Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938-1939 - Майкл Пауэлл

– Это ты, Маккол? Наши друзья уже передали соответствующую ноту. Сейчас ее рассматривают… Две недели, как сообщают мои информаторы… Полагаю, тебе лучше как можно скорее приехать. Наш старый друг Лангманн уже второй раз прибыл в гости… Лангсдорф? Да, я как раз смотрю на него. По-моему, классный парень.

– Я приеду перед ленчем, привезу сандвичи, – сказал Маккол и дал отбой. Опустив трубку на рычаг, он задумчиво проговорил: – Мартин утверждает, что они официально попросили на ремонт две недели. Как ты считаешь, они их получат?

– Нет, если я смогу этому помешать, – последовал ответ. – Интересно, какова их стратегия?

– На мой взгляд, – задумчиво проговорил Маккол, – для них возможно только одно: усыпить всеобщую бдительность и прорваться на свободу. Наши два крейсера – не конкуренты орудиям «Графа Шпее». Зато они более быстроходны. Они уже получили топливо. «Граф Шпее» тоже выйдет в море с полными танками, но на этот раз рядом с ним не будет «Альтмарка». Харвуд ни за что не выпустит его из виду, если будет знать, когда он уйдет из порта. Так что единственный шанс Лангсдорфа – иметь несколько ночей на выбор и попробовать прорваться под покровом темноты. Может получиться. Нельзя забывать и о человеческом факторе. Вахтенные испытывают колоссальное напряжение, а противник может выбрать любой момент для прорыва. Да, я уверен, что план немцев именно таков. Наша задача – выставить его из порта через двадцать четыре часа или подтолкнуть уругвайцев к интернированию… Кстати, а есть новости о «Кумберленде»? С ним ситуация упростилась бы.

Накануне сражения трехтрубный крейсер «Кумберленд» чистил котлы на Фолклендских островах. Ожидалось, что он выйдет в море не раньше, чем через десять дней. Это был единственный большой корабль, находившийся недалеко от реки Ла-Плата, и он, имея восьмидюймовые орудия, стал бы серьезным дополнением к эскадре Харвуда.

– Ничего нового, – вздохнул Миллингтон-Дрейк. – Крейсер соблюдает радиомолчание. Известно, что адмиралтейство приказало ему уходить с Фолклендов еще вчера вечером, но, насколько я понимаю, даже по самым оптимистичным прогнозам, он подойдет сюда только к концу недели, разве не так?

– Боюсь, что так, – буркнул Маккол. – Но вы не ответили на мой вопрос: будет ли правительство его величества оказывать давление на доктора Гуани, чтобы вышвырнуть немецкий линкор из порта?

– Вы задаете слишком много вопросов, – сухо заметил Миллингтон-Дрейк. – Поверьте, мы сделаем все, что возможно. Ноты вручаются каждый час, от обеих сторон, конечно. Пока рассматривается заключение технической комиссии. Решающая встреча между Лангманном и Гуани назначена на семь часов. – Здесь он позволил себе довольную улыбку. – В пять часов у Гуани встреча с нашим французским коллегой, а в шесть – со мной. Так что он будет хорошо подготовлен к беседе с немцем.

Замечание Миллингтон-Дрейка, конечно, отдавало цинизмом, но ни для кого не было секретом, что самое сильное давление на уругвайское правительство, направленное на выталкивание немецкого линкора из порта, оказывают именно союзники. Такое же давление, но только в обратном направлении – чтобы линкору позволили остаться и дали время на ремонт, – оказывала на Уругвай Германия. Альтернативой оставалось только интернирование. С другой стороны, Уругвай желал избавиться от непрошеного гостя как можно скорее и по возможности вежливо. Но хотя в строгом соответствии с международным законодательством «Граф Шпее» должен был покинуть порт по истечении двадцати четырех часов (после захода солнца в этот же день), существовали сложившиеся нормы взаимоотношений между странами, которые тоже следовало соблюдать. Миллингтон-Дрейк несколько прихвастнул, заявив Макколу, что на доктора Гуани оказывается постоянное давление. В общем-то так оно и было, но Миллингтон-Дрейк был очень тактичным человеком, и никто не знал лучше, чем он, что, хотя симпатии Гуани хорошо известны и влияние Германии в Южной Америке довольно сильно, на маленького министра можно положиться. Он – человек смелый и ответственный и будет претворять в жизнь решение своего правительства с такой же строгостью и неукоснительностью, как если бы был министром великой державы. Уругвай – маленькая, но законопослушная страна, и ее правительство не сомневалось, что принятое им решение будет тотчас претворено в жизнь их коллегой.

В тот же вечер за несколько минут до семи часов, когда Миллингтон-Дрейк, попрощавшись, вышел из кабинета доктора Гуани, доктор Лангманн и капитан Лангсдорф уже находились в приемной. И хотя британскому посланнику было по статусу положено игнорировать представителей врага, он не удержался и украдкой взглянул на немецкого капитана. Будучи приверженцем изучения человеческой природы, он просто не смог устоять перед искушением. Лангсдорф произвел на него сильное впечатление. Это был явно первоклассный служака и моряк каждой клеточкой своего тела. Капитан был одет в парадную белую форму, которая необыкновенно ему шла. Немецкий посол сидел, а Лангсдорф стоял очень прямо и смотрел прямо перед собой. И только нервное постукивание кончиками пальцев по эфесу шашки выдавало его волнение. Миллингтон-Дрейк прошествовал прямо перед ним, но тот ничем не показал, что заметил англичанина. А может быть, Лангсдорф и действительно его не видел. Взгляд его был совершенно отсутствующим. Видимо, мыслями немецкий капитан находился где-то очень далеко. Миллингтон-Дрейк был впечатлен и, как он позже признался, глубоко тронут. Но это было по прошествии долгого времени, ведь в дипломатии эмоции являются тем, что следует максимально использовать в своем противнике и подавлять в себе. Гуманность, душевные качества и мастерство этого человека уже давно были известны всему миру, но британский посланник впервые его увидел своими глазами. Лангсдорф был силен духом, но худ, бледен и выглядел гораздо моложе, чем ожидал Миллингтон-Дрейк. Интересно, что сейчас происходит в его голове? – подумал англичанин.

До назначенного часа оставалась минута или две. Раздался звонок, секретарь министра встал и вошел в кабинет. Из-за двери послышались голоса. Немцы терпеливо ждали. Они молчали и даже не смотрели друг на друга. Все уже было сказано. Ровно в семь часов распахнулась дверь, и секретарь объявил о приходе немецких гостей. Лангманн вошел в кабинет, Лангсдорф следовал за ним. Последовал обмен приветствиями.

Доктор Гуани встал, чтобы принять посетителей. Лангманн слегка взмахнул рукой – сей жест сходил за нацистское приветствие для малых народов – и сказал:

– Господин министр, вы уже встречались с капитаном Ганцем Лангсдорфом, командиром «Адмирала графа Шпее».

Лангсдорф отдал честь. Гуани поклонился и проговорил:

– Пожалуйста, садитесь, господа. Давайте отбросим формальности.

Лангсдорф улыбнулся, но не сел, а принялся ходить взад-вперед по кабинету, словно по квартердеку своего корабля, держась на некотором расстоянии от политиков. Лангманн аккуратно опустился на тот же неудобный диван и проговорил:

– Итак, теперь ваше превосходительство знает все факты.

Гуани мягко прервал его:

– Давайте посмотрим, все ли я правильно понял. – Он надел очки, переложил несколько бумаг на столе, нашел ту, которая была нужна, и прочитал вслух: – «Вчера рано утром в районе Пунта-дель-Эсте состоялось морское сражение. Немецкий карманный линкор „Адмирал граф Шпее“ был атакован тремя британскими крейсерами: „Эксетер“, „Аякс“ и „Ахиллес“. Немецкий карманный линкор одержал победу. Имеются свидетели, видевшие, как „Эксетер“ взорвался, а остальные британские крейсера вышли из боя и скрылись. „Граф Шпее“ получил незначительные повреждения…»