Крылатый пленник - Роберт Штильмарк

Картина полнейшего, безнадёжного разгрома предстала глазам. Здание новой трансформаторной подстанции, стоившей столько крови, брани, хлопот и усилий, сметённое начисто, завалило весь двор. Даже его новый бетонный фундамент «выкопала» тяжёлая фугаска. Компрессоры, станки, машины, трансформаторы, моторы представляли собой беспорядочный склад металлолома и в немалом количестве украшали крышу гаража. Ворота, сорванные с петель, валялись на проволоке.

Немногим лучше оказалось положение и в цехе. Смонтированные станки покрывала упавшая штукатурка и обломки стен; в цехах стало светло – сквозь бреши врывался воздух и дневной свет. Оборудование превратилось в утиль. Помещение охраны со всеми личными вещами эсэсовцев полностью исчезло, превратилось в пыль. Восстановить здание было возможно, техника – полностью погибла. Но главная опасность таилась в том, что несколько бомб, попавших в здание и во двор, не взорвались. Американцы часто применяли замедленные бомбы, и немецкий прораб приказал тотчас же поставить всех заключённых на «разминирование». С карьера привели людей – жертв среди них не оказалось.

Заключённых разделили на несколько команд, по числу неразорвавшихся бомб. На почтительном расстоянии от команд расставили бледноватых конвоиров, приказав навести автоматы на работающих. Вячеслав Иванов и Раймон Пруньер попали в одну команду.

Орудия – кирка и лопата, лом и тяпка-мотыга. Ни отбойного молотка (компрессоры приказали долго жить), ни экскаватора: ведь при разминировании такая машина может пострадать. Заключённые, разумеется, не в счёт!

Сперва работа подвигается быстро – раскидывают верхний слой почвы, взрыхлённый и как бы взбухший от воздушной занозы, впившейся в тело земли. Выкопана метровая яма, заключённые опускаются в неё. Наружу вылетает грунт, видно мелькание лопат. Темп замедляется. Вот уже получился двухметровый котлован такой ширины, что в нём свободно работают плечом к плечу человек десять. Подходит прораб, боязливо глядит вниз:

– Абер форзихт, форзихт, ферфлухтес донерветтер… фердаммт нох маль![76]

Раймон подмигивает Вячеславу: разнервничался фриц! Боится, как бы самому не взлететь в воздух вместе с обречёнными.

И вот на глубине в три, иногда четыре, а впоследствии случалось и на пяти метрах, показывается смятая железка стабилизатора и чёрное тело фугасной бомбы. Иногда об неё позвякивают лопаты, и тогда прораб наверху непроизвольно отскакивает. По телефону вызывают специальную команду из какого-то лагеря в Розенхайме. Оттуда привозят молчаливого мужчину средних лет в цивильной одежде, с особой повязкой на рукаве. Он спускается в котлован, осматривает бомбу и показывает, где нужно ещё немного подкопать. Потом ему подают набор гаечных ключей. Бригаду поднимают из котлована на-гора, конвой отводят ещё дальше, с незнакомым специалистом остаются в яме только два помощника, по его выбору.

В этот раз он выбрал Вячеслава и Раймона и слабо улыбнулся им, обнажая бледные дёсны. Затем гаечным ключом очень решительно стал орудовать над взрывателем. Двое помогали: то поднажать, то подчистить. И вот – головка свинчена, «хирург» опять устало улыбается и… лезет в соседний котлован. Тела обезвреженных бомб тут же закапывали со всей смертоносной начинкой. Кранов для подъёма тяжёлых бомб под рукой не было, узники были слишком слабы. Самые мелкие бомбы извлекали и подрывали на карьере, тяжёлые закапывали. И поныне, вероятно, немало зданий в германских городах стоят на довольно «зыбком» базисе из начинённых тротилом американских невзорванных бомб, с вывинченными головками взрывателей. Сомнительный фундамент мирного благополучия!

Жить в разбомблённом гараже стало негде. Ремонт должен был занять недели две, чтобы вновь оборудовать помещения для эсэсовцев и заключённых. Всю «лагеркомандо Штефанскирхен» перевели временно в город Розенхайм. Узников поселили в каком-то пустующем здании торгового склада с глубокими подвалами, где было пусто, холодно и сыро, но сравнительно безопасно при налётах.

В самом городе тоже были десятки невзорвавшихся бомб. Они торчали в домах, вернее, под домами, пробивши крыши и перекрытия до подвала и зарывшись в грунт под фундамент. Они сидели в почве садиков и скверов, посреди улиц и площадей, на железнодорожных путях, у пакгаузов и складов. Участок с бомбой обносился заборчиком из досок, на ограде писали «ферботен», и население обходило её. Было много случаев неожиданных взрывов этих бомб среди ночи, когда городок спал. Рассказывали, что подрывалось и много детей, игравших близ запретных участков или тайком, из любопытства, пробиравшихся в ограды.

Днём и ночью из-за альпийских вершин шли армады «летающих крепостей», тревоги объявлялись пять-шесть раз в сутки. Работая в городе на расчистке улиц или обезвреживая неразорвавшиеся бомбы, Вячеслав Иванов, Иван Бурмистров, Раймон Пруньер и лётчик Эдгар Франшо наблюдали работу американских самолётов. За несколько недель они только один раз видели попытку немецкого истребителя оказать сопротивление «крепостям». «Мессершмитт-109» несмело набрал высоту и пошёл в атаку на плотный строй «боингов». С ракурсом в три четверти он пытался обстрелять головную машину, но даже не успел выйти из фигуры: срезанный десятками пулемётных струй целой группы бомбардировщиков, немецкий самолёт увеличил число костров, пылавших на земле. И дважды довелось видеть узникам, как из глубины Германии возвращались подбитые зенитным огнём бомбардировщики – «Боинги-29». Однажды такая «летающая крепость» ползла на двух моторах из шести. Узники смогли проводить её взглядом до самых Альп. Чувствуя, что машина не перетянет через хребет, лётчики покинули её. Потом конвой рассказывал, что экипажи были негритянскими.

В городе, сильно повреждённом бомбёжками, начинали «пошаливать» сами немецкие солдаты: входили в магазины, брали закуски и вино, сигареты и лакомства, а иногда – брошки, кольца и браслеты у ювелиров и пытались выскользнуть, не заплатив. Публика их задерживала и звонила в полицию. На место происшествия приезжала машина с двумя рядовыми эсэсовцами и одним офицером. Вячеслав и его друзья не раз видели тягостную сцену расправы, прямо на улице. Пойманного с поличным солдата тут же ставили к стене. Кругом быстро собиралась толпа и загораживала от заключённых то, что делали эсэсовцы: срывали погоны, кокарду или ордена, а затем… раздавался один, второй выстрел. Тело забирали в полицию на маленькой грузовой машине.

Из всех работ, которые приходилось выполнять в Розенхайме заключённым, выше всего ценилась ими разборка разрушенных домов: в этих развалинах удавалось находить пищу. Обтянутые кожей скелеты находили в развалинах кухонь и столовых хлеб, колбасу, консервы. И если при откапывании бомб они проявляли непонятную немцам беззаботность, то при раскопках буфета, кухонной полки, ларя или холодильника действия их бывали осторожнее, бережнее и любовнее, чем при манипуляции археолога, проникшего в пирамиду египетского фараона!