Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

Об этом доме атлантские матроны шептались исподтишка, асвященники в своих проповедях, осторожно понизив голос, с сокрушенным видомназывали его «средоточием порока». Все понимали, что такая женщина, какКрасотка, не могла сама заработать столько денег, чтобы открыть подобноероскошное заведение. Значит, кто-то — и кто-то богатый — стоял за ней. Апоскольку Ретт Батлер никогда не скрывал своих отношений с нею, значит, это былон. Вид у Красотки, когда она проезжала в своей закрытой карете с наглым желтымнегром на козлах, был весьма процветающий. Она ехала в этой своей карете,запряженной двумя отменными гнедыми, и все мальчишки, если им удавалось сбежатьот матерей, высыпали на улицу поглазеть на нее, а потом возбужденно шепталидруг другу: «Это она! Старуха Красотка! Я видел ее красные волосы!» Рядом сдомами, покрытыми шрамами от снарядов и кое-как залатанными старым тесом ипочерневшими от дыма пожарищ кирпичами, вставали прекрасные дома «саквояжников»и тех, кто нажился на войне, — дома с мансардами, с островерхими крышами ибашенками, с витражами в окнах, с большими лужайками перед крыльцом. Из вечерав вечер в этих недавно возведенных домах ярко светились окна, за которымигорели газовые люстры, и далеко разносились звуки музыки и шарканье танцующихног. Женщины в шуршащих ярких шелках прогуливались по узким длинным верандам,окруженные мужчинами в вечерних костюмах. Хлопали пробки от шампанского, столы,накрытые кружевными скатертями, ломились от блюд: здесь ужины подавали из семи перемен.Ветчина в вине, и фаршированная утка, и паштет из гусиной печенки, и редкиефрукты даже в неурочное время года в изобилии стояли на столах.

А за облезлыми дверями старых домов ютились нужда и голод,которые ощущались достаточно остро, хоть их и переносили со стоическиммужеством, — они ранили тем сильнее, чем больше пренебрежения выказывалосьматериальным благам. Доктор Мид мог бы поведать немало тягостных историй осемьях, которые вынуждены были сначала переехать из особняка в квартиру, а потомиз квартиры — в грязные комнаты на задворках. Слишком много было у негопациенток, страдавших «слабым сердцем» и «упадком сил». Он знал — и они знали,что он знает: все дело было недоедании. Он мог бы рассказать о том, кактуберкулез наложил свою лапу на целые семьи, о том, как в лучших семьях Атлантыпоявилась цинга, от которой раньше страдали лишь самые обездоленные белыебедняки. И как появились дети с тоненькими, кривыми от рахита ножками и матери,у которых нет молока. Когда-то старый доктор готов был благодарить бога закаждое новое дитя, которому он помог появиться на свет. Теперь же он не считал,что жизнь — это такое уж благо. Неприветливый это был мир для маленьких детей,и многие умирали в первые же месяцы жизни.

Яркие огни и вино, звуки скрипок и танцы, парча и тонкоесукно в поставленных на широкую ногу больших домах, а за углом — медленнаясмерть от голода и холода. Спесь и бездушие — у победителей; горечьдолготерпения и ненависть — у побежденных.

Скарлетт все это видела, жила с этим сознанием днем, с этимсознанием ложилась вечером в постель, страшась каждой следующей минуты. Оназнала, что они с Фрэнком уже числятся из-за Тони в черных списках янки и чтонесчастье может в любую минуту обрушиться на них. Но именно сейчас откатитьсяназад, к тому, с чего она начинала, — нет, этого она просто не могладопустить: ведь она ждала ребенка, а лесопилка как раз начала приносить доход,и будущее Тары до осени, то есть до нового урожая хлопка, всецело зависело отэтого дохода. Что, если она все потеряет?! Что, если придется начинать всесначала с теми скромными средствами, которыми она располагает в борьбе в этимбезумным миром? Ну, что она может выставить против янки и их порядка — своипунцовые губки, свои зеленые глаза, свой острый, хоть и небольшой, умишко.Снедаемая тревогой, она чувствовала, что легче покончить с собой, чем начинатьвсе сначала.

Среди разрухи и хаоса этой весны 1866 года она направила всюсвою энергию на то, чтобы сделать лесопилку доходной. Ведь деньги в Атлантебыли. Горячка восстановления города давала Скарлетт возможность нажиться, и онапонимала, что будет делать деньги, если только не попадет в тюрьму. Но,твердила она себе, ходить надо легко, пританцовывая, не обращая внимания наоскорбления, мирясь с несправедливостью, не обижаясь ни на кого, будь то белыйили черный. Она ненавидела наглых вольных негров, и по спине ее пробегалхолодок — такое ее охватывало бешенство всякий раз, когда она слышала ихоскорбительные шуточки по своему адресу и визгливый хохот. Но она ни разу непозволила себе хотя бы презрительно взглянуть на них. Она ненавидела«саквояжников» и подлипал, которые без труда набивали себе карманы, в то времякак ей приходилось так трудно, но ни словом не осудила их. Никто в Атланте непрезирал янки так, как она, ибо при одном виде синего мундира к горлу у нее отярости подступала тошнота, но даже в кругу семьи она ни единым словом не выдаласвоих чувств. «Я же не идиотка — я рта не раскрою, — мрачно твердила онасебе. — Пусть другие терзаются, оплакивая былые дни и тех, кто уже невернется. Пусть другие сжигают себя в огне ненависти, кляня правление янки итеряя на этом право голосовать. Пусть другие сидят в тюрьме за то, что не умелидержать язык за зубами, и пусть их вешают за причастность к ку-клукс-клану. (Какимледенящим ужасом веяло от этого названия — оно пугало Скарлетт не меньше, чемнегров.) Пусть другие женщины гордятся тем, что их мужья — в ку-клукс-клане.Слава богу, Фрэнк с ними не связан! Пусть другие горячатся, и волнуются, истроят козни и планы, как изменить то, чего уже не изменишь. Да какое имеетзначение прошлое по сравнению с тяготами настоящего и ненадежностью будущего?Какое имеет значение, есть у тебя право голоса или нет, когда хлеб и кров ижизнь на свободе — вот они, реальные проблемы?! О господи, смилуйся, уберегименя от всяких бед до июня!» Только до июня! Скарлетт знала, что к этомувремени она вынуждена будет уединиться в доме тети Питти и сидеть там, покаребенок не появится на свет. Ее и так уже порицали за то, что она показываетсяна людях в таком состоянии. Леди никому не должна показываться, когда носит подсердцем дитя. Теперь уже и Фрэнк с тетей Питти умоляли ее не позорить себя — даи их, — и она обещала оставить работу в июне.

Только до июня! К июню надо так наладить все на лесопилке,чтобы там могли обойтись без нее. К июню у нее уже будет достаточно денег,чтобы чувствовать себя хоть немного защищенной на случай беды. Столько еще надосделать, а времени осталось так мало! Хоть бы в сутках было больше часов! И онасчитала минуты в лихорадочной погоне за деньгами — денег, еще, еще денег!

Она так донимала робкого Франка, что дела в лавке пошли налад и он даже сумел взыскать кое-какие старые долги. Но надежды Скарлетт былипрежде всего связаны с лесопилкой. Атланта в эти дни походила на гигантскоерастение, которое срубили под корень, и вот теперь оно вдруг снова пошло врост, только более крепкое, более ветвистое, с более густой листвой. Спрос настроительные материалы намного превышал возможности его удовлетворить. Цены налес, кирпич и камень стремительно росли — лесопилка Скарлетт работала от заридо темна, когда уже зажигали фонари.