Под чужим именем - Виктор Семенович Михайлов

в кузов тягача и, хотя рядом был механик, сам стал снимать заглушки и «водило». Он работал спиной к Комову, боясь обнаружить перед ним свое волнение, и только тогда, когда замполит пошел через рулежную дорожку к старту, Сердечко, спрыгнув с тягача, нагнал его и, глядя в сторону, сказал:

— Спасибо, товарищ майор…

— Не за что, — ответил Комов и, указав на горизонт, добавил: — Астахов и Зернов идут на посадку.

Техник-лейтенант побежал навстречу самолету. Растопырив руки, пятясь назад, он указывал направление рулежки. Следом за Астаховым сел и его ведомый. Самолет со все угасающей скоростью катился по полосе, издавая металлический грохот и свист.

Комов хотел было дождаться Астахова, но, почувствовав знакомую боль, вынул носовой платок, прикрыл им ухо и пошел к старту.

Солнце стояло высоко, но ветер был прохладный, северо-восточный.

Дежурный офицер доложил Комову, что майор Юдин ждет его звонка в парткабинете.

Секретарь партбюро просил Комова, если возможно, прислать в парткабинет Зернова: приехал его отец и хочет повидать сына.

Зернову был запланирован один вылет на отработку групповой слетанности в составе пары. Задание было выполнено.

Полковник Скопин, вернувшийся из штаба дивизии, здесь же, на старте, разрешил не только вопрос лейтенанта Зернова. Самолет пятьсот девяносто семь был поставлен на профилактику, а техник самолета Евсюков за небрежность, проявленную им на предполетном осмотре, получил трое суток ареста.

Когда летный день кончился, Комов задержался на аэродроме, чтобы потолковать с техником Левыкиным.

Несколько дней тому назад Левыкин внес рационализаторское предложение, удивившее всех своей технической зрелостью и оригинальностью конструктивного решения. Техник сконструировал аппарат, дающий возможность в течение нескольких минут произвести контроль и опробование всех аэронавигационных приборов на самолете.

Павел Левыкин, кончив школу авиационных механиков, был направлен в одну из авиационных частей на севере нашей страны. Прослужив несколько лет, он заболел и по заключению медицинской комиссии был переведен на юго-запад в «хозяйство» полковника Скопина. За недолгий срок пребывания в части Левыкин показал себя с хорошей стороны, а последнее рационализаторское предложение выдвинуло его в ряды лучших, наиболее пытливых техников полка.

Левыкин был среднего роста, он рано начал лысеть. Его редкие цвета спелой ржи волосы обнажали высокий лоб; из-под чуть приподнятых к вискам бровей смотрели несколько удлиненные, озорные глаза. Веселая, светлая улыбка подкупала и привлекала к Левыкину людей.

Майор подождал, пока Левыкин зачехлил и запломбировал самолет, передав его дежурному по стоянке, затем вместе с техником пешком направился к штабу. Левыкин жил на частной квартире в деревне Нижние Липки; до развилки дорог им было по пути.

Техник попросил разрешения закурить и предложил Комову папиросу. Они шли молча через поле, не поднимая ног, чтобы сбить травой приставшую к сапогам пыль. За лесом притаился и затих ветер; небо, перечеркнутое крест-накрест инверсионным следом самолета, было похоже на где-то виденное Комовым голубое с белым крестом знамя.

— Вы не насчет КАНАПа, товарищ майор?

— Насчет чего? — переспросил Комов.

— Насчет КАНАПа — контролера аэронавигационных приборов, — пояснил Левыкин.

— Да, я хотел поговорить с вами об этом приборе. Я думаю, что вам, товарищ техник-лейтенант, следует проявить инициативу и собрать еще два таких же прибора для первой и третьей эскадрилий.

— Я думал об этом, товарищ майор, но трудность заключается в том, что монтировать схему приходится из всякого утиля, нет деталей…

— Ну что же, — прощаясь с Левыкиным у развилки дорог, сказал Комов, — поговорим с инженером полка. Думаю, что необходимые детали мы получим.

Левыкин свернул влево и достал из комбинезона концертино. Комов услышал знакомую мелодию спортивного марша. Техник быстро шел к темнеющему впереди лесу, сдвинув на затылок фуражку, и, улыбаясь, перебирал лады…

IV. Падают цветы сурепки

С Астаховым Нонна Шутова познакомилась в прошлом году на первомайские праздники, когда приехала в полковой клуб с концертом городской самодеятельности. Тогда Нонна была еще Анастасия (дома ее звали Настей). Она носила девичьи косы, уложенные «короной» на голове, и мечтала о романтической профессии геолога. Потерпев поражение при штурме твердынь науки, Шутова вернулась домой стриженой, с прической «фестиваль» и необычайно «новыми» идеями, вроде того, что «жизнь коротка, ею надо насладиться…». Превращение Насти в Нонну, так энергично начатое под мудрым руководством маминой сестры Лукреции (Луши), живущей в областном городе, быстро завершилось дома на глазах у родителя, пришедшего в молчаливое изумление при виде этой метаморфозы.

Когда Аркадий Аркадьевич Шутов, отец Насти, уехал в Москву на совещание, Нонна осталась наедине с идеями, преподанными ей теткой Лукрецией. Геннадий Астахов стал частым гостем Шутовой, а «москвич» городского архитектора служил надежным способом сообщения между районным центром и гарнизонным городком…

Утром командир второго звена старший лейтенант Астахов явился точно к отходу автобуса на аэродром. В ответ на вопрос врача о самочувствии Астахов ответил:

— Отлично! — хотя во рту было сухо и голова казалась непривычно тяжелой. «Проклятый вермут!» — подумал Астахов и в ожидании результатов разведки погоды прилег на еще холодную, влажную траву.

Приятным, чистым тенорком запел вполголоса лейтенант Кузьмин:

— Во суббо-оту, день нена-астный…

Была действительно суббота, но день не обещал ненастья. Чуть розовеющие на востоке белые перистые облака на западе еще хранили темные, предрассветные краски.

Астаховым начала овладевать дремота, когда рядом с ним на траву шумно плюхнулся командир первого звена старший лейтенант Бушуев.

— Здорово, Гена! — поздоровался Бушуев, и сорвав веточку полыни, растер ее между пальцев.

До Астахова донесся горьковатый запах травы. Он зевнул, потянулся до хруста и лениво ответил:

— Здорово, тюлень! По таблице я вылетаю третьим, не люблю это число…

Бушуев, приподнявшись на локтях, сдернул с головы Астахова белый подшлемник и, внимательно присматриваясь к нему, сказал:

— Насчет всяких примет я не мастер, но вот то, что старший лейтенант Астахов явился на выполнение сложного пилотажа «не в форме», — это для меня ясно! Ты где пропадаешь вторую ночь?

— Будь другом, Леша, не приставай, — примирительно сказал Астахов.

— Вот как друг я тебя и спрашиваю. Вчера был день не летный, и я молчал, но сегодня… Где ты был эту ночь?

— Это мое личное дело! — резко бросил Астахов и, подложив под голову шлемофон, закрыл глаза.

— Готовность летчика к полету — не его личное дело, это дело наше, общее! Мы не позволим тебе…

— Леша, закрой сопло! — грубо перебил его Астахов.

— Становись! — услышали они команду и побежали к самолетам, но каждый из них знал, что на этом разговор не кончился.

Одним из первых на «спарке» летел Бушуев. Когда запустили двигатель и самолет, взревев, вырулил на рулежную дорожку, там, где он только что стоял, вздыбилось