Высокие ставки - Дик Фрэнсис

— Нет, — честно признался я.

— Ну и все!

— Скорее всего, это ваших с Джоди рук дело. Фелисити взглянула на меня с неприкрытым отвращением.

— Да все лошадники знают, каким дерьмом вы были по отношению к нам! И меня совсем не удивляет, что кто-то решил выразить это мнение более материальным путем.

— А меня бы очень удивило, если бы кто-то, кроме вас, стал с этим возиться.

— Я не собираюсь обсуждать эту тему! — отрезала Фелисити.

— Зато я собираюсь! — сказал я и время от времени подходил к ней и снова заводил разговор о куче.

Куча заняла большую часть дня. Оставшееся время занял Квинтус.

Квинтус явился на трибуны со своими благородными сединами и пустой головой, чмокнул Фелисити в щечку и церемонно приподнял шляпу. При виде меня его несколько перекосило.

Фелисити ухватилась за него, словно утопающий за спасательный круг.

— Я и не знала, что вы приедете! — похоже, она была рада-радешенька, что он таки приехал.

— Знаешь, дорогая, я просто решил, что мне стоит быть здесь.

Она оттащила Квинтуса подальше от меня и принялась что-то ему говорить. Он кивал, улыбался, поддакивал. Она сказала что-то еще. Он еще раз благожелательно кивнул и похлопал ее по плечу.

Я снова подошел к ним и принялся развивать прежнюю тему.

— Ох, да прекратите же, бога ради, черт бы вас побрал! — взорвалась Фелисити.

— О чем это он, собственно? — поинтересовался Квинтус.

— Да о той навозной куче, которую свалили ему в палисадник.

— О-о... — сказал Квинтус. — А-а...

Я рассказал всю историю с самого начала. Я начинал чувствовать, что эта куча постепенно становится мне как родная.

Квинтус был явно доволен. Он посмеивался себе под нос, глаза его лукаво блестели.

— Поделом вам! — сказал он наконец.

— Вы думаете?

— Дерьму — дерьмо! — кивнул он с довольным видом.

— Что-что?

— Э-э... ничего.

Внезапно все встало на свои места.

— Так это вы! — уверенно сказал я.

— Какая чушь!

Ему все еще было смешно.

— Сортирный юмор — вполне в вашем духе.

— Это оскорбление! — Квинтус счел нужным обидеться.

— Между прочим, оставленную вами карточку я сдал в полицию, чтобы там сняли отпечатки пальцев.

Квинтус разинул рот. Потом закрыл его. Он опешил.

— В полицию?

— Да, ребятам в синей форме, — сказал я.

— Такие люди, как вы, совершенно не понимают шуток! — яростно выпалила Фелисити.

— Я готов принять ваши извинения, — вкрадчиво сказал я. — В письменном виде.

Они сперва принялись спорить, потом нехотя согласились, и мы отправились составлять извинительную записку. Все это заняло уйму времени. Для того чтобы доставить дерьмо по назначению, Квинтус нанял самосвал, а в кузов навоз загружал садовник. Материал для «шутки» щедро предоставили Джоди и Фелисити. А Квинтус проследил за исполнением и собственноручно написал записку.

Извинение он писал тоже собственноручно, с ухарскими росчерками. Я учтиво поблагодарил его и пообещал, что вставлю извинение в рамочку и повешу на стенку. Это ему не понравилось.

К тому времени пятая скачка уже закончилась, и пришла пора седлать лошадей к шестой.

Фелисити, как жене тренера, полагалось присутствовать там, где седлают их лошадь. Я знал, что, если она там будет, она сразу увидит, что лошадь не та.

С другой стороны, если она подойдет к лошади, ничто не помешает мне, как зрителю, тоже подойти, чтобы взглянуть на лошадь вблизи, а Фелисити не хотела так рисковать.

Фелисити разрешила проблему, отправив к лошади Квинтуса.

Сама она, сделав сверхчеловеческое усилие, примирительно коснулась моей руки и сказала:

— Ну, ладно. Кто старое помянет, тому глаз вон. Идемте выпьем.

И мы пошли в бар. Я взял ей большую порцию джина с тоником, а себе — виски с содовой, и мы стояли, болтая о пустяках, занятые собственными мыслями. Фелисити немного дрожала. Мне тоже стоило немалого труда скрывать свои мысли. И оба мы изо всех сил старались держать друг друга подальше от лошади: Фелисити потому, что думала, что это Энерджайз, а я — потому, что знал, что это не Энерджайз.

Фелисити ухитрилась так растянуть свою вторую порцию, что, когда мы наконец вернулись в сердце событий, лошади уже одна задругой выходили из паддока и направлялись к старту. Квинтус великолепно исполнил свои обязанности заместителя и на прощание похлопал лошадь по крупу. Фелисити шумно выдохнула и сразу утратила всю свою показную любезность. Она удалилась, чтобы смотреть скачку вместе с Квинтусом. Я не стал ее останавливать.

Конь показал себя совсем неплохо — для своего уровня.

В заезде участвовали двадцать две лошади. Все они были более чем средними, и Энерджайз оставил бы их далеко позади. Его дублер скакал в соответствии со своими способностями и доблестно пришел шестым. Это было лучше, чем я ожидал. Толпа с умеренным энтузиазмом приветствовала выигравшего фаворита, и я решил, что пришло время тихо испариться.

Когда я ехал в Стратфорд, я скорее надеялся, чем был уверен, что подмены не заметят до скачки. Я был готов на все — в разумных пределах, разумеется, — чтобы этого достигнуть. Я хотел, чтобы Дженсер Мэйз потерял все до последнего пенни из тех денег, которые он поставил на фальшивого Паделлика.

На что я не рассчитывал — так это на то, как проигранная скачка подействует на Фелисити.

Я не хотел встречаться с ней после скачки, но вышло так, что я ее увидел. Она шла, чтобы встретить возвращающуюся лошадь. Жокей — довольно известный всадник, которому, несомненно, было приказано сделать все, чтобы выиграть, — выглядел достаточно напряженным, но Фелисити была близка к обмороку.

Лицо ее было до жути бледным, она тряслась всем телом и глаза у нее были совершенно пустые, точно каменные.

Если я хотел мести — я отомстил на славу. Но я уехал с ипподрома тихо и незаметно. Мне было жаль ее.

Руперт Рэмзи встретил меня с каменным лицом. Обычно преуспевающие тренеры, встречающие владельцев, которых они пригласили поужинать, выглядят совсем иначе.

— Рад, что вы приехали пораньше, — тяжело уронил он. — Не будете ли вы так любезны пройти со мной в кабинет?

Я прошел следом за ним через прихожую в знакомую уютную комнату, освещенную пламенем камина. Руперт не потрудился предложить мне рюмочку, и я решил избавить его от лишних затруднений и начал первым:

— Вы собираетесь мне сказать, что к вам вернулась не та лошадь, которую увезли отсюда сегодня утром. Руперт вскинул брови.