Прощание на Поцелуевом мосту - Екатерина Островская

Иноземцев изменился в лице. Он смотрел на Веру, надеясь, что она выдаст себя, признается, что все сказанное – блеф.

– Трансляция продолжается, – сказала Вера. – Причем на изображение накладываются географические координаты места, где мы с вами сейчас находимся, и время разговора с точностью до десятой доли секунды. Возьмите мою сумочку, нужды в ней нет. Все, что надо, вы уже сообщили заинтересованным зрителям.

Иноземцев привстал с кресла, взял сумку.

– Луи Витон, – оценил он. – Настоящая итальянская. Не подделка.

– Там брелок, прикрепленный к ремешку, – подсказала Вера. – Это и есть камера. Можете забрать ее на память.

Дмитрий Захарович попытался сорвать брелок, но не получилось. Он дернул еще раз.

– Позвольте мне это сделать, – предложила Вера и протянула руку.

Взяв сумочку, она легко отстегнула брелок и положила его на стол.

– Возьмите в подарок, а то мне неудобно – пришла в гости с пустыми руками. А что касается моих двух помощников, то смею вас уверить – они стоят двух десятков канадцев, которые охраняют вас. Хотя мне кажется, что такого количества у вас нет, с полдюжины разве что. А для моих ребят помывочнойэто просто разминка. Но мне кажется, не в ваших интересах, когда и так уже все…

– Сколько? – не дал ей договорить Иноземцев, забирая камеру.

– Вас интересует цена, за которую я гарантирую непопадание записи в сеть?

– Именно.

Он положил брелок на мраморную плитку пола и поставил на него ногу, ударил по брелоку каблуком раз, второй, третий. Вера молча наблюдала.

– Сколько? – повторил Дмитрий Захарович.

– Но вы же понимаете, что все, что попало в эту паутину…

– Сколько? Я все понимаю и знаю, что можно удалить любую информацию, было бы желание! Сколько? Назовите любую разумную сумму!

– Мы не на рынке, Дмитрий Захарович, и я не собираюсь торговаться с вами. Возможно, я никак не собираюсь использовать эту информацию. Но вы сами подумайте: у генерала Алексеева осталась больная дочь, ради которой он начал сотрудничать с вами. Деньги, переданные от вашего имени генералу, изъяты и поступят в доход государства… Потом, есть два не очень законопослушных гражданина, которые, какими бы они ни были, но все-таки не виновны, а отсидеть им придется. Немного, но все-таки придется…

– Я не веду переговоры с муравейником. Я спросил вас…

– А я ответила.

Вера поднялась, Иноземцев испугался:

– Вы не хотите договаривать вообще?

– Почему не хочу? От того, что мир узнает, что вы живой и какой вы на самом деле человек, мне не жарко и не холодно. Доказать, что вы кого-то приказывали убивать, не могу. Но могу помочь тем, кто пострадал от ваших действий. Думайте, как вам поступить, а я домой спешу.

Она пошла к галерее. Иноземцев вскочил следом. За тонированным стеклом виднелись пальмы и море, бассейн с островком посредине, на котором росли гранатовые деревья с крупными плодами и стояла круглая беседка, крытая пальмовыми листьями. Вера спустилась по лестнице, Дмитрий Захарович осторожно и бережно поддерживал ее за локоть. Вдвоем и не спеша прошли по дорожке вдоль пальм и фонарей с круглыми лампами. Оба молчали. И только дойдя до калитки, Иноземцев придержал свою спутницу:

– Ладно, забудем про бизнес, но у меня еще и шкурный интерес остается.

Он заглянул Вере в лицо, и только сейчас она заметила, что глаза у него круглые, как у кота.

– Верочка, оставайтесь! Мы созданы друг для друга. Я это еще тогда, в Мюнхене, понял, что-то кольнуло сердце. И сейчас колет, как только представлю, что мы не увидимся больше. Что бы в мире ни происходило, какие бы катаклизмы ни сотрясали общество, здесь спокойно… Здесь можно наслаждаться свободой. А я как спутник жизни – не самый плохой на этой земле.

– Но и не самый лучший.

– Возможно, – согласился Дмитрий Захарович. – Но вы все равно не отказывайте сразу. Взвесьте все и подумайте.

– Я пошла, – сказала Вера. – А думать должны вы.

– Я сказал «подумайте», надеясь, что вы поймете. Для меня ведь вы или та белорусская девчонка – никакой разницы. Мне только слово сказать, и вас не будет. Чем вы собираетесь меня шантажировать? Ну, узнают в России, что я жив, и что с того? Рано или поздно я должен буду воскреснуть. Ну, не перед президентскими выборами, а чуть раньше. Поймите, это большая политическая игра. Ставка сделана на меня, и сделана она не одной страной, пусть самой мощной в мире, а всем западным миром. Вы что, со всем миром собрались бодаться?

– Не боитесь, так откровенно? – спросила Бережная.

– Я ничего не боюсь. К тому же камеры у вас уже нет.

– Нет, – согласилась Вера и добавила: – Я пошла?

Иноземцев кивнул и произнес:

– Я пришлю вам договоры на покупку акций и, вероятно, еще какие-нибудь контракты. Ваше молчание ведь стоит дорого?

Бережная кивнула.

– Прощайте.

Калитка открылась, но за пределы своей резиденции Иноземцев выходить не стал. Он взял Веру за руку, наклонился и поцеловал ладонь. Она шагнула за калитку и пошла по узкой тропинке вниз. Дмитрий Захарович не стал смотреть ей вслед, тут же закрыл массивную дверь.

Скоро Вера увидела Костю и Ивана, сидящих в тени под пальмой.

– Ну все, – сказала она им. – Пора возвращаться на борт.

– Простите, Вера Николаевна, – сказал Иван и вынул из лацкана ее пиджака брошку с бриллиантом. – Микрофончик надо вернуть. Мы все слушали и наслаждались. Спасибо, конечно, за высокую оценку, в смысле, за то, что мы двадцати канадцев стоим. Хотелось бы проверить, но раз нет помывочнойтак нет. В другой раз, как говорится. Возвращаемся на яхту. Егорыч, поди, изволновался весь.

Обратно не торопились, чтобы не расходовать лишнее топливо. Забрасывали с борта спиннинг и даже поймали несколько полуметровых барракуд – морских щук и одного метрового тунца.

Тунца Егорыч нарезал на филе, сложил в пластиковый таз, залил раствором из рисового уксуса, соевого соуса и оливкового масла. Окунев утверждал, что этому блюду его научили в Японии и лучшего он ничего не пробовал в жизни. Вечером, расположившись на верхней палубе, все ели рыбу, приготовленную по-японски, запивали белым итальянским вином и радовались хорошей погоде.

Утром Веру Бережную разбудил ее заместитель Подольский, сообщивший, что с утра на электронную почту поступило несколько контрактов на финансовое посредничество и на маркетинговые исследования. Крупный договор купли-продажи акций какого-то российского предприятия.

– Такое ощущение, что кто-то ошибся адресом, – сказал Подольский. – Потому что суммы, проставленные в контрактах, не просто значительные. Они огромны.

– Приеду, разберусь, – пообещала Вера.