Прощание на Поцелуевом мосту - Екатерина Островская

Пошли гудки, а потом женский голос ответил:

– Вилла «Оскар».

– Я могу переговорить с синьором Иноземцевым? – по-русски спросила Вера.

– Io non vi capisco [5], – ответил женский голос.

– Передайте, что с ним хочет встретиться Вера Бережная. Его знакомая из Мюнхена.

– Io non vi capisco, – повторил женский голос и добавил: – Mi dispiace [6].

И сбросила вызов.

Вера снова набрала номер:

– Передайте Дмитрию Захаровичу, что я стою у ворот и он может увидеть меня на мониторе.

– Так я смотрю и не верю, – прозвучал в телефоне голос Иноземцева. – Какими судьбами, Верочка?

– Так вы хотели со мной встретиться в Петербурге, но, увы, встреча не состоялась, и я решила сама к вам нагрянуть без приглашения и без предупреждения – вы уж извините.

Вера посмотрела на объектив камеры, улыбнулась и помахала рукой:

– Буон джорно, синьор!

– Сейчас вас проведут, – произнес Иноземцев.

Щелкнул замок, из калитки вышел охранник в темных очках и пригласил войти. Они прошли на территорию, где росли пальмы и стояли невысокие, в рост человека, фонари с круглыми лампами. Вымощенная дорожка вела к дому из белого камня, со стеклянными синими террасами, окружающими его. На втором этаже тоже галереи из тонированного стекла.

По лестнице спустился еще один охранник, тоже в белой рубашке и в темных очках. Он взглядом показал на сумочку, которую Вера держала в руке. Она отдала сумочку, охранник внимательно осмотрел содержимое. Потом оглядел посетительницу, провел рукой по ее бедрам и спине, посмотрел на грудь.

– Sorry, – произнес он и похлопал легонько и по ее груди.

– Ну как? – спросила Вера. – Все нормально?

– Следуйте за мной, – сказал охранник по-английски, пропуская Веру на ступени крыльца.

Она осталась стоять.

– Что такое? – недовольно спросил мужчина.

– Вы же сказали следовать за вами, – усмехнулась Вера.

Он нахмурился и пошел первым. Они поднялись по ступеням, прошли по террасе, обошли дом и оказались на большой площадке, нависающей над лужайкой, над бассейном и пальмами. Отсюда открывался вид на море и на Монте Тиберио. На площадке на мраморном полу под большим огромным пляжным зонтом стояли плетеные кресла и большой круглый стол, лежал ковер. В одном из кресел сидел мужчина.

– Добрый день, Дмитрий Захарович, – поздоровалась Вера.

– Буон джорно, синьора, – ответил Иноземцев. – Присаживайтесь, – он кивнул на соседнее кресло. – А я вас недооценил, Верочка. Тогда, в самолете, вы мне показались привлекательной, очень сексуальной, потом я понял, что вы умны, но чтобы вот так вот…

Вера подошла к креслу, огляделась.

– Можно я сумочку на стол положу?

– Кладите куда угодно.

Он наблюдал, как она устраивается в кресле, и поинтересовался:

– Как вы меня нашли?

– Как-то так, – усмехнулась Вера.

– И все-таки?

– Я отвечу, если вы скажете, зачем все это устроили.

– Скажу, конечно. Но сначала вы.

– Я узнала о вашем депозите в Королевском банке Канады. Тридцать миллионов. Потом все деньги в одночасье куда-то ушли. Проверить, что этой суммой расплатились через подставную контору за виллу на Капри, особого труда не составило. К тому же вы одной девушке уже говорили, что мечтаете жить в теплых краях, в доме на горе, из окон которого видно бескрайнее море. Не ручаюсь за точность цитаты, но смысл, как мне кажется, передала правильно.

– Как все, оказывается, просто в этом мире! От красивых девушек не скрыться никуда. Ну конечно, ведь вы же финансовый консультант. Так вы представились при нашем знакомстве.

– Что-то вроде того.

– Бросьте! Теперь-то я знаю, кто вы. Вы – частный детектив. Вернее, руководитель крупнейшего в стране частного разыскного агентства. Если бы Софочка знал об этом, он был бы осторожнее.

– К смерти вашего друга Софьина я никакого отношения не имею.

– Так ли? Впрочем, он мне не друг и никогда им не был. Хотя был деловым партнером. Но вы хотели предложить мне выкупить его акции. Те самые акции, которые непостижимым образом оказались в вашем управлении. К смерти Бореньки никакого отношение не имеете, говорите? А акции его зажали! Я понимаю: бизнес есть бизнес. Сколько вы за них хотите?

– Вы хотели мне рассказать, зачем устроили эту мистификацию, – напомнила Вера.

– Кто хотел? Что рассказать? Не помню такого! – Иноземцев рассмеялся: – Ладно, конечно, расскажу.

Он показал на стол, где в ведерке со льдом стояла бутылка:

– Хотите виски? Очень хороший, мой любимый.

Вера бросила взгляд на этикетку.

– «Ханки Банистер» сорокалетней выдержки, – определила она. – Именно на коробку этого продукта вы спорили когда-то с Борисом Борисовичем насчет меня?

– Надо же, какой он болтливый! Не случайно, значит, жизнь его оказалась такой короткой. Во многом знании есть многие печали. Помните такой афоризм?

– И, умножая познания, мы умножаем скорбь, – продолжила Вера. – Знаю, конечно. Книга Екклесиаста, или Проповедника, который был царем в Израиле. Еще говорят, что это не кто иной, как царь Соломон – третий царь еврейский.

Иноземцев улыбнулся:

– Не случайно я тогда в самолете обратил на вас внимание. Красивых женщин много, умных – единицы, а красивых и умных не бывает, как совершенно справедливо считают многие. Но мне повезло встретить единственную. Оставайтесь здесь, Верочка. Обещаю, вам будет хорошо со мной.

– А как же ваша дама, что ответила мне на итальянском?

– Считайте, что это автоответчик. А если скажете, то я сброшу ее в море, как это делал Тиберий, живший две тысячи лет назад на соседней горе.

Он еще раз улыбнулся. Улыбка у Дмитрия Захаровича была обаятельной, что для политика, пожалуй, основное достоинство.

– Вы собирались говорить о деле, – напомнила Вера.

– А вы приехали сюда только за тем, чтобы предложить мне мои же акции?

– Во-первых, они не ваши. Они принадлежали Борису Борисовичу, а теперь находятся в собственности его несовершеннолетнего сына и переданы мне в управление. Во-вторых, мы с вами оба знаем, что оценочная стоимость этого концерна очень сильно занижена, а ведь одним из владельцев предприятия является государство. В ближайшее время стоимость акций еще упадет, государство начнет от них избавляться, начнут их скидывать и другие владельцы, чтобы не потерять все. А вы начнете скупать, скупать… Сейчас в ваших руках меньше трети акций. Те, что у меня, – пять процентов. То есть, получив их, вы получаете блокирующий пакет. И возможно, даже контрольный, потому что он исчисляется, исходя из числа акционеров, присутствующих на собраниях и участвующих в принятии решений. Если на годовое собрание акционеров пришли только те владельцы, у которых шестьдесят процентов, то контрольный пакет – это тридцать процентов плюс одна акция. Так было выгодно государству, чтобы привлечь хоть какие-то инвестиции. А шестьдесят процентов – это акции ваши, Софьина и государства. У государства двадцать семь, если я правильно помню. Но вам мало тридцати процентов, вам надо не менее половины всех акций, чтобы исключить любой форс-мажор. Средства у вас имеются. А став полноправным владельцем предприятия, вы проведете независимую оценку активов, которая лишь подтвердит, что стоимость предприятия, – а оно оценивалось более пятнадцати лет назад, – за прошедшее время выросла в несколько раз. Вы объявите эмиссию акций, сами ее поддержите, не нарушая устава. В результате на вложенный миллиард долларов вы в течение года получаете пять-шесть миллиардов прибыли только за счет переоценки стоимости акций.