Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

Впервые в жизни негры получили доступ к виски. Во временарабства они его пробовали разве что на рождество, когда хозяин подносил каждому«наперсточек» вместе с подарком. Теперь же не только агитаторы из Бюро вольныхлюдей и «саквояжники» распаляли их, немалую роль играло тут виски, а отпьянства до хулиганства — один шаг. Теперь и жизнь и имущество бывших господоказались под угрозой, и белые южане жили в вечном страхе. Пьяные привязывалиськ ним на улицах, ночью жгли дома и амбары, среди дня пропадали лошади, скот,куры, — словом, преступность росла, но лишь немногие нарушители порядкапредставали перед судом.

Однако больше всех страху испытывали женщины, которые послевойны остались без мужчин и их защиты и жили одни в пригородах и на уединенныхдорогах. Нападения на женщин, боязнь за своих жен и дочерей и привели к тому,что южане решили создать ку-клукс-клан. Газеты Севера тут же подняли страшныйкрик и ополчились против этой организации, действовавшей по ночам. Севертребовал, чтобы всех куклуксклановцев переловили и повесили, ибо вершить суд ирасправу должно по закону.

Поразительные времена наступили в стране — половина еенаселения силой штыка пыталась заставить другую половину признать равноправиенегров. Им-де следует дать право голоса, а большинству их бывших хозяев в этомправе отказать. Юг следует держать на коленях, и один из способов этогодобиться — лишить белых гражданских и избирательных прав. Большинство тех, ктосражался за Конфедерацию, кто занимал в пору ее существования какой-либо постили оказывал ей помощь, были теперь лишены права голоса, не имели возможностивыбирать государственных чиновников и всецело находились во власти чужаков.Многие мужчины, здраво поразмыслив над словами генерала Ли и его примером,готовы были принять присягу на верность, чтобы снова стать полноправнымигражданами и забыть прошлое. Но им в этом было отказано. Другие же, комуразрешено было дать присягу, запальчиво отказывались, не желая присягать наверность правительству, намеренно подвергавшему их жестокостям и унижениям.

Скарлетт снова и снова — до одури, до того, что ей хотелоськричать от раздражения, — слышала со всех сторон: «Да я бы сразу послепоражения присягнул им на верность, если б они вели себя как люди. Я готов бытьгражданином Штатов, но, ей-богу, не желаю, чтоб меня перевоспитывали: не хочу яРеконструкции».

Все эти неспокойные дни и ночи Скарлетт тоже терзаласьстрахом. Присутствие «вольных» негров и солдат-янки давило на нее: она ни наминуту, даже во сне, не забывала, что у нее могут все конфисковать, и бояласьнаступления еще худших времен. Подавленная собственной беспомощностью и беспомощностьюсвоих друзей, да и всего Юга, она в эти дни часто вспоминала слова ТониФонтейна и то, с какой страстью они были произнесены:

«Ей-богу, Скарлетт, с таким нельзя мириться. И мы миритьсяне станем!»

Несмотря на последствия войны, пожары и Реконструкцию,Атланта снова переживала бум. Во многих отношениях она напоминала деловитыймолодой город первых дней Конфедерации. Одна беда: солдаты, заполнявшие улицы,носили не ту форму, деньги были в руках не тех людей, негры били баклуши, а ихбывшие хозяева с трудом сводили концы с концами и голодали.

Копни чуть-чуть — всюду страх и нужда, внешне же город,казалось, процветал: он быстро возрождался из руин и производил впечатлениекипучего, охваченного лихорадочной деятельностью муравейника. Похоже, в Атланте,независимо от обстоятельств, жизнь всегда будет бить ключом. В Саванне,Чарльстоне, Огасте, Ричмонде, Новом Орлеане — там спешить никогда не будут.Только люди невоспитанные да янки спешат. В Атланте же в ту пору встречалоськуда больше невоспитанных, «объянкившихся» людей, чем когда бы то ни было.«Пришлые» буквально заполнили город, и на забитых ими улицах шум стоял с утрадо поздней ночи. Сверкающие лаком коляски офицерских жен, янки инуворишей«саквояжников» обдавали грязью старенькие брички местных жителей, абезвкусные новые дома богатых чужаков вставали между солидными особнякамиисконных горожан.

Война окончательно утвердила роль Атланты на Юге, и дотоленеприметный город стал далеко и широко известен. Железные дороги, за которыеШерман сражался все лето и уложил тысячи людей, снова несли жизнь этому городу,и возникшему-то благодаря им. Атланта, как и прежде, до своего разрушения,снова стала деловым центром большого района, и туда непрерывным потоком теклиновые обитатели, как желанные, так и нежеланные.

«Саквояжники» превратили Атланту в свое гнездо, однако наулицах они сталкивались с представителями старейших семейств Юга, которые былиздесь такими же пришлыми, как и они. Это были семьи, переселившиеся сюда изсельской местности, погорельцы, которые теперь, лишившись рабов, не в состояниибыли обрабатывать плантации. Новые поселенцы каждый день пребывали из Теннессии обеих Каролин, где тяжелая рука Реконструкции давила еще сильнее, чем вДжорджии. Немало наемников-ирландцев и немцев, служивших в армии конфедератов,обосновались в Атланте, когда их отпустили. Пополнялось население города и засчет жен и детей янки, стоявших здесь в гарнизоне: после четырех лет войны всемхотелось посмотреть, что же такое Юг. И конечно, было множество авантюристоввсех мастей, хлынувших сюда в надежде сколотить состояние, да и негрыпродолжали сотнями прибывать в Атланту из сельских мест.

Город бурлил — он жил нараспашку, как пограничное селение,даже и не пытаясь прикрыть свои грехи и пороки. Появились салуны — по два, а тои по три в каждом квартале, — и двери их не закрывались всю ночь напролет,а с наступлением сумерек улицы заполнялись пьяными, черными и белыми, которыхкачало от края тротуара к стенам домов и обратно. Головорезы, карманники ипроститутки подстерегали своих жертв в плохо освещенных проулках и на темныхулицах. Игорные дома преуспевали вовсю, и не проходило ночи, чтобы тамкого-нибудь не пристрелили или не прирезали. Почтенные граждане с ужасом узналио том, что в Атланте возник большой и процветающий район «красных фонарей» —гораздо более обширный и более процветающий, чем во время войны. За плотнозакрытыми ставнями всю ночь напролет бренчали рояли, раздавались беспутныепесни и хохот, прорезаемые время от времени вскриками или пистолетным выстрелом.Обитательницы этих домов были куда бесстыднее проституток дней войны, онинахально перевешивались через подоконники и окликали прохожих. А повоскресеньям элегантные кареты хозяев этого квартала катили по главным улицам,полные разодетых девчонок, которых вывозили на прогулку подышать воздухом заприспущенными шелковыми шторками.

Наиболее известной среди хозяек была Красотка Уотлинг. Онаоткрыла свое заведение в большом двухэтажном доме, рядом с которым соседниедома казались жалкими крольчатниками. На первом этаже был большой элегантныйбар, увешанный картинами, писанными маслом, и в нем всю ночь напролет игралнегритянский оркестр. Верхний же этаж, судя по слухам, был обставлен дорогоймягкой мебелью, обтянутой плюшем; там висели занавески из тяжелых кружев изаморские зеркала в золоченых рамах. Десять молодых особ, составлявшихпринадлежность этого дома, отличались приятной внешностью, хоть и были ярконакрашены, и вели себя куда тише, чем обитательницы других домов. Во всякомслучае, к Красотке полицию вызывали редко.