Ведьма Сталинграда - Джастин Сарасен

Алекс страстно целовала губы, шею и грудь девушки, скользя руками по ее крепкому молодому телу, переполняемая желанием. Настя отдавала ей свою невинность, редкий и драгоценный дар. В нетерпении Алекс раздвинула Настины ноги, чувствуя сильное волнение от оказанной чести быть первой, кто дарит девушке это наслаждение.

Настя схватила американку за плечи, пытаясь вернуть ее обратно в свои объятия. Но Алекс была непреклонна и продолжала спускаться вниз по мокрому Настиному телу, покрывая легкими укусами низ живота девушки. Крепко обхватив Настю за бедра, журналистка исследовала ее самый укромный уголок, познавая его и в то же время, открывая девушке восхитительное удовольствие. Ее язык танцевал вокруг заповедного местечка несколько долгих и мучительных для Насти минут, пока девушка не взмолилась о пощаде. Алекс взяла на себя смелость еще немного растянуть золотую нить наслаждения, затем провела языком в финальный раз, и Настя унеслась в небеса.

Алекс положила голову девушке на живот и довольно долго так лежала, после чего, перебравшись выше, обняла Настю, чувствуя, как поднимается и опадает ее грудь в такт дыханию.

Настя провела губами по волосам возлюбленной и вздохнула.

– Я так счастлива, что мы выжили в Сталинграде. Ради этого момента стоило уцелеть.

Алекс приподнялась, опершись на здоровую руку.

– Я тоже рада, дорогая. Жаль только Кате это не удалось. Она тоже заслуживала вернуться домой к кому-то, кто ее любит.

– Валерия и Рая тоже не вернулись, как и все остальные, кто остался там.

– Их лишили не только любви, но ты это знаешь лучше меня. Я пробыла там лишь несколько часов, и мне казалось, что наступил конец света.

– Мне тоже казалось, что это конец света, когда я пролетала над Сталинградом после того, как немцы сдались. Я могла различить улицы лишь по неровным бетонным выступам, которые раньше были стенами домов. Даже высоко в воздухе стоял запах пороха и пепла.

Настя уставилась в потолок, вспоминая.

– Должна признаться, что чувствовала какое-то горькое удовлетворение, когда смотрела вниз и видела, как поверженные немцы ползут на восток нескончаемым потоком, словно насекомые. Наверное, так шли и наши солдаты, захваченные в плен.

– Это какое-то безумие, да? – Алекс погладила девушку по щеке. – Целые армии, попавшие в плен, перемещаются в противоположных направлениях: одна на восток, другая – на запад. Вожди похожи на сумасшедших шахматистов, и вся Европа служит им шахматной доской.

Они снова замолчали. Алекс обняла девушку.

– Я так не хочу, чтобы ты уезжала. Ты хотя бы знаешь, куда тебя отправляют?

– Меня прикрепили к 73-му гвардейскому полку, который базируется в Ростове. Ты могла бы приехать туда в качестве журналиста?

– Это невозможно. Я попала в полк ночных бомбардировщиков лишь по личному приглашению майора Бершанской. Потом майор Казар по каким-то непонятным личным мотивам позвала меня в полк истребителей, но, очевидно, я лишилась этой привилегии. И уж точно я не смогу поехать за тобой сама по себе, хотя именно этого мне бы хотелось больше всего.

Настя тихонько хихикнула.

– По типу, как женатые пары делают, да?

Алекс не рассмеялась.

– Я бы женилась на тебе, если бы могла.

Летчица снова хихикнула.

– А ты бы взяла мою русскую фамилию, или мне бы пришлось стать Престон?

– У меня когда-то было русское имя. При рождении меня назвали Александрой Васильевной Петровой.

Настя повторила прежнее имя Алекс вслух.

– Чудесное имя, я его запомню. – Теперь в ее голосе сквозила печаль. Девушка бросила взгляд в окно: на улице по-прежнему шел снег, но уже стемнело. На лице у Насти отразилась настоящая мука, когда она, выбравшись из рук Алекс, отодвинулась на край кровати.

– Прости, любимая, но я обещала матери вернуться и провести с ней последние часы перед отъездом. – Девушка встала и взяла свое белье.

Подавленная Алекс стала одеваться рядом с ней.

– Кажется, это смешно – просить тебя быть осторожной. Но хотя бы надевай мой шарф. Он еще у тебя?

– Конечно, у меня. – Настя вытащила шарф из кармана брюк. – Он всегда на мне, когда я в воздухе.

– Если бы я только могла превратить этот шарф в настоящий талисман, способный уберечь тебя! – Алекс повязала шарф на шею Насти и помогла ей надеть гимнастерку, мрачно наблюдая, как девушка вновь превращается в солдата. Наконец, американка подала Насте полушубок и ушанку, а затем надела свою куртку. – Я провожу тебя на улицу.

Настя кивнула, и они молча спустились вниз. Не говоря ни слова, они вышли на Театральный проезд. С неба продолжали падать крупные мокрые снежинки, уже засыпав ледяную корку на дороге толстым слоем снега. Алекс едва сдерживала слезы, когда с нежностью прикоснулась к Настиному лицу.

– Прощай, моя ведьма Сталинграда.

Настя, на которой были рукавицы, взяла руку Алекс и прижала ее ладонь к своей щеке.

– Спокойной ночи, Александра Васильевна Петрова. – С этими словами летчица исчезла в снежной пелене.

Февраль – август 1943 г.

Теперь я знаю, каково быть женой военного, подумала Алекс. Постоянно волноваться за любимого человека и понимать, что никак не можешь его защитить. Бороться с тревогой Алекс помогла работа. Она вновь отправила заявку в Отдел печати на получение разрешения для поездок на фронт с другими репортерами. Через десять дней ей выдали разрешение, и Алекс стала ездить на одну-две недели к местам сражений, либо во время боев, либо сразу после их завершения. Красная армия чувствовала себя увереннее и добивалась успехов.

После каждой поездки журналистка возвращалась в Москву, проявляла пленки и передавала снимки цензорам. Ее больше не волновало, что они могли забрать пару-тройку фотографий или даже половину ее коллекции. Пока у нее были снимки, которые она могла отправить Джорджу, Алекс была довольна.

Жизнь в Москве несколько улучшилась. Бомбардировки прекратились. Очереди за едой, строго распределявшейся по карточкам, не уменьшились, но благодаря американскому ленд-лизу, похоже, никто не умирал с голоду. Часть предприятий перенесли обратно из-за Урала, и на улицах стало больше людей. Москва снова была похожа на крупный город.

Зима уже подходила к концу, и снег превратился в слякоть. Алекс возвращалась в гостиницу с Центрального телеграфа. Когда она проходила мимо стойки регистрации, ее окликнул администратор.

– Мисс Престон, вам письмо. – Он протянул американке коричневый бумажный треугольник.

У Алекс заколотилось сердце. Военная почта!

Она присела прямо в вестибюле и развернула листок. Письмо, разумеется, было не запечатано, поскольку военная цензура его тщательно проверила. Алекс знала, что ничего личного там не будет.