Игры богов - Александр Золотько

Бродяга, естественно, может смотреть на Беса как заблагорассудится, но сам Бес не считал, что длинная жизнь – наказание. Сам Бес не без пользы учился в трех… четырех академиях, если считать Школу в Саду. И, между прочим, это именно Бес подсказал Аскету идею об атомах, которые имеют способность внезапно изменять траекторию своего движения. И Аскет смог развить теорию об отсутствии предопределения. За это его даже причислили к Десяти мудрейшим. Если честно, то, говоря об этих сворачивающих с прямолинейного пути атомах, Бес имел в виду себя и говорил, если выражаться высоким стилем, аллегорично, но Аскет воспринял высказывание как откровение и присвоил идею себе. Ужасно смущался потом при встрече с Бесом и даже пытался посвятить ему свой трактат о Тверди небесной, но Бес благоразумно отказался.

Возвращаясь к вопросу о гибели богов… Не имея возможности попробовать на практике, Бес решил исходить из логики. Предположим, если взять бога и отрубить ему голову… Когда Бес представил себе эту картинку впервые, то даже сам удивился, насколько она получилась симпатичной и привлекательной. Вот так вот просто берешь первого попавшегося бога и сносишь ему голову. Бдзинь.

Если такую операцию провернуть с вечно молодым или с нажравшимся сомы, то смерть наступит мгновенно. Субстанция, именуемая душой, куда-то разом девается, и наступает смерть. Если голову снести бессмертному, то он остается живым. И даже стремится себя восстановить. Сам Бес этого не видел, но один несчастный бессмертный рассказал, как ему снесли голову и как потом от этой головы выросло новое тело. То есть душа осталась в голове, и на нее снова налипли атомы плоти. Долго и болезненно.

И если голову снести богу, то… Вот тут рассуждения Беса теряли почву и провисали. Можно ли богу нанести увечье? Или рану? И что произойдет тогда? Раны ведь разные бывают. Бродяга вон говорил, что на него яд действует. И тот, кто засаду на дороге организовывал, это прекрасно знал. Или это оттого, что у Бродяги нет Силы? Нет Силы – есть проблемы, есть Сила – нет проблем. Красивая фраза, нужно запомнить. Но в любом случае Бес снова вернулся туда, откуда начал, – как появляются боги?

– А есть способ спасти Вечный город, кроме как передать другому богу? – спросил Бес, которому надоело молчать.

– Не вижу, – ответил Бродяга. – Я и сам сейчас подумал об этом. Боги могут спасти город только так, но, скорее всего, делать этого не будут. А люди…

– А люди могут только придумывать новые позиции, – закончил Бес.

– Которые, как мы уже знаем, исчерпаны.

– Слышь, – оживился Бес, – а если тебя волокли сюда, чтобы ты новую позу продемонстрировал?

– Пошел ты…

– Уже в пути. – Бес встал со скамьи. – И дальше будем сидеть или пойдем на постоялый двор возле Нижнего храма?

– На постоялый двор… – Бродяга на мгновение задумался, – сходишь один.

– И то, – согласился Бес, – но ты учти, если меня схватят и врежут палкой по ребрам, то я тебя сразу же сдам. Очень боюсь боли. И еще мне не нравится тамошняя кухня. Сам подумай, как могут готовить в заведении, именуемом «Радость Змея»?

Хозяин «Радости Змея» был человек с фантазией, хотя и довольно специфической. Змей, упомянутый в названии, был, естественно, не зеленым гадом, а частью человеческого тела. И радоваться на постоялом дворе он должен был не на кухне или в обеденном зале, а на втором этаже – в жилых комнатах. Хотя последнюю пару лет радости на постоялом дворе было мало. Иногородние путники почти не появлялись, а местных на второй этаж удавалось загнать только личным указом Светлого повелителя, который такого указа, естественно, издавать не собирался.

Так что «Радость Змея» доживала свои последние дни. И мысль о том, что весь город вряд ли переживет постоялый двор, хозяина не утешала. О возможной скорой гибели города хозяин «Радости Змея» старался не думать.

Сегодня посетителей в зале было, по мерке последних лет, много. Девять человек. Причем трое из них – не просто едоки, но и постояльцы. Два торговца рыбой, приплывших с побережья, и бродячий лекарь, акцент которого указывал на один из Оазисов Великой пустыни. Торговцы жили третий день, лекарь – почти неделю. Торговцы девок заказывали трижды, лекарь – только один раз, в день приезда, для того чтобы выполнить отсроченную повинность.

Хозяин постоялого двора как раз убирал со стола остатки завтрака торговцев, когда распахнулась дверь и в обеденный зал вошел десятый посетитель. Оглядевшись, он прошел к пустому столу возле стены и сел, как показалось хозяину, чтобы его хорошо было видно всем.

– Вино, – сказал десятый посетитель. Получив заказанное, посетитель провел пальцем по краю чаши и потребовал заменить посуду на чистую. Хозяин молча выполнил требование.

Посетитель попробовал вино и заявил, что это пойло он пить не собирается и требует другого, получше. Посетитель явно был взвинчен и разозлен. Хозяин не стал спорить, а вынес новый кувшин, из личных запасов.

– Сволочи, – ни к кому не обращаясь конкретно, заявил посетитель. – Я, Бес, как идиот перся по барханам только для того, чтобы меня попытались убить. Сволочи! Ну, они у меня получат заказ. Как же! Распахнули кошелек! Сделай как нужно, и все будет чики-тики! Ага… Сейчас… Это мне чики пиками попытались сделать… А тут еще такую лахудру возле ворот подсунули! Пришлось платить за отсрочку, да еще за двоих… Мать вашу так! И теперь за двоих придется отдуваться…

Посетитель осушил чашу и налил новую. Остальные на него поглядывали молча, понимая, что в таком состоянии человек вовсе не хочет беседы, он хочет найти повод надавать кому-нибудь в рожу. И каждое движение посетителя указывало на то, что подобное желание он может осуществить со знанием дела и не обращая внимания на желания всех остальных.

Десятый посетитель выпил свою чашу и, глядя перед собой, сумрачно заявил, что лично он, Бес, будет ждать только до тех пор, пока не допьет вот этот кувшин кислятины, а потом уйдет, и пусть эти сволочи ищут его где хотят. Хоть за Ледяным перевалом.

Торговцы расплатились и ушли наверх, в свои комнаты. И правильно сделали, одобрил хозяин постоялого двора. Шесть драк из десяти на его памяти начинались с того, что кому-то не нравился стойкий рыбный запах торговцев рыбой. Или раздражала медлительная речь и тягучий выговор этих самых торговцев.

Местные посетители переглянулись, словно прикидывая, сладят ли всем скопом с забиякой. И опустили взгляды, решив не связываться. Очень разумные люди, в который раз убедился хозяин «Радости Змея». А вот лекарь из пустыни…

Потом уже, рассказывая обо всем опоздавшей городской страже, хозяин постоялого двора указал именно на эту явную глупость лекаря.

– Они все там в пустыне на солнце перегрелись, – сказал хозяин. – И этот так встал со своего места, подошел к… да, к тому парню, Бесу, и что-то стал ему говорить. Тихо так, что я и не услышал. Бес помолчал, слушая, а потом встал медленно и тихим голосом говорит, что, мол, это ты, гад, своих уродов ко мне подослал. А лекарь ему головой мотает, не соглашается. Даже за цепочку свою схватился, типа клянется. А Бес… ну, парень тот, как заорет! Пасть, кричит, закрой, сволочь смоленая. А для этих, из Оазисов, такое хуже, чем в рожу плюнуть… Это у них, типа, так обезьян сделали, по легенде. Взяли самого уродливого человека и осмолили на огне… Он его, значит, типа, макакой голозадой назвал. Я уж думал, лекарь в драку полезет, но не тут-то было. Лекарь как раз повернулся, чтобы уйти, а Бес его за плечо схватил, к себе повернул. За Черными снова пошел, кричит, опять натравить хочешь… Только Беса, кричит, не кинешь! Бес свое получит! И посылку он отдаст, только когда получит свое. И разговаривать он собирается только с тем, кто может обещанное отдать, а не с… огуречными педиками.