Журналюга - дядя Коля

в Московский педагогический институт имени Ленина, на факультет иностранных языков (по-местному, на инфак). Казалось бы, странный выбор при таких родителях: папа, как-никак, заместитель главного редактора «Комсомолки», человек достаточно известный и влиятельный, мама тоже обладает некоторыми знакомствами, могли бы помочь своей дочке… Но Майя, помимо красоты, имела еще и достаточно критичный ум, реально оценивала свои способности и прекрасно понимала, что поступить на филфак МГУ или в Институт иностранных языков имени Мориса Тореза она все-таки не сможет — не тот уровень подготовки, да и связей у папы с мамой для этого недостаточно, а потому наметила себе более доступную и достижимую цель. Что называется, по зубам.

Разумеется, она не собиралась быть после окончания вуза училкой и преподать английский в школе — это не ее судьба, но хорошее знание двух-трех иностранных языков всегда пригодится. А что касается распределения и обязательной отработки в школе… Ну, там посмотрим: нужно сначала дожить (доучиться) до этого, а потом будет видно. В конце концов, у каждой нормальной девушки есть законный способ избежать ненужной отработки — надо лишь выйти замуж и забеременеть.

Тогда у тебя появится официальная возможность навсегда забыть о школе: сначала декретный отпуск, потом — три года с ребенком дома, вот тебе и весь обязательный срок по распределению. А потом можно будет отправить уже подросшего бэбика в детсад (бабушка с дедушкой сидеть с ним вряд ли будут — у каждого своя, очень важная работа!) и плотно заняться поиском того места, которое придется тебе по душе. И удовлетворит тебя по зарплате.

Паша об этих планах Майи хорошо знал и полностью их поддерживал: исключительно правильное решение! Чем без толку биться головой о бетонную стену вступительных в МГУ или в Иняз, когда проще (и в итоге намного выгоднее) закончить Ленинский пединститут и получить очень неплохое знание нескольких иностранных языков. С ними в жизни никогда не пропадешь! Если что, можно устроиться в тот же самый «Спутник» (или даже в престижный «Итурист») и кататься потом с зарубежными гостями по всей стране. Или же найти место переводчика в какой-нибудь тихой, приличной конторе (желательно — с регулярными краткими загранкомандировками)…

Папа, Иван Сергеевич, если что, всегда поможет Майе — легко устроит к себе в газету, в международный отдел, где требуется постоянно читать иностранные газеты и журналы и делать небольшие выжимки по той или иной теме. Можно, в принципе, работать на радио с телевидением (иновещание), а также в зарубежных редакциях советских новостных агентств. Да мало ли где еще! В общем, вариантов было масса, главное — поступить в пединститут и успешно его закончить. А там Иван Сергеевич точно пропасть не даст! И самой дочурке, и тому, кто будет с нею рядом…

В качестве варианта спутника жизни Майя, кстати, уже довольно серьезно рассматривала кандидатуру Павла Матвеева — если тот, конечно же, поступит на журфак и одновременно станет где-то подрабатывать, чтобы обеспечить им самостоятельное приличное существование. Тогда они смогут пожениться уже на пятом курсе, а потом она сразу же забеременеет — чтобы избавиться от обязательного распределения. Будет сидеть с ребенком, а папа в это время устроит Пашку на хорошее место в какую-нибудь известную газету или в журнал и поможет сделать карьеру. И всё у них будет хорошо, как говорится, в полном шоколаде…

А разве может быть как-то еще иначе? У нее, такой красивой, умной и расчетливой девушки? Это пусть там разные дурочки выходят замуж в двадцать лет по любви, рожают двоих-троих детей, а потом тащат на себе весь груз семейной жизни… Она лично не собирается к тридцати годам становится толстой, обрюзгшей, смертельно уставшей и замотанной жизнью теткой, вынужденной целыми днями сидеть на скучной, неинтересной работе, а вечерами сломя голову бежать за ребенком в детсад (надо успеть до шести!), а затем стоять в длинных магазинных очередях. Все мечты которой — съездить раз в пять лет на Черное море и отдохнуть пару недель. А потом — снова впрягаться в семейный хомут и тащить на себе бездельника мужа и непутевых детей… Жить только ради них, забыть о самой себе, своих мечтах и тайных желаниях… Чтобы к ней уже в сорок лет обращались «бабушка» и уступали место в автобусе и метро. Нет, такая жизнь — точно не для нее, не для Майи Киселёвой!

Глава 19

В мае учеба приобрела уже вообще бешеный характер: из-за праздников пропали три дня (1, 2 и 9 мая), на подготовку к экзаменам осталось фактически три с половиной недели. Поэтому сидели в школе до четырех-пяти часов, а потом еще до полуночи зубрили учебники. Самым трудным для Паши являлась будущая письменная алгебра — ее кровь из носу следовало сдать на четверку. За сочинение он не боялся, за устные историю, обществоведение, литературу и английский тоже — постарается получить по ним «пять».

Он уже подсчитал: средний балл в вроде бы выходит как раз четыре с половиной — то, что нужно. Тогда на четырех экзаменах в МГУ он должен будет набрать всего восемнадцать баллов (две четверки и две пятерки) — задача трудная, но выполнимая. Получить «отлично» по вступительному сочинению — крайне сложно (одна-две легкие помарки, крошечные ошибки или просто неточности — уже минус балл), но ему хватит и «хорошо». Сдать на «пять» историю и английский (оба предмета — устно) — вполне реально, ему по силам, значит, значит, в запасе останется еще один балл — как раз на устный экзамен по русскому и литературе. Если его не станут откровенно валить, то должен прорваться.

За школьные экзамены он не волновался (ну, кроме алгебры): учителя — все свои, знают его очень хорошо, а репутацию за последний год он приобрел весьма положительную. И успеваемость подтянул, и по общественной линии отметился (выступление на конференции по книгам Брежнева плюс работа в стенгазете), да еще героем стал (последние события с Гвоздем). Школьное начальство ему благоволило (особенно парторг Николай Иванович) и делало все, чтобы он успешно закончил школу.

В «Спутнике» тоже все шло хорошо: учеба закончилась, началась практика. Он успешно провел положенные экскурсии (с нашими, советскими туристами) и получил хорошие отметки. Денег, правда, не заплатили — это считалось отработкой за курсы, но зато он мог смело приступать к своим прямым обязанностям — обслуживать иностранные группы. Удостоверение временного сотрудника «Спутника» — в кармане, необходимые знания есть, значит, вперед, к настоящей работе.

С Майей отношения были стабильные — ровные и гладкие, с Ингой тоже стали потихоньку складываться. Он, как и прежде, не форсировал события, но старался всегда находиться с ней рядом (когда они оказывались вместе в какой-нибудь гостинице, откуда начинались экскурсии по городу или же в самом «Спутнике»).

Однако, как то обычно бывает, когда все идет слишком хорошо, жди от судьбы очередной подлянки. Так оно и вышло: Пашу неожиданно вызвали в органы. Причем не в милицию, не в связи с Гвоздем (это дело было давно закрыто), а прямо в здание КГБ на Лубянке (площадь Дзержинского): однажды вечером у него дома раздался телефонный звонок и некий «товарищ Серегин» очень серьезным голосом попросил его прибыть по известному адресу. Вход со стороны улицы Дзержинского, через приемную, там будет пропуск. Надо прийти в ближайшую среду в пять часов вечера, его будут ждать.

Глава 20

Хорошо, что во время звонка «с Лубянки» дома у Павла Дмитриевича никого не было: родители еще не пришли с работы, а Васька, как всегда, где-то гулял, Поэтому о вызове в КГБ никто и не узнал. А сам Павел Дмитриевич, разумеется, говорить никому ничего не собирался: не стоит волновать родных, а то еще пристанут с совершенно ненужными вопросами, нафантазируют себе бог знает что… Вот сходит он туда, куда надо, всё выяснит, а потом, если будет нужно, расскажет. Но, скорее всего, все же промолчит…

В назначенный день, в среду, он стоял у неприметной двери слева от главного здания КГБ. Если не знать, что это вход в приемную самой грозной и влиятельной организации в СССР, пройдешь мимо — и не заметишь. Но именно через эту приемную и был доступ в Комитете государственной безопасности для обычных посетителей — если их вызывали. Впрочем, некоторые советские граждане приходили сюда и сами, без всякого вызова (что называется, по зову сердца и велению совести) и оставляли у дежурного свои послания: письма, сообщения, обращения и т. д. Однако большинство граждан, как и Павел