Боксёров бывших не бывает! - Лена Гурова

состояние невозможно описать, сплошное А-аааааааа!!! В русском языке нет таких слов. Ну, а когда ненасытная жрица любви уселась напротив и заглотнула целиком далеко не маленькое мужское достоинство моего, или уже не моего, бойца без правил, я уже перестала ощущать себя, закрыв крышку гроба с музыкой… А Мишка при этом балдел, закатывая глаза и накручивая на руку чёрные гладкие волосы своей «не знаю кого» … Со мной приключилась истерика: гомерический хохот пополам со слезами и рыданиями сотрясал тело и внутри, и снаружи, от мизинца до макушки, забирая последние силы и остатки разума… Не помогли даже аккорды, доносящиеся из-под крышки…

Открыв глаза, первой мыслью промелькнуло возможное попадание на тот свет. Оказалось, больница. Внизу живота горело, тянущая боль отдавалась в спине, ногах и между ними. Я застонала, и тут же надо мной нависло мамино лицо. Всё будет хорошо, просигнализировал мозг, и я даже улыбнулась. Про себя…

— Ну, слава богу, Лизонька. Сейчас врача позову. — Мамин голос, как крыло ангела, накрыл от всего дурного, вернул меня в детство, безмятежное, весёлое, вот только вчера было…

И тут я вспомнила, что «вчера было» …

Мы вернулись домой. Я ушла с головой в работу, иначе бы точно тронулась умом. Мама отслеживала каждую минуту моей жизни, папа вообще не отсвечивал. Переживал, как объясняла мамуля, не мог себе простить, что «встал в позу», когда у его дочери случились такие перемены в жизни. Я потеряла своего эмбриончика и винила в этом только себя. А отец — себя. Ведь они, мои родные, никогда не узнают, что сотворила с собой и их не родившимся внуком непутёвая дочь. Теперь походы в собор стали для меня постоянными, мне делалось немного легче после общения с Христом. А вот посмотреть в глаза Деве Марии с младенцем на руках — не получалось. В один из таких посещений ко мне подошёл батюшка. Видимо, он заметил мои терзания: поставив свечку перед Богородицей, я сразу же уходила в сторону. Но не в этот раз.

— Добра вам, матушка! Что не жалуете Пречистую Матерь Божью, заступницу сёстрам своим? Уж если пришли к ней, расскажите о своей беде, она, как мама, поддержит вас. И не стесняйтесь чувств своих, не загоняйте назад в душу, ведь ей, душе, очень нужно очиститься, приобрести покой.

Меня прорвало, слёзы потекли сами собой, слова вылетали прямо из глубины души…

— Дитя моё, все мы рождены во грехе и беззакониях и все нечисты перед Господом. Ты правильно решила, что не родившийся малыш так же важен и ценен в глазах Божьих, как любое живое существо. Не успел он принять Святого Крещения, вот и попроси об этом. И я попрошу.

«Прости ей вольные и невольные прегрешения и сохрани от всяких козней диавольских, но скверну очисти, болезни исцели, здравие и благую силу телу ее и душе, Человеколюбче, даруй. Господи, попечением ангела светлого соблюди ее от всяческого нашествия невидимых демонов, избавь от недуга и слабости.

И многою Твоею милостью очисти ее от телесной нечистоты и различных постигших ее внутренних мучений и отведи их от смиренного ее тела…»

Отец Дмитрий, как и тот, дагестанский, вдохнул в меня жизнь, вернул веру в лучшее, подарил надежду на будущее.

— Я буду молиться за тебя и за всех, пребывающих во грехе сестёр твоих. Иди с богом в сердце, Елизавета!

«Спаси его, сохрани его, будь с ним» — утром и вечером прошу я Господа о моём ангелочке. И о Михаиле Исаеве, бог ему судья…

Чингиз забрал меня себе. Да, он так и сказал. Мои родители были не против, он очаровал их с первой же минуты. Всё устроилось, как нельзя лучше. Меня поставили руководить зауральскими офисами, центральный из них располагался, как раз, в Барнауле. По географической широте этот город находился там же, где и Гамбург, Дублин, Ливерпуль, Минск и Самара. Моё предложение о разработке этих направлений получило поддержку, и мы приступили. Забугорных туров у нас ещё не было. Но когда-то же надо начинать? Готовя к открытию новый алтайский офис, я лазила со стремянкой, оформляя стену часами, настроенными на персональное время заинтересовавших нас городов, и так и застыла, когда в дверь вошёл он, Чингиз Ахметов собственной персоной. Вот тогда он и забрал меня, сняв, сначала, с лестнички, и потом уже и не отпустив от себя. А я и не сопротивлялась.

Мы хорошо жили. Каждый знал, чего ожидать от своей половины. И я уверовала, что мой монгол успокоился, наконец, натешился бабами по полной, и осел в семейной жизни. Правда, мы не узаконили наши отношения, а зачем? Я не любила его, уважала, ценила, доверяла, даже слушалась во всём, но не любила. Истины не узнать никогда, но надёжное плечо ощущалось мною и денно, и нощно. А когда я попадала в руки своего монгола и превращалась в наложницу, рабыню или любимую жену, всё равно в кого, плечо заменялось кое-чем другим. Этот мужчина в постели был и царь, и бог, и хан! Всегда после очередной сексуальной «победы» надо мной, он говорил: «Моя! Никому не отдам!», и я себя так и ощущала. Первое время Чингиз выхватывал меня и утром, и в обед, и вечером, а уж, ночью… Он никак не мог насытиться, объясняя это тем, что уже и не мечтал обо мне, получив отворот поворот ещё там, в Дагестане. Но тогда, поняв, что со мной произошло, этот отворот получили все: земля и небо, флора и фауна, и люди, знавшие о моей беде. Я общалась только с мамой и Николаем Николаевичем, тоже посыпающим пеплом, как и отец, свою голову: «Не уберёг Лизоньку».

Надо отдать должное Ахметову, моя жизнь с ним напоминала сказку. Причём создавать её моему сожителю доставляло большое удовольствие. Желания, мелкие просьбы, просто высказанное «было бы хорошо», выполнялись по мановению волшебной палочки. Сколько раз он предлагал мне бросить работу и просто жить в радостях и утехах, которые будут предоставлены в любом количестве и качестве? Раз миллион. И не оставлял эту затею, каждый раз придумывая новые аргументы и заманивая в «обломовщину» всеми правдами и неправдами. Он очень любил домашние вечера с приготовленным мной ужином, выходные вдвоём, небольшие поездки куда-нибудь в горы или к морю. Но, главное, чтобы Лизонька была под крылом.

У Чингиза была своя конюшня, небольшая, расположенная на горном плато, рай для животных. Но там не было Искандера. Я очень скучала, но в глубине души успокаивала себя тем,