Единственный вдох - Люси Кларк

Ева поднимается на террасу, руки дрожат.

– Валлаби, – говорит она. – Мне показалось, там кенгуру-валлаби.

Дирк, похоже, поверил: говорит, ночью их здесь немало, однако Сол не отрывает от нее пристального взгляда.

Ева возвращается за стол, переводит дыхание. На руку падает свет от свечи: кожа покрыта мурашками.

Сол с Дирком продолжают разговаривать. Ева прячет трясущиеся руки, подкладывает ладони под бедра. Надо сосредоточиться на дыхании и избавиться от странного ощущения, будто Джексон здесь, наблюдает за ними.

Чувство вины, вот почему ей видится всякое. Чем больше Ева привязывается к Солу, тем сильнее ощущает себя виноватой. На виски что-то давит, весь лоб стягивает, и даже глаза напрягаются.

– Ева?

Дирк что-то у нее спрашивает. Ева поворачивается к нему, качает головой.

– Что, простите?

– Я говорю, скучаешь по работе? Ты ведь акушерка?

– Да, скучаю. – Ева ерзает, складывает руки на коленях. – Очень скучаю, – добавляет она, осознавая, что это действительно так. – Но мне нужно было отдохнуть.

– Ты всегда хотела стать акушеркой?

– Нет, если честно. Сначала я училась на парамедика, но поняла, что это не мое.

– Почему? – спрашивает Сол.

– Парамедик входит в жизнь пациента в некий критический момент. Привозишь его в больницу – и все. – Ветер развевает волосы, и Ева заправляет их за ухо. – Кое-что в этой работе мне нравится, например, что надо быстро принимать решения и к тому же в стрессовых условиях, однако я поняла, что хочу узнать о пациентах больше, узнать, что с ними случилось. Как-то я дежурила ночью в районе Поплар: срочный вызов, женщина рожает. Я тогда была простым стажером, но парамедик, которому я помогала, понял, что до больницы мы доехать не успеем. Пришлось принимать роды. Я мало чего успела, через несколько минут приехала акушерка и взяла все под контроль, но я никогда раньше не видела, как рождается новая жизнь, и это меня потрясло. Я смотрела и думала: «Вот чем я хочу заниматься».

Впрочем, может, дело не только в этой истории? Сестра Евы умерла во время родов – из-за осложнений, которых можно было избежать. Смерть сестры разделила жизнь ее матери на до и после. Как знать, не пытается ли Ева, став акушеркой, как-то исправить случившееся?

Она гонит эти мысли: довольно копаться в себе.

– Джексон говорил, что ты потрясающая акушерка, – делится с Евой Дирк.

При упоминании его имени перехватывает дыхание.

– Правда?

– Говорил, все женщины в больнице хотели попасть именно к тебе.

В голове, как по замкнутому кругу, бесконечно крутятся вопросы о прошлом Джексона. Нужно кое-что узнать у Дирка, и хотя сейчас, в присутствии Сола, не самый подходящий момент, Ева не сдерживается:

– Джексон рассказывал вам о своей жизни в Лондоне?

– Звонил раз в пару недель. Он не баловал меня деталями и, полагаю, о многом умалчивал. – Дирк откидывается на спинку стула, складывает руки на коленях. – Про тебя я узнал сразу: Джексон сказал, что познакомился с девушкой. Мы ведь вроде говорили по телефону?

Ева кивает. Да, еще до свадьбы, она взяла трубку, пока Джексон был в душе. Ева знала, что звонок международный, и разговор вышел коротким.

– Но вот о том, что он сделал тебе предложение, он промолчал. Я узнал уже после того, как вы поженились, через несколько недель. – Дирк кладет руки на стол, смотрит на Еву. – Я не дал бы ему этого сделать. Так поступить с тобой.

– Я писала вам. Регулярно. – Дирк удивленно смотрит в ответ. – Джексон ничего вам не отправлял?

– Нет, никаких писем.

Хотя Ева ожидала услышать такой ответ, у нее все равно вспыхивают щеки: унизительно быть обманутой во всем.

К пламени свечи слишком близко подлетает мотылек, опаляет крылья и, кружась в смертельном танце, падает в растекшийся воск.

Сол откидывается на стуле; слышно, как шуршит ткань одежды. Пора закрыть эту тему, но Ева не в силах остановиться.

– Зачем он женился на мне?

Дирк тяжело выдыхает.

– Джексон сказал, что ничего не планировал, что просто взял и сделал предложение. А потом понял – именно этого ему и хочется.

Гроза застала их с Джексоном в парке Клэпхэм-Коммон, град бил по ногам, и они спрятались под деревьями, прижались друг к другу. В его теплых объятиях Ева забыла о холоде, о синяках от градин, о ревущем ветре.

Тогда он сказал: «Я хочу провести с тобой всю свою жизнь». Ева взглянула на него и ответила: «Я тоже». И Джексон попросил Еву выйти за него замуж. Он не дарил кольца, не становился на колено – ни на минуту не хотел выпускать ее из объятий. «Да, тысячу раз да», – согласилась она. Может, и это было обманом?.. Глаза наполняются слезами, и Ева прикусывает изнутри щеку, лишь бы не заплакать.

– Знаю, Джексон причинил тебе боль, – говорит Дирк. – Бог его знает, почему он вот так женился на тебе. Нет бы сначала получить развод, сделать все как полагается… Впрочем, мужчины часто совершают глупости, когда влюбляются.

От Сола, сидящего рядом в темноте, идет волна жара.

Глядя Еве прямо в глаза, Дирк продолжает:

– А Джексон действительно тебя любил, иначе не пошел бы на такой риск. Ты была для него всем.

Ева не двигается с места. К горлу подкатывает комок.

– Да, он врал, много врал. Но то, что он любил тебя, – правда.

Ева так давно хотела это услышать. Внутри будто ослабла связанная в тугой узел тревога. Несмотря на все, он любил ее.

Сол резко встает, бормочет, что идет попить, и его тяжелые шаги затихают внутри дома.

Зря Ева расспрашивала обо всем при Соле, и все же благодаря словам Дирка ее брак снова кажется настоящим событием из прошлого, а не призрачным воспоминанием.

Возле уха жужжит комар, Ева отмахивается. Берет со спинки стула плед, накрывает плечи.

– Солу сейчас тяжело, – говорит Дирк. – Трудно терять родного человека, особенно если расстались так нехорошо.

– Я знаю про их вражду.

– Два упрямых осла, черт побери! У меня от их ссоры сердце разрывается. А ведь когда-то были не разлей вода. Сол, может, и забыл об этом, но я нет. Видела бы ты их на фотографиях: рыбачат на пристани, прячутся в укромных уголках, катаются на серфе – везде вместе.

– Хотелось бы посмотреть, – говорит Ева.

– Правда? Ну, тогда я поищу.

Дирк достает из кармана рубашки лекарство, вытряхивает на ладонь две таблетки обезболивающего. Глотает их, запивая водой, потом отставляет стакан и кладет локти на стол.

– Знаю, Джексон натворил дел. Хотя он ужасно поступил с тобой и Солом, не надо плохо о нем думать. В глубине души он был хорошим парнем – и брата своего любил, очень сильно. Сол оборвал все связи, даже имя его слышать не хотел, а Джексон постоянно интересовался: чем Сол занимается, куда ездит, счастлив ли он. Пусть Джексон не извинился, но свою ошибку осознал.