Сын за сына - Александр Содерберг

У Йенса горели глаза. София видела, что он доволен. Нервный, испуганный, тревожный – но чувствующий себя на своем месте. Здесь он был как рыба в воде.

Йенс быстро взглянул на часы.

– Скоро увидимся, – прошептал он и двинулся прочь, как солдат, идущий в бой, кем он и был, хотя и без оружия.

Он так и не обернулся.

* * *

София прошла по лесу до возвышенности, где ей следовало остановиться и ждать. Холм находился недалеко от фермы. София легла на живот: жилой дом и строения вокруг него хорошо просматривались. Она увидела, как Йенс прокрался к хлеву и исчез внутри. София искала глазами Михаила, но тот не показывался. Прошло несколько минут, ничего не происходило, место выглядело заброшенным.

Альберт, возможно, где-то там. Ей хотелось встать, пойти туда, забрать его, уехать в Стокгольм, запереть дверь…

Движение в отдалении. Михаил. Он стоял спиной к ней, наполовину за деревом, самодельное оружие в руке.

Асмаров подошел к дому, поднялся на веранду, пригнулся под окном. Подбежал Йенс и сел на корточки рядом с ним. Они достали инструменты из карманов курток, встали, тихо, быстро и методично работая с петлями одного из окон, сняли раму, поставили ее на веранде.

Михаил влез в дом, Йенс – следом. Теперь они исчезли из ее поля зрения. Три кашляющих звука. Три секунды пустоты, затем еще одна серия.

На этот раз тишина была жуткой. София ждала.

Они убиты? Люди Ханке караулили внутри?

Кто-то показался в широком проеме входной двери.

Михаил махнул Софии.

Она вошла в просторный холл, обитый темным деревом, с широкой лестницей, загибающейся на пол-оборота наверх. На лестнице наискосок лежал мертвый мужчина, на груди и лице кровь. В глубине, в комнате, – еще один труп.

София стояла на месте. Йенс спустился по большой лестнице, держа в руке небольшой автомат. Михаил вышел из гостиной; свое оружие он сменил на такое же, как у Йенса.

– Здесь никого, – сказал тот.

– Пусто, – буркнул здоровяк-русский.

– Подвал, – показала София и пошла к приоткрытой двери и лестнице, ведущей вниз.

Подвал был единственным помещением из отшлифованного бетона, десять на десять метров. Прямо посередине – большое четырехугольное бетонное строение, как дом в доме: без окон, железобетон, стальная дверь.

Они посмотрели на строение.

– Что это? – спросила София.

– Убежище, – ответил Михаил.

– Внутри кто-то есть?

Он не ответил.

– Мы можем войти туда? – продолжила она.

– Нет.

– Никаким образом?

На этот вопрос Асмаров уже ответил.

Камеры на потолке были направлены на них.

– Мне это не нравится, – сказал Йенс. – Мы тут застрянем.

Но София не слушала. Она подошла к кубу, остановилась и постучала по стальной двери. Раздался глухой звук. Женщина стукнула кулаком три раза, подождала. Ничего. Она барабанила в дверь, сильно и долго.

– Альберт!

Рука у нее на плече, голос Йенса:

– Уходим отсюда, София.

– Нет, мы подождем, пока они не выйдут, – сказала она.

– Мы уходим сейчас же.

Он нервничал.

– Йенс прав, – подключился Михаил. – Здесь нельзя оставаться.

Асмаров с Йенсом покинули подвал. София не хотела уходить, но понимала, что они правы. Она нерешительно шагнула назад, повернулась и пошла следом.

Торопясь, они вышли из дома, в темноту, той же дорогой, что и пришли, вверх на полянку в сторону леса. Она остановилась на полпути, огляделась. Далеко, за домом, что-то светилось в тумане. Она могла различить контуры небольшого строения.

– Что это там? – София указала на юг.

Михаил с Йенсом посмотрели вдаль.

– Мы поймали их врасплох, а? Мы смотрим везде. Мы ведь так договорились, – умоляюще произнесла она.

* * *

Они шли по открытому участку между главным зданием и маленьким строением, которое увидела София. Йенс и Михаил прикрывали женщину с обеих сторон, темп был высоким.

Дом стал лучше различим. Построенный из кирпича, он стоял у выхода со двора. Внутри горел свет, дверь была открыта. Рядом – машина с работающим на холостом ходу двигателем…

Они остановились в пятидесяти метрах. Йенс сел на корточки, держа у плеча автомат.

– Вижу двоих внутри, – шепнул он.

Михаил не слушал – он начал стрелять по окнам дома. Потом побежал туда, паля короткими очередями.

– Давай ко мне за спину! – закричал Йенс Софии. Он выстрелил в машину, пробил задние колеса, потом пальнул в дом, а Асмаров все бежал. Стекла бились одно за другим.

Михаил ворвался внутрь через открытую дверь и исчез. Там он кричал и бесновался, как будто ругал кого-то. Потом вышел с двумя покорными мужчинами, заставил их лечь на землю около машины и связал им руки за спиной проводом.

София с Йенсом поспешили к нему.

– Обыщите дом, – сказал Михаил.

Йенс вошел внутрь, за ним София.

Своего рода стеклянная сторожевая будка, от большей части стекол остались одни осколки. Слева – кухня. Пахло едой. Четыре комнаты друг напротив друга. Мощные защитные двери, три из которых открыты.

Йенс осмотрел комнаты, оборудованные защитой от взлома. Стены звуконепроницаемые, без окон. В каждой комнате кровать, стол и стул. Камеры, здесь держали пленников. София дернула дверь четвертой комнаты – заперто.

– Михаил, ключи! – заорала она.

Секунды тишины. Потом вошел Асмаров и дал ей ключ. София вставила его в замок, повернула, открыла дверь…

Там сидел он, в углу темной комнаты, съежившись. Подросток…

Но это был не Альберт, а другой мальчик.

Комната закачалась перед глазами Софи.

– Нет, – прошептала женщина. Бормоча это слово, она пятилась назад; наконец силы покинули ее, и она опустилась на пол.

Это началось само собой – плач, не похожий ни на что другое; душераздирающий и животный, он вырывался откуда-то изнутри.

Михаил посмотрел на Софию, подошел и поднял ее, в то время как Йенс выносил мальчика.

Все четверо покинули будку.

Томми сомневался и колебался. Налил еще джина – и сомнения исчезли. Он позвонил самому ужасному из ужасных – Уве Нигерсону.

– Пообедаем, Уве?

– Угу, – ответил Нигерсон.

Томми вышел в сад и встал на колени за навесом, куда никогда не пробивалось солнце. Период биологического распада был здесь длиннее, чем где-либо еще, пахло сыростью и мертвой материей. Много старой листвы, возможно оставшейся с прошлого года – не участвующей в фотосинтезе, неразлагающейся, коричневой и неприглядной.