Фиалки на десерт - Мария Метлицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приходилось терпеть. Многое приходилось терпеть, что поделать. Ради чего? Ради Катьки, своей ненадежной и неласковой дочки. Ради мужа Виктора. Да и сама Леля, Лариса Александровна, сидеть без дела не умела. И без денег уже не умела – привычки, знаете ли.
Глянула на часы и обомлела – одиннадцать! Звонить Галочке поздно! Кошмар. Но набралась наглости и позвонила, приготовившись к оправданиям и извинениям.
Галочка трубку взяла тут же, на первом звонке. Говорила шепотом:
– Виктор спит, все нормально, ты не волнуйся. Ел прилично, попросил картошки на ужин. Жарить отказалась – вредно, по-моему, убедила его. Съел отварной. Перевязку сделали, шов отличный, сухой. Полчаса гулял на балконе. Погода прекрасная, сухо и солнечно. Уснул он довольно поздно – смотрел российский канал. Что? Да что-то там политическое, я не прислушивалась – была у себя. Как у тебя? – наконец, отчитавшись, выдохнула Галочка. – Что-то проясняется или пока не очень?
Леля горячо поблагодарила подругу, попыталась еще раз извиниться.
– Проблемы приличные, но, кажется, вполне решаемы. Словом, спасибо тебе невозможное, ты мой спаситель и друг! И дай тебе бог, и прости, если что… – И по новому кругу, с новыми причитаниями и благодарностью.
– Звони в любое время, – резюмировала Галочка. – Я все понимаю! Завтра попробую вытащить его на улицу. Он пока боится, но, думаю, начинать надо. И перестань волноваться, у нас все хорошо!
Распрощались, и Леля выдохнула: «Все, кажется, слава богу! Правильное решение я приняла». Потом отпустила Раису – та смотрела на хозяйку и на часы тоскливыми глазами.
– А вас, Штирлиц, – это уже к Вове, – я попрошу остаться!
«Штирлиц», жалкий и красноглазый, удрученно кивнул. Борьба с трудностями была в самом разгаре.
Ночью рухнула как подкошенная, успев только подумать: «Ну и денек! А что будет завтра… Лучше не представлять». На завтра была намечена встреча в банке.
Уснула. А перед этим подумала: «Первое, что сделаю утром, позвоню Виктору. А то совсем ты сбрендила, матушка, с бизнесом своим! Расставляй приоритеты!»
Совесть скребла.
Утром Галочка долго не подходила к телефону. Леля запсиховала. Наконец та ответила – торопливо объяснила, что варила овсянку и не слышала телефонный звонок.
– Как прошла ночь?
– Да нормально. Сейчас будет завтракать – каша, яйцо и – как думаешь? – может, парочку бутербродов, а? С сыром, конечно! Колбасу в доме не держу.
«Надо же, какое рвение! – усмехнулась про себя Леля. – И какая ей разница – сыр, колбаса? Ну вредно, понятно. Но иногда нужно съесть то, что хочется, позабыв про пользу и вред. Захотелось человеку колбасы – да пожалуйста! Что ему будет с пары кусочков? Главное здесь – удовольствие. Он давно не ел с удовольствием. А тут захотелось. Ладно, что я цепляюсь? – разозлилась она на себя. – Подруга честно выполняет свой долг. А я придираюсь. Она такая, моя Галочка, куда деваться? Честная, исполнительная и правильная. И надежная. Лучшие человеческие качества, надо сказать. В конце концов, что мне важнее? Кусок колбасы или спокойствие и уверенность, что все хорошо и как надо?»
Потом трубку взял муж, и голос его был вполне нормальным, но слегка отстраненным – он был в себе. Говорил коротко и сухо: тоже понятно. Сказать то, что он, возможно, хочет, не совсем ловко. Вдруг хозяйка услышит? Да и бог с ним – меньше претензий, недовольств и обид. «Мне они сейчас ни к чему, – решила Леля. – Главное – дело! Вернее, два дела: спокойствие за него, а главное – проблемы здесь, в Москве. А капризы его – пустяки, наплевать. Так даже легче – не слушать».
– Витя, все замечательно! – Она говорила с Виктором бодрым и даже спокойным голосом. А вот на душе было тревожно: «Ох, если не сложится в банке, вот где будет большая авария, просто катастрофа…» – Какое счастье, что есть наша Галочка, правда? Какое же счастье, что ты в надежных руках! Какая удача, что я могу быть спокойна за тебя, мой родной! И ты за меня не волнуйся! Все самое страшное позади, ты сам это знаешь! Все самое ужасное, самое тяжелое, самое кошмарное. Сейчас только терпение, выдержка и снова терпение! А за меня не волнуйся, я со всем справлюсь, во всем разберусь, чай, не впервой! Сам говоришь – бизнес в России! Ха-ха! Катька? Да, конечно, звонит! Почти каждый день: как там папа? Да, молодец – а ты сомневался? Обещала вырваться к тебе на пару деньков. Вот разберется с какими-то очередными экзаменами – и прилетит. Или на поезде, это же близко. Обнимаю тебя, дорогой! Целую и обнимаю! Ты только слушайся Галочку!
Трубку положила, выдохнула и подумала про дочь: «Стерва. Стерва, конечно. Даже не позвонила узнать, как долетела родная мать. Как там отец? Что ж, сама виновата. Во всем виновата сама! Всю жизнь им подстилала – мягкий коврик, теплый пледик, пушистое полотенце. Так что же ты хочешь, Лариса? Чтобы вот сейчас, не в самые легкие дни, они изменились? Подумали, как тебе сложно? Да нет, дорогая, так не будет уже никогда. Потому что сама виновата. Нечего было всегда вперед забегать!» Впрочем, это она не про мужа – ему сейчас ох как непросто! Это скорее, про дочь. В такие минуты – и только о себе!
Но тут же стала успокаивать и одергивать себя: «Не трави, Леля, душу. В конце концов, девочка в чужой стране и в чужом городе. Ей тоже непросто. Да еще этот грипп. Ну, если он и вправду имеется».
Она набрала дочкин номер, но Катька на звонок не ответила, ограничилась эсэмэской: «Все в порядке, на лекции, чувствую себя хорошо».
Ну и что еще матери надо? Вот именно. И с почти легким сердцем Леля отправилась на работу.
Кое-что удалось. Большой заказчик обещал предоплату. Ну не совсем так, как хотелось бы, но нечего бога гневить!
Подумала, что все-таки человек она благодарный. И это, надо сказать, очень упрощает ее нелегкую жизнь. Умела, умела, за совсем небольшое, даже совсем малое, сказать спасибо, и про себя, и вслух. Не стеснялась. Так учил премудрый дед: «Скажи спасибо. От тебя не отвалится, а людям приятно. И там, наверху, услышат!»
«Странно, – подумала Леля. – Дед Семен казался мне богохульником. А надо же, думал, оказывается, про «там» и «услышат»!» Почему богохульником? «Да все просто, Лелька, – часто говорил он. – Все они нечистые на руку! Все эти попы, раввины и ксендзы. Ты мне поверь, я на них насмотрелся!» «Нет, есть, конечно, и приличные люди», – добавлял он в ответ на ее жаркие возражения.
Анекдоты любил про господа бога. Да и потом, «грешки» его, как он сам называл свои заработки, ну никак не вязались с верой добропорядочного и благочестивого человека.
А мама… Мама вообще верила в светлое будущее, наивной была. Ждала коммунизма. Дед смеялся над ней. «Ох, Ирка! Какая ж ты все-таки дура! Нет, и вправду – веришь в победу социализма? Да ты понимаешь, что так не бывает? Чтоб все равны и все поровну? Да, мозгами ты в Дусю пошла, – разочарованно кряхтел дед. – Не повезло… Ты еще в партию вступи! Я в твою сторону тогда вообще не посмотрю!»
Мать всерьез обижалась, краснела от обиды и злости и махала на деда рукой: «Да хватит уже! – И тихо добавляла: – Сам ты… старый дурак!»