Тридевятое царство. В когтях белого орла - Денис Новожилов

– Про бунт в Киеве ты, конечно, знаешь, – гость даже не спрашивал, а утверждал.

– Про бунт в Киеве уже и мои собаки знают, – усмехнулся хозяин. – Решили вмешаться? Там у вас Ярослав мой есть, он на хозяйстве вместо меня, с ним и решай.

– Вот это и есть самая суть моего разговора, – вздохнул Рогволд. – Только не спеши рубить сплеча, вначале выслушай, потом подумай и только затем ответ давай.

– Давай по чуть-чуть, – предложил хозяин, – раз разговор серьезный, у меня вино есть, хорошее, греческое.

– Разве что по чуть-чуть, – согласился Рогволд и, пока его собеседник наливал вино, начал свой рассказ.

После заключения соглашения трех князей войско медленно ползло от взятого Чернигова обратно к Киеву. Шли специально медленно, деля на ходу уделы проигравшего Черниговского княжества.

– Я слыхал, молодой царек еще не сдался, – прервал товарища Всеволод, – огрызается.

– Жалит как пчела, – отмахнулся Рогволд, – больно, но не опасно. Не о нем речь, слушай дальше. Собрал нас давеча твой Ярослав и говорит: в Киеве смута, жрецы Перуна восстали, Аленка наша на них галичан бросила. Смотрите, други мои, какая ситуация: можно вернуться в Киев как заступникам веры нашей, девчонку долой и самим править. Новую династию основать.

– И, конечно, с ним во главе, – задумчиво протянул Всеволод, потягивая вино.

– Он так прямо не говорил, но сам посуди, кто еще лучше его подходит? И молод, и статен, и красив; ну чем не второй Финист Ясный Сокол?

– Та-а-ак… – снова задумчиво протянул хозяин, – продолжай.

– А бунт этот, думаешь, кто учинил?

– Перуновы люди.

– Они самые, вот только подтолкнул их к этому сам Ярослав, пообещав помощь.

– Вот собакины дети… а я-то сижу, гадаю, чего это они на бунт решились. А у них вот какой расчет был, оказывается. Вот только бунт-то подавят до подхода наших войск.

– Ярослав совсем не дурак. Передовой отряд тайно уже возле Киева. Там две тысячи человек всего, но, чтобы продержаться, этого хватит.

– Все продумал мой Ярослав.

– План хорош, – согласился Рогволд, – более того, он сработает. Галичан сомнем, своего князя посадим. Дружину киевскую они отправили куда-то на окраину порядок наводить. Почему – догадываешься?

– В такие времена дружину отправляют на окраину только в одном случае – если верность ее сомнительна.

– Именно. Красиво все рассчитано, умно. Вполне в духе Ярослава. Потому я к тебе и приехал, бросив все. Трех лошадей загнал.

В этот раз молчал Всеволод долго. Молчал и Рогволд, выжидающе глядя на собеседника.

– Красиво задумано, – наконец ответил старый князь, – входим в Киев как защитники веры, гоним в шею галичан и старую династию. Правим сами, ибо сила у нас. Толково.

Рогволд ничего не отвечал и внимательно смотрел на собеседника. Переяславский князь вздохнул.

– Ярослав всегда выделялся. Из всего моего многочисленного потомства он всегда был самый толковый, самый сметливый. Я всегда думал, что его ждет большое будущее.

– Дела у нас такие, Всеволод: три княжества – три слова. Ярослав свой ход сделал, Изяслав сомневается, но готов поддержать любое наше решение.

– Ну а ты, старый друг, что ты думаешь?

Рогволд выдержал пристальный взгляд собеседника.

– Мы уже одну династию сшибли недавно. Так до сих пор державу лихорадит. Царь объявился, богатыри его поддерживают, самые сильные. Как будто с лодки рыбацкой в воду булыжник бросили, а по воде волны идут, все никак не улягутся. А мы сейчас еще один булыжник хотим бросить, да еще больше прежнего. Как бы саму лодку нам не перевернуть. Победить-то мы победим, власть захватим. Но что потом? У нас еще царь Мстислав недобитый по горам с богатырями лазает. Думаешь, какой-нибудь Колыван смирится со свержением династии Финиста? И даже если не это – ты ведь уже знаешь, что войско Белого королевства идет к границе?

– Они на крепостях галичан долго будут зубы обламывать.

– Кто знает, – не стал спорить, но и не согласился Рогволд, – кто знает… Так что, получается, тебе решать судьбу всего нашего царства. Коль решишь стать основателем новой династии, я тебя поддержу, деваться мне с нашей общей лодки некуда.

Князья молчали, погрузившись в раздумья. Теша уже начал мерзнуть, весь пар давно рассеялся, в бане стало даже прохладно, но собеседники этого не замечали.

– Эх, Ярик… – наконец вздохнул Всеволод, – ладно, старый друг, правильно ты сделал, что приехал. Я разберусь.

Рогволд встал и, накинув плащ, собрался на выход.

– У меня детей много, – тихо произнес Всеволод за его спиной.

Полог палатки отодвинулся мягко, неслышно, и в шатер зашел человек, появление которого ожидать было трудно. Глава жрецов Дажьбога, отец казненного друга детства, Неждан собственной персоной. Пророк, бывший когда-то Иваном Царевичем, снова вздохнул. Прошлое никак не хотело его отпускать… Гость же мягко опустился на простую табуретку и внимательно взглянул на хозяина шатра.

– Вечер добрый, уважаемый.

– И вам доброго вечера… – Новоявленный пророк не знал, чего ждать от этого визита, и поэтому предоставил инициативу гостю.

– У меня есть к вам разговор, – Неждан улыбнулся, – точнее – предложение.

– Мне жрецы Перуна уже делали предложение, я отказался.

– Жрецы Перуна – напыщенные глупцы, – весело усмехнулся гость, – они не понимали и не понимают момент, и на том и погорели.

– Пока еще не погорели…

– Ай да брось, – отмахнулся отец старого друга, – сейчас галичане добивают остатки сопротивления. Арсенал взяли вчера, тайный двор – еще в начале недели, а княжеский терем спалили в начале бунта. День-два – и все кончится. Но ты нас с ними не путай, мы очень разные, и я это скоро объясню.

– Готов выслушать.

– Начну с того, что на твоем месте должен быть не ты, – теперь Неждан грустно усмехнулся, – бывает, и сны подводят.

– Сны подводят очень часто.

– У других людей. Но не у меня. Видишь ли, я обладаю даром сновидения. Мои сны всегда сбываются. В той или иной степени.

– И вам снилось, что на моем месте должен быть не я?

– Верно. Когда у князя Владимира родился первенец, я в ту же ночь увидел вещий сон, что быть его сыну не правителем, а великим жрецом. А теперь Иван Царевич пропал, а вместо этого появился новый великий пророк. Вчера я наблюдал за твоей проповедью и видел, как люди тебя слушали, точно так же, как было в моем сне. Ты стал тем, кем должен был стать сын Владимира.

«Он тоже меня не узнал… Почему меня никто не узнает – неужели я так сильно переменился? Только Аленка узнала, единственная. Всего-то куцая борода отросла да жидкие юношеские усы…»