Цвет крыльев. Черный. - Надежда Сакаева

Дэймон облегченно выдохнул и футболкой, которую он все это время держал в руке, вытер пот со лба. Пару быстрых, но легких взмахов для разминки – и все вокруг окрасилось в алый.

Спрятав футболку в спортивную сумку, весьма компактных размеров, которую он иногда носил, Дэймон взлетел над городом.

Он мог бы направиться домой и привести себя в порядок перед завтрашним утром, но не стал.

Сейчас он как никогда хотел увидеть Анжелу.

Конечно, она уже наверняка спит. И, разумеется, он не станет будить ее.

Но ему необходимо увидеть ее, услышать ее дыхание, просто побыть рядом с ней, пусть даже она про это не узнает.

Свет в ее окнах не горел, когда Дэймон бесшумно опустился на, ставшую такой знакомой, ветку соседнего дерева. Сначала он хотел, как часто это делал, пробраться к ней в комнату, но потом передумал. Анжела спала, счастливо улыбаясь во сне, и он побоялся нарушить ее покой.

Усиленные чувства позволяли ему слышать, как она сладко посапывает, даже с такого расстояния, и этого было ему вполне достаточно.

Убирать крылья Дэймон не стал – в такое время его все равно никто не увидит. Облокотившись о ствол дерева, он устроился поудобней, и достал карандаш, а так же чистый лист бумаги.

Грифель легко заскользил по белому пространству, наполняя его смыслом.

Тем единственным, что в последнее время занимало все мысли Дэймона, тем, что он только и мог рисовать, тем, что он, наверняка бы видел во снах, если бы только Ангелы умели спать.

– Миленькая привычка, – Люцифер бесшумно опустился рядом.

Угольные перья были почти незаметны в окружающей темноте.

Дэймон продолжил рисовать, не обращая на него внимания, но тот не пожелал просто оставить его в покое:

– Какая техника, какой стиль! А как точно ты передаешь даже самые мельчайшие детали! И у кого ты всему этому научился? Дай-ка угадаю, у одного из своих подопечных?

Карандаш в руке Дэймона замер на месте.

– Точно у какого-нибудь человека, – фыркнул Люцифер, так и не дождавшись ответа, – наверху-то вовсе не ценят искусство. Не понимают всех этих терзаний трепетных душ, излитых на бумаге, или в музыке, или в чем там еще.

Он поднялся и прошелся по качающейся ветке, остановившись на самом ее крае, опасно балансируя, и изредка лениво помахивая своими черными, словно ночь, крыльями. Потом хлопнул себя по лбу, точно ему только что в голову пришла отличная идея, и радостно воскликнул:

– Слушай, я придумал! Может, ты и меня нарисуешь?

Дэймон все так же молчал, лишь пальцы дрогнули, сжимаясь сильнее.

– Молчание – знак согласия. Значит, я могу рассчитывать на портрет? Знаешь, меня никто и никогда не рисовал. Даже не фотографировали ни разу, представляешь? Что же после меня останется потомкам? Да и мне тоже охота иметь свое изображение, хотя бы на память! Так что, нарисуешь?

Люцифер вновь прошелся по ветке, но ответа так и не дождался.

– Что ж, видимо, не нарисуешь, – он притворно вздохнул, – Жаль, очень жаль. Хотя, конечно, зачем тебе меня рисовать? Я же полуседой старикан, а не симпатичная рыжая девчонка.

Рука Дэймона затряслась, и больше всего ему сейчас хотелось воткнуть этот карандаш Люциферу в какое-нибудь мягкое место.

Волны тьмы поднимались из глубин его души, грозя затопить сознание, нашептывая тысячи ужасных вещей, которые он может сделать с этим проклятым Падшим прямо сейчас.

– Что случилось? Я задел тебя? Может, мне уйти?

Люцифер рассмеялся.

– Шучу, конечно же, я шучу! Разве я могу бросить тебя в таком нервозном состоянии? Я слишком добр для этого! Ну, так, выкладывай! Что же столь сильно тебя беспокоит?

Люцифер некоторое время подождал ответа, но, разумеется, Дэймон молчал, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

Тогда Люцифер продолжил:

– Эй, разве ты не хочешь поговорить со мной? Обсудить свои проблемы? Разве не слышал мнение экспертов-психологов, Война? Нельзя сдерживать свои эмоции. Это вредно, и в дальнейшем может привести к серьезной психологической травме. Хочешь бесплатный совет? О, конечно же, хочешь, все любят советы, тем более бесплатные. Так вот он: отпусти себя! Дай себе волю. Расслабься и перестань сдерживать свою истинную сущность! Как там сказано? – он задумчиво потер подбородок, делая вид, будто вспоминает.

Потом картинно нахмурился и карикатурно суровым голосом продолжил:

– И пойдет Он по земле, сея кровь, вражду и ненависть! Вроде так. Ну, или наподобие. Никогда не был силен в цитатах.

Карандаш треснул между пальцами, крошками осыпавшись на землю, но Дэймон по-прежнему молчал.

Он не позволит вывести себя из равновесия этому дешевому циркачу.

– Ну вот. И чем теперь ты будешь творить свои картины, спрашивается? – Люцифер с сожалением покачал головой. – А я ведь хотел попросить тебя нарисовать мою милую и нежную Лилит. Хотя, впрочем, мне подойдет и портрет Анжелы. Может, ты дашь мне один из них? Уверен, у тебя их целая куча, и от одного вовсе не убудет! Они же буквально на одно лицо, словно близняшки. Так сильно похожи, что это даже немного пугает.

– Ты точно спятил! Что за бред ты несешь? Не было никакой Лилит! – не выдержав, фыркнул Дэймон.

– Как это не было? – Люцифер, казалось, удивился такому ответу. – Что же я ее просто придумал? Она была, но ты просто не помнишь всего этого.

– Ты точно чокнутый. Городишь невесть что! Лилит...

– Именно Лилит. Почему же я тогда, по-твоему, упал, если не ради любви к ней? – пожал плечами Люцифер.

Он говорил об этом спокойно, как о разумеющихся, и даже доказанных вещах.

– Вот только не смей оправдывать свое падение!

Это стало последней каплей.

Дэймон буквально взревел от ярости, угрожая перебудить и Анжелу, и ее соседей:

– Ты пал от собственной гордыни! От того, что слишком многого возжелал! От того, что посчитал себя особенным и лучшим! От того, что завидовал! И я могу перечислить еще несколько сотен причин, но любовь в них никогда не входила! Ты слишком эгоистичен, слишком надменен, чтобы тебе хоть на секунду было знакомо это чувство!

Однако конец фразы он кричал в темноту. Люцифер улетел, словно его и не было. Лишь мелькнул алой искрой на краю зрения.

Дэймон, не в силах больше сдержать ту черную ярость, бурлившую в глубине его сердца, пару раз с силой, невозможной для простого человека, налетел на, ни в чем не повинное, дерево.

Ему просто необходимо было выплеснуть эмоции в физическое насилие.

С треском на землю осыпалась кора и мелкие щепки, оставив заметный след от удара.

Он старался дышать глубоко, чтобы быстрее успокоиться, но получалось у него с большим трудом.