепнули, что промедление было бы скверно истолковано Филиппом Красивым и Артуром II.

Он читал доставленные послами и королевскими представителями хвалебные, зачастую восторженные описания юных девиц. Ногарэ уточнял, что нужна тринадцати- или даже четырнадцатилетняя, чтобы она могла вступить в брак в возрасте пятнадцати или восемнадцати лет, прекрасно развитая, так как Жану тогда будет около двадцати пяти. Ногарэ не доверял витиеватой лирике своих корреспондентов, которые были лично заинтересованы в том, чтобы устроить брак с герцогом или более важной персоной. Судя по всему, поставщики невест надеялись на признательность – звонкую и приятно отягощающую кошелек. Но он прекрасно умел читать между строк.

«Прекрасная, как утренняя заря, восхитительно сложена, набожна, читает по-латыни; все, кому посчастливится только подойти, моментально очарованы ею… Ее маленький карминовый рот, высокие скулы, короткий и прямой носик радуют взор…» – заверял его посол Кастилии насчет Изабеллы[169], старшей дочери короля Санчо IV и Марии де Молина.

Вот ведь плут! Изабелла Кастильская на три года старше Жана, глупа, как курица, и к тому же в возрасте восьми лет сочеталась браком с Жаком II Арагонским. Десять лет спустя брак был расторгнут под предлогом несоблюдения супружеского долга. На самом деле Жак II искал себе другую супругу, союз с которой был бы полезен в его военных и политических расчетах.

Гийом еще раз прочитал послание, присланное эмиссаром Пармы во Франции, касающееся Бланш Висконти, дочери Маттео I Висконти, властителя Пармы и Милана.

«Ей ровно четырнадцать лет, ангельский характер, увлечена поэзией, красиво пишет по-гречески и по-латыни, без малейшего акцента говорит по-французски, добра и набожна, вышивает и божественно играет на ситоле[170] и гитерне»[171].

Иными словами, дурнушка, так как эмиссар особенно тщательно избегал описания ее внешности…

Довольный собой, он продолжил чтение. У него было уже трое или четверо возможных претенденток на титул герцогини Бретонской. Оставалось осуществить только самую щекотливую часть его плана: ходатайство о расторжении брака. На его тонких губах заиграла коварная и плотоядная улыбка при мысли о ярости и разочаровании толстяка Карла де Валуа. Советник собирался ловко внушить Артуру II или даже самому Жану, что Бретань больше не может оставаться без прямых наследников мужского пола, дабы герцогство не было разорвано на части после распрей о наследовании. Впрочем, время у него еще оставалось. Но ведь девицы не будут вечно оставаться таковыми.